Осень в Пекине
Шрифт:
Бронза хохотала безо всякого стеснения. Она даже не застегнулась. Атанагор тоже не смог удержаться от улыбки. Он поставил поднос на стол и протянул женщине бутерброд.
— Ах, какие крошечные рюмочки! — воскликнул аббат. — Ради них не стоило вырывать листок из моего блокнота. Tanquam adeo fluctuat nec mergitur [35] .
— Et cum spiritu tuo [36] , — отозвалась Бронза.
— Дерни за веревочку, дверь и отвалится, — хором заключили аббат и археолог.
35
Комическое
36
«Et cum spiritu tuo» (и с духом твоим) — ответ во время католической литургии на слова священника: «Dominus vobiscum» (да будет Господь со всеми вами).
— Клянусь собственным именем! — возгласил кюре. — Это истинное наслаждение — повстречать таких религиозных людей!
— Наша профессия требует определенных знаний, — объяснил Атанагор. — Хотя в общем мы скорее неверующие.
— Вы возвращаете мне душевный покой. А то я уже начал было ощущать прикосновение греха. Теперь отпустило. Посмотрим же, что это за «Куантро». Жаль, раков к нему нет, а то вышел бы этакий Куан-тро-пик-рака [37] .
Атанагор откупорил бутыль и разлил напиток по рюмкам. Аббат поднялся и взял одну из них. Он посмотрел на содержимое, понюхал и выпил.
37
Куан-тро-пик-рака. — Намек на роман Генри Миллера «Тропик Рака»; подробней см. в статье о жизни и эпохе Б. Виана.
— Хм, — сказал он и снова протянул свою рюмку.
— Как вы его находите? — спросил Атанагор, наливая новую порцию.
— Отвратителен. И воняет нефтью.
— Значит, я перепутал бутылки. Там стояли две одинаковые.
— Можете не извиняться, — сказал аббат. — Напиток вполне сносный.
— Это первоклассная нефть, — заверил археолог.
— Позвольте мне выйти поблевать, — сказал аббат Грыжан.
— Пожалуйста-пожалуйста. Я пойду поищу другую бутылку.
— Тогда поспешите, — сказал аббат. — Ужасней всего, что эта гадость сейчас снова окажется у меня во рту. А, была — не была, я зажмурюсь. — И он вылетел в проем палатки.
Бронза хохотала, упав на кровать и закинув руки за голову. Ее черные глаза и крепкие зубы ловили на лету вспышки света. Атанагор еще колебался, но когда снаружи донеслись хрипы Грыжана, его пергаментное лицо разгладилось и повеселело.
— Симпатяга он, — сказал археолог.
— Он придурок, — возразила Бронза. — Какой-то сомнительный кюре. Забавный, правда. И руки у него ловкие.
— Тебе же лучше, — сказал археолог. — Пойду поищу «Куантро». Но ты все же подожди, пока не увидишь Анжеля.
— Конечно, подожду, — сказала Бронза. Аббат показался у входа.
— Можно? — спросил он.
— Разумеется, — сказал Атанагор, посторонившись и пропуская кюре; он прихватил
Аббат уселся на парусиновый стул.
— Простите, что не сажусь с вами рядом, но от меня несет рвотой. А в ботинках с пряжками аж хлюпает. Ужасно стыдно. Сколько вам лет?
— Двадцать.
— Нет, это многовато. Скажите три.
— Три.
И Грыжан со скоростью автомата для лущения гороха отсчитал на четках три костяшки. Когда он закончил свои манипуляции, вошел Атанагор.
— Ага! — оживился аббат. — Поглядим, не окажется ли-кё-расином этот «Куантро».
— На этот раз менее удачно, — придирчиво заметила Бронза.
— Прошу прощения, но никак невозможно изливать каламбуры сплошным потоком, тем более когда одновременно изливаешь содержимое желудка.
— Это точно, — согласилась Бронза.
— Справедливо замечено, — поддержал Атанагор.
— Тогда выпьем, — провозгласил аббат. — А потом я отправлюсь к Клоду Леону.
— Может быть, мы составим вам компанию? — предложил археолог.
— А... а спать сегодня ночью вы не собираетесь? — спросил аббат.
— Мы тут редко спим, — сказал Атанагор. — Это отнимает чертовски много времени.
— Совершенно верно, — поддакнул Грыжан. — Не знаю, зачем я спросил, я ведь тоже никогда не сплю. Не исключено, что я немножко ревную: мне казалось, я один такой. — Он на минуту задумался. — Да, это в самом деле так. Я оскорблен. Но ничего, жить можно. Налейте-ка «Куантро».
— Извольте.
— Ага! — сказал аббат, рассматривая рюмку на свет. — Теперь настоящий. — Он отпил глоток. — Хороший ликер. Но после нефти все отдает ослиной мочой.
Он допил свою рюмку и фыркнул.
— Ну и гадость. Это мне урок на будущее: нечего разбрасываться нарушениями направо-налево.
— Неужто вам не понравилось? — удивился Атанагор.
— Что вы, разумеется, понравилось, — сказал Грыжан, — но только получил свои сорок три градуса одним махом — и всё, гуляй. То ли дело «Аркебуза» девяностопятиградусная или добрый спирт для компрессов. Вот когда я служил в Сен-Филипп-дю-Руль, я в качестве церковного вина исключительно чистый спирт употреблял. Что это были за мессы, скажу я вам, это же были искрометные мессы!
— Почему вы там не остались? — спросила Бронза.
— Потому что меня выперли, — сказал аббат. — Назначили инспектором, то есть, попросту говоря, сместили с должности. Именно так все и обстояло, не будь я Грыжан.
— Зато теперь вы можете путешествовать, — сказал Атанагор.
— О да, безусловно, я ужасно доволен! — воскликнул аббат. — Пошли искать Клода Леона.
— Пошли, — согласился археолог.
Бронза встала с кровати. Атанагор потянулся рукой к газовой горелке и сплюснул немного пламя, чтобы придать светильнику вид ночника. Потом все трое вышли из погрузившейся во мрак палатки.
XI
— Что-то долго мы идем, — заметил Атанагор.
— А? — встрепенулся Грыжан. — Я и не считал. Я был погружен в медитацию — вполне классическую, впрочем, — о величии Бога и ничтожности человека в пустыне.
— Да? — сказала Бронза. — Это не ново.
— Вообще-то говоря, — ответил Грыжан, — я размышляю в ином ключе, чем мои коллеги. Это придает моим медитациям особый шарм и авторский стиль. Кроме того, я ввел в них велосипед.
— Интересно, как же вы это сделали? — спросил Атанагор.