Осенние
Шрифт:
— Как зовут вашего брата?
— Михаил.
— Вы часто работаете, сидя за компьютером?
— Да.
Он хотел, кажется, спросить, к чему это я.
— Вот представьте… Вы сидите за компьютером. Работаете с документами. Кликаете на следующий, а вместо страницы документа — внезапно появляется видео. — Я говорила бесстрастно, где-то даже благожелательно. Смотрела на его лицо, на опущенные глаза — и видела, как он всё это представляет. Привычно же… Отодвинулась ещё немного. — Но видео вы не убираете, потому что внезапно же там появляется ваш Михаил, и вам становится интересно. Михаил идёт по улице. Весёлый. — Я сделала
И, вспугнув голубей, изо всех сил помчалась из сквера. Ему за мной всё равно не угнаться, если он недавно после больницы. Проскочив последние кусты и сообразив, что он может попробовать прийти на работу, чтобы найти меня, уже быстрым шагом пошла переулками зданий МЧС туда, куда он точно не пойдёт, — пересечь микрорайон и выйти к остановке. Уже испуганная: а вдруг он вообще злобный, только сейчас более-менее нормальный, потому что пока чувствует себя болезненно? Вдруг он сделает что-нибудь такое… Господи, зачем я это сказала ему…
Запел мобильник. Поискала в сумке, задев тающее мороженое и испачкавшись в нём. Вытащила телефон. Номер незнакомый. Ткнула в кнопку. Недовольный мужской голос в ухо:
— Алёна, пожалуйста…
Ахнула и быстро отключилась. Откуда у него мой номер? Вспомнила: Женька же говорил, что меня нашли по его мобильному… Мама… Он же теперь знает, и где я живу. Господи, ну чего он пристал ко мне?!
Огляделась. Пересекая улочки, оказалась у какого-то кафе. Скамья. Села подальше от входа. Поставила перед собой сумку, вынула из неё стаканчик мороженого, наполовину пустой. Собрала салфетками вылившееся в сумку мороженое, выбросила в урну рядышком и застыла, сидя и думая… Обидно. Ещё и мороженое… И затряслась от смеха, морщась от подступающих слёз. Мороженого жалко-о!
Машинально сняла с волос резинку, помотала головой.
И что теперь делать?
Я глупая. Таких, как я, в ярмарочный день выставляют на всеобщее обозрение, как экспонат цирка уродов. Чего я на него?… Чего-чего… Одичала. С людьми разговаривать не умею. Предупредил же Женька, что семья влиятельная… А, будь что будет.
Позвонила Порфирию:
— Порфирий Иванович, я, наверное, заболела. — И шмыгнула. — Пойду домой. Если заказы будут — отсканируйте, пожалуйста. Ладно?
— Иди уж, — добродушно сказало начальство. — Сделаем, как будут.
Так. Голос начальства спокойный и привычно самодовольный. Константин в контору не заходил. Уже счастье…
Шла по дорогам между домами и размышляла. Мама говорит, я людей додумываю. То есть — вот человек передо мной, он мне что-то сказал, я ответила, а потом сочинила за него новую реплику. И — не угадала. Или: знаю немного характер кого-нибудь — и додумываю, каков человек в жизни. А он совсем другой.
Но изменяться трудно. В смысле — не додумывать. На тех, кто может узнать про автописьмо, я всегда гляжу с подозрением, что они видят во мне уродину. Человека с небольшой, но опасной ущербностью. И вообще: боюсь, что про меня узнают. А тут… Ситуация, когда самой пришлось раскрыться. Сама рассказала. И вот вам — пожалуйста. Я же права оказалась в своей боязни. Страшно…
Беспокойно-сумбурные мысли снова прервал мобильник. Сообщение пришло. Помедлив, я открыла его. «Алёна, простите. Не хотел вас обидеть».
Убрала мобильник в сумку. Отвечать не собираюсь.
И снова тёмные думы. Автописьмо — дар или проклятие? Скорее — второе. Из-за него боюсь познакомиться с кем-то. Узнают — что будет? У меня свой сценарий. А настоящего мне не узнать… Я сама отодвинула себя в сторону от активной жизни. И жизни этой почти не знаю.
К своему дому подошла с головой, совсем уж разболевшейся от тяжёлых мыслей. Уже забыла, что боялась встретить у дома Константина. Ну и… Наткнулась.
Он сидел на скамейке возле подъезда. На этот раз даже не подложил газет. Впрочем, он, наверное, с собой газет не возит. А рядом, на скамейке, лежала целая копна роз. Я аж остановилась. Такая куча!
Он встал и сказал:
— Это моё извинение. Больше приставать не буду.
— Спасибо, — буркнула я и растерялась: а дальше что? Что мне ему сказать?
Ничего не надо было. Он кивнул и ушёл к своей машине, которая стояла напротив подъезда. Уехал. А я недоверчиво подошла к скамейке, некоторое время смотрела на цветы, отмечая багряно-тёмный оттенок мохнатых лепестков, сразу напомнивший цвет его машины. Тёмный огонь. Где только такие нашёл. Настоящие осенние… Потом нагнулась и бережно взяла всю охапку. Цветов мне никогда не дарили. Тем более в извинение. Уже спокойней вошла в подъезд. Даже улыбнуться смогла.
А дома снова началось: почему он мне столько цветов принёс? Почему просто не исчез из моей жизни? Нет, розы мне понравились… Но… И уже дома на меня снова же нахлынул страх: а если, исцеляя его по портрету, я как-то привязала его к себе?! Слышала рассказы о том, что после колдовских привязок женщина, которая этим занимается, потом жалеет об этом всю свою жизнь! А вдруг…
Проворочалась опять всю ночь. Утром приняла таблетку от головной боли и решила раз и навсегда: хватит о нём думать. Он пришёл, выяснил, что ему надо. Всё. Что с меня ещё взять? Больше он не придёт. Ну и хорошо.
На работу полетела, твёрдо приказав себе: пока в сквер больше не ходить. Голуби обойдутся, а новой встречи мне точно не надо.
В приёмной Порфирия не было. Странно. Я, вообще-то, минуты на три опоздала, а он любитель устроить выволочку погромче и поцветистей.
Начальство было обнаружено в комнате машинисток. В нашей комнате. Оно сидело на моём стуле, с крутящимся сиденьем, и занималось тем, что задумчиво каталось из стороны в сторону. Вес начальства не мой. Стул под ним скрипел и охал, а иногда противно визжал. А мои коллеги с испугом смотрели на Порфирия от своих столов.
— Здрасьте, — неуверенно поздоровалась я.
Начальство посмотрело на меня искоса и промолчало. А коллеги теперь и на меня уставились со страхом. Я переступила порог и, чувствуя неприятность, спросила:
— Что-то не так?
Порфирий встал, подошёл ко мне, обнял за плечи и увёл в приёмную. Здесь он усадил меня перед своим столом — на стул для посетителей и клиентов. Сам сел в своё кресло, пожевал губами и сказал:
— Никогда не думал, что такое может произойти с моей конторой. Алёна… Даже не знаю, как сказать такое. — И он замолчал, упорно глядя на стол.