Осенние
Шрифт:
«Могу!»
«Перезвоню».
Всё. Не выдержала. Взяла папку, вынула лист, распечатала коробку с мелками.
Мобильный запел, я изо всех сил прижала трубку к уху — аж загорелось!
— Привет, солнышко!
— Костя-а!..
— Как у тебя с ногой? Ходить можешь?
— Конечно! Костя, спасибо за цветы и за яблоки!!
— На здоровье. Чем занимаешься?
Я лихорадочно поразмыслила и выпалила:
— Сижу, думаю, рисовать ли тебя — не рисовать!
— А в чём проблема? Модели рядом нет? — усмехнулся он.
— А ты разрешаешь рисовать
— Угу. Алёна, а ты меня как рисуешь? Просто лицо?
— Ну да! Мне хочется, чтобы ты рядом со мной был. — Я прижала плечом мобильный к уху и с торжеством вынула акварельный мелок. Всё. Мне разрешили, а значит — ничего страшного произойти не может. Говорят же, что самое главное: человек должен знать, что его рисуют! — Просто лицо. Чтобы ты на меня смотрел. Одобряешь?
— Стой! Условие: ты мне потом перешлёшь рисунок.
— Куда?
— У тебя же личная почта есть. Назови логин, и я пришлю тебе письмо. А уже по имеющемуся адресу ты пришлёшь мне скан рисунка.
Машинально взглянув на принтер, который у меня «три в одном», я кивнула, чуть не выронив трубку, а потом вспомнила, что ему моего кивка не видно, и подтвердила:
— Ладно, будешь моим художественным критиком.
— Ты уже рисуешь?
— Да.
— Хорошо. Значит, наш разговор тебе не мешает. Алёна, у меня просьба: Новый Арбат. С другой стороны площади, перед театром, есть ещё одна тихая улица. Ты ведь со своей подругой часто гуляешь? Когда состояние ноги позволит, сходи туда с Таней, пока все листья не осыпались.
— А что там? — поинтересовалась я, удивлённая его странной просьбой.
— Ничего. — Он усмехнулся, что было очень отчётливо слышно. — Мне хочется, чтобы ты… нет, вы вдвоём там погуляли. Будет такая возможность?
— Будет.
Ответила я не сразу. Несмотря на удивление, вызванное его просьбой, портрет рисовался очень быстро. Я как-то даже не ожидала, что мелок может так мягко скользить по бумаге, лишь изредка застревая на некоторых шероховатостях. Начала с тёмных глаз, чуть прищуренных на меня. Длинноватый нос, потому что Костя сидит, чуть ссутулившись. Небольшой рот с морщинками по краям — мужчина, внимательно глядящий на меня, чуть улыбается. Подбородок с чуть намеченной ямочкой. Волосы назад. Сидит — плечи, обтянутые футболкой, чуть вперёд. Ага, он не на совещании. Поймала себя на том, что улыбаюсь ответно… И лишь позже поняла, что Костя молчит.
— Костя?
— Я здесь, — отозвался он. — Так понял, ты увлеклась рисованием.
— Да… Извини. — Я вдруг даже испугалась, вспомнив, что он звонит из Канады, а значит, это моё молчание влетает ему в копеечку.
— Ничего. Что сегодня было интересного?
Я снова немного помялась, а потом всё-таки рассказала о девушке, которую привели ко мне Женя и Михаил. Костя перебил лишь раз, уточняя что-то, чего не понял. А потом задумчиво сказал:
— Михаил ушёл с Иришкой? Брат у меня влюбчивый, надо бы проследить за ним, чтобы потом ни у кого разочарования не было.
Озадаченная, забыв, что хотела спровоцировать его на какой-нибудь длинный рассказ, чтобы слушать и
— А ты часто вмешиваешься в личные дела брата?
— Звучит укоризненно, — насмешливо ответил он. — Нет. Не часто. Михаил знает за собой такое. Но забывает, когда теряет голову в очередной раз, а потом с ним бывает плохо. Он надолго замыкается в себе, если его бросают. Или страдает сам, когда остывает к очередному объекту страсти. А поскольку он почему-то решил, что я лучше всех в семье его понимаю, то для меня его состояние разочарованности и обиды обычно чревато: он начинает ходить за мной с нытьём и рассказывает — рассказывает в подробностях, как его обидели, или как он не хотел, но так получилось. Портрет закончен?
Он так быстро перескочил на портрет, что я некоторое время не могла понять, о чём он. Затем взглянула на рисунок и улыбнулась.
— Одноцветный получился. Выслать?
— Давай. — А через секунды он спросил: — Тебе точно удобно управляться со сканами, а потом пересылать мне?
— Точно, — подтвердила я: пока сканировала рисунок, успела открыть почту и увидеть там присланную Костей открытку — лежащая куча роз (да что его на кучи-то тянет?!) и подпись: «Солнышку!» — У меня всё готово — пересылаю.
Переслала, затаила дыхание — и внезапно меня бросило в горячечный пот: я же нарисовала его так, как «видит» моё автописьмо! Он же не знает, что я могу написать его таким, какой он сейчас! Надо было футболку переделать во что-нибудь другое!.. И снова озадачилась: или знает? Помнит ли он тот вечер, когда я прибежала к нему под дождём?
— Я… разочарован, — наконец сказал он — и моё сердце упало. — Солнышко, не обижайся… Это моя глупость. Я почему-то решил, что ты пришлёшь рисунок, на котором мы будем вместе. Хотя и помнил, что ты собираешься рисовать только меня. Наверное, потому решил, что ты сказала: я буду глядеть на тебя.
— А тебе правда хотелось бы такого рисунка? — осторожно спросила я, с облегчением выдохнув: всё хорошо с самим рисунком! И облизала пересохшие от напряжения губы: ждала ответа, боясь дохнуть, дыша открытым ртом.
— Конечно. Но сейчас моё свободное время вышло. Обед закончился. Алёна, ты рисуешь быстро. Сделаешь?
— Сделаю! Обязательно! Как сделаю — перешлю!
Он закончил разговор. Я немного разочарованно посмотрела на затихший мобильный: эх, ещё бы немного купаться в звуках его сильного, насмешливого голоса! А потом подумала: а если и Костя хотел того же? Слушать мой голос? У меня даже на душе потеплело от такого предположения.
А ещё… А ещё теперь у него всегда будет возможность разглядывать мои рисунки, где мы вдвоём! И это тоже приводило меня в восторг! Я всё представляла, как он время от времени будет включать свою почту в мобильном — и!.. И глупо улыбалась снова и снова.
Ладно… Значит, мы и по почте можем переписываться. А ведь если у него времени и сейчас мало, он может заглянуть на почту во время поездки по городу и спокойно, не волнуясь, что нужно немедленно отвечать, прочтёт моё письмо! Мне нравится эта мысль!