Осенний трон
Шрифт:
Выведать у Амлена что-нибудь, помимо самых общих описаний, труднее, чем вырвать коренной зуб. Нельзя утверждать, что он совсем невосприимчив к прекрасному, просто ему недостает поэтического видения и языка.
– Да, это все я видела и сама в давно минувшие годы, в другой жизни. Теперь вот думаю, не совершила ли я ошибку, не оставшись в свое время на Сицилии. Очень рада слышать, что супруг моей дочери хорошо к ней относится. Это то, чего я желала ей всем сердцем.
– Иоанну ожидает там благоденствие, – ответил Амлен. – В путешествии ваша дочь выказала
Алиенора на мгновение зажмурилась от пронзившей сердце боли. Госпоже матушке, которую девочка почти не знала, поскольку большую часть времени они не были вместе.
Вернулся Генрих. После обработки и перевязки раны он хромал сильнее, чем раньше. Алиенора стала догадываться, что краснота на его лице не столько следствие солнечного ожога, сколько симптом лихорадки. Король сел, не в силах сдержать гримасу боли, и обвел всех присутствующих грозным взглядом: чтобы никому и в голову не пришло комментировать его состояние. Взмахом руки приказал оруженосцу налить ему вина с водой.
Трапезу прервало появление слуги в сопровождении гонца. В последнем Алиенора признала Вигэна, одного из писцов Генриха, который часто исполнял поручения личного характера. Одежда Вигэна потемнела от пота, а кожаная сумка покрылась дорожной пылью, поднятой копытами его коня.
– Сир. – Вигэн опустился на колени и со склоненной головой протянул Генриху письмо.
Генрих взломал печать и развернул свиток. На его лице не отразилось никаких эмоций, оно оставалось неподвижным, словно высеченное из камня.
– Сир, простите меня. Я пытался перехватить гонца с первой вестью из Франции, но он слишком сильно опережал меня.
– Прочь с глаз моих! – отрезал Генрих.
Вигэн был рад исполнить этот приказ и скрылся из виду быстрее перепуганного зайца.
Король посидел несколько минут молча, закрыв лицо ладонью, потом обратился к Алиеноре:
– Младенец скончался. Его нашли бездыханным в колыбели.
– Нет – воскликнула она и зажала рот рукой.
– Он прожил всего три дня, – сдавленным голосом произнес Генрих.
– Упокой, Господи, его бедную маленькую душу! – (По крайней мере, он глотнул воздуха жизни и, значит, был крещен и попадет на небеса, однако это слабое утешение для тех, кто остался на земле.) – Несчастные Гарри и Маргарита… Боже милостивый, какое горе!
Генрих мгновенно вскинулся:
– Теперь ты видишь, почему я не могу доверять ему? Стоит лишь опереться на него, как тут же понимаешь, что вместо опоры у тебя под рукой пустота. Вот только что был ребенок – и нет его.
– Ты это не всерьез! – Алиенора пришла в ужас от этих слов. – Это в тебе говорят разочарование и горе. Наш с тобой первенец прожил всего три года. Скажешь ли ты о себе то же самое?
Он сжал кулаки:
– Меня не было рядом, когда он умер. Не перекладывай на меня свою вину.
Алиенора
Генрих с трудом поднялся и бросил Амлену:
– Мы не будем здесь останавливаться. Скажи конюхам – пусть седлают. Мы едем в Винчестер.
– Примите мои соболезнования. – Амлен глянул на Алиенору, показывая, что его слова адресованы и ей тоже. – Подобные новости всегда разрывают сердце.
На это Генрих раздраженно вспылил:
– Тут ничего не поделать! Если ты упал с коня, то надо забраться обратно в седло, вот и все. Ребенок родился, ребенок умер. Сколько ни горюй, назад его не вернешь. Пусть пробуют еще, как только Маргарита пройдет обряд очищения.
Амлен ничего не возразил, лишь его глаз нервно подергивался.
– Пойду распоряжусь насчет лошадей, – бросил он, покидая комнату.
– Неужели в тебе нет ни капли жалости? – прерывающимся голосом спросила Алиенора и сама себе ответила: – Конечно нет, что за глупый вопрос.
– Да жаль, жаль, что ребенок умер! – взорвался Генрих. В его глазах горел лихорадочный блеск. – Он ведь был моим внуком и должен был добавить славы моей династии. Но бессмысленно рыдать над тем, что закончилось, не успев начаться. Прочитай молитву, госпожа королева, и забудь. Они молоды. У них будут еще дети.
– Говори что хочешь, только не рассчитывай, что Господь всегда будет на твоей стороне.
Разъяренный супруг сжал челюсти и похромал прочь из комнаты.
Генрих убегал, но Алиенора знала, что это бесполезно: то, от чего он бежит, всегда будет гнаться за ним и однажды настигнет.
Глава 10
Замок Сарум, зима 1178 года
Декабрь был железным месяцем. Мороз сковал землю в первую же неделю зимы. Хотя самая длинная ночь года уже миновала, световой день едва рос, и Алиенора не могла избавиться от ощущения, будто вся ее жизнь погрузилась во мрак. За восемнадцать месяцев к ней наведалось всего несколько посетителей, новости из внешнего мира почти не доходили. Крохами информации порой делился епископ Солсбери, однако по большей части ее держали в неведении о том, что происходит вне пределов замка. Алиенора слышала только, что Генриху грозило отлучение от Церкви, если он откажется женить Ричарда на Адель, но этого так не случилось, как, впрочем, и женитьбы.
Строительство новых сооружений завершилось, и теперь весь замок охватило второе, внутреннее кольцо стен, отчего мир Алиеноры сузился еще больше. Генрих уезжал в Нормандию, в конце лета вернулся, а Рождество провел в Винчестере. Королева думала, что он призовет ее на празднества, но за ней так никто и не приехал.
Рождество Христово она отметила службой в соборе. Внутри храма зажгли свечи, и он стал похож на сердце заиндевелого драгоценного камня. Дыхание вырывалось облачками пара. К концу церемонии Алиенора продрогла так, что едва могла двигаться. Казалось, что суставы и мышцы заледенели.