Ошейник для Лисицы
Шрифт:
Волк недолго посомневался, а потом уверенно сжал мою ладонь в своей. Увидев мой выпученный взгляд, он немедленно ослабил хватку.
— Извини, — только и сказал он, отпуская.
— Да ничего… — кисть перестала шевелиться и очень болела, но я пока умело скрывал это от него. — Так ты расскажешь мне, что с тобой случилось? Мне очень интересно.
Волк вздохнул поглубже, поправил в некоторых местах свои новые латы и уселся около дерева на землю. Я нагло взгромоздился на его коленку, как обычно делал Карл. Приятно было сидеть и ощущать, что сидишь на чём-то живом. Невольно начинаешь ощущать себя маленьким лисёнком.
— Сорок лет назад я родился в далёком городе, которого сейчас уже нет. Я был рождён человеком.
— Что?!
Это было самое неожиданное из всего, что я рассчитывал услышать от него. Никогда бы не подумал, что огромный дикий волк раньше был человеком.
— Да. Я был человеком. Очень хорошим человеком, учёным. Я и моя небольшая команда очень долго работали над изучением природы таких животных, как ты. Мы хотели узнать, почему вы умеете говорить и ходить на двух ногах, как люди. В моей команде были не только простые учёные — были и алхимики, даже маг. Вместе мы больше двух лет изучали тела погибших животных и пришли к выводу, что строение мозга у вас и людей почти одинаковое, — Клитус сделал упор на слове «почти», произнеся его будто с сомнением.
— Почему почти?
— Ваш мозг куда более плотный, чем у людей. Мы были уверены, что он способен на куда большее, но беда в том, что животные не хотели вести себя как животные и во всём подражали людям. Но, когда нам надоело экспериментировать с трупами, встал вопрос о добровольце. Никто из животных не соглашался, а в команде были только люди. Тогда я решил принести себя в жертву.
— Ты решил стать волком?
— Точно. Я пошёл к одному из алхимиков и попросил сделать из меня какое-нибудь животное. Когда он узнал, что я не знаю, каким животным хочу стать, маг очень удивился. Он долго говорил со мной по этому поводу, предупреждал о боли, которую я должен буду пережить, но я всё равно настоял на своём. Он дал мне зелье, явно алхимическое, и я выпил его. Он сказал, что в этом зелье смешаны все звериные сущности, и я стану тем, кто мне ближе по характеру.
— Волком?
— Да… — снова согласился Клитус. — Я лежал три дня на кушетке у мага, связанный по рукам и ногам, постоянно переживая дикую боль. Я чувствовал, как постепенно меняются мои кости и череп, это было очень больно, но я смог это пережить и стать обыкновенным волком, но почему-то чёрным. Я вернулся к своим друзьям уже животным, с лапами и мордой вместо рук и лица. Некоторое время я не мог работать: не получалось освоиться в новом теле, но вскоре я приноровился и стал ловким и быстрым, как это полагает животному. Я был в восторге от открывшихся мне возможностей, но нутром чувствовал, что чего-то не хватало. И мне стало ясно, что я остался человеком, которого попросту завернули в волчью шкуру.
— Как и меня… — дошёл я.
Волк легонько покивал:
— Тогда я и моя команда стали работать над другим зельем. Оно должно было сделать из меня настоящее животное. Через два года мы вывели формулу вакцины быстрой эволюции, так мы это назвали. Мы проверили её на многих мелких неразумных животных и убедились, что оно действует, не нанося вреда, — тут Клитус перестал говорить и понурил голову.
— И что тогда?
— Вся моя команда, все вместе выпили то, что сами изобрели. Мы были уверенны в результатах, но не учли одного. Все в команде, кроме меня, были людьми. Поэтому я один и выжил.
— А все остальные?
— Людям больше некуда было эволюционировать. Они все умерли от боли, которая их раздирала в течение трёх дней. Я же отметил за собой, что становлюсь больше и всё чаще теряю над собой контроль. Меня постоянно манило в лес — в городе, в котором я прожил всё свою жизнь, мне казалось тесно и неуютно. В результате, когда я достиг этой формы, я, озверев окончательно, разнёс всю лабораторию и убежал. С тех пор на меня, как на монстра, велась охота. И однажды… однажды меня смогли поймать. Поймали и посадили в подвале.
— А сколько ты там просидел?
— По моим расчётам — шесть лет. Меня не выпускали вообще никогда, поэтому я точно не знаю.
— Шесть лет в тюрьме?
— Да. Я даже не видел ни разу белого света, почти ослеп. Но я смог выдержать это, и сейчас я благодарен тебе за спасение.
— Да ничего…
— Спасибо тебе, — Клитус на мгновение задумался, — лис.
В тот вечер мы расстались, наверное, лучшими друзьями.
Прошла ещё неделя, и клан полностью перешёл на военное положение. Все тренировались как ненормальные, мы с Эмерлиной тоже. Пару раз Чак снова пытался отговорить нас от участия в сражении, но мы остались стоять на своём. Я даже чувствовал необъяснимый кураж, нетерпение, я почему-то чувствовал, что в этой битве я обрету нечто большее, чем вся моя жизнь, которая была до этого. Я был готов ко всему, но только не к смерти своей любимой. Лучше погибну я — не она.
С такими настроениями все проводили ночь на четырнадцатое августа на поле перед центральным домом. Завтра именно здесь будет происходить основное сражение. Всё поле было усыпано кострами, повсюду раздавались голоса, иногда слышалась музыка. Войско разбилось на небольшие группы, каждая из которых зажгла себе по костру и наслаждалась последними часами мирной жизни. Все уже были готовы, все при оружии и в доспехах. Мне и Эмерлине тоже дали лёгкую и прочную защиту. Она была совсем простой, но мысль о том, что я вступлю в бой в одной коротенькой жилетке, казалась мне абсурдной.
Флёр и остальные командиры заперлись в доме Чака, устроив там военный совет. Я, моя жена, Арен и Клитус сидели вокруг нашего костра, разведённого стараниями Арена. Я обнимал свою жену, такую родную и близкую, наслаждаясь её теплом и лаской. Клитус, воткнув обе секиры в землю, молча елозил по земле лапами. Некоторое время назад он извинился передо мной за то, что назвал меня человеком. Я, конечно, не был на него в обиде, но отношения после этого между нами значительно потеплели. Арен теребил стальной ошейник. Флёр, будучи его госпожой, сделала ему невиданную милость — вернула его же плащ, а самое главное — доверила потрясающий кинжал. Насколько я понял, он принадлежал одному из её братьев, а Флёр берегла любое воспоминание о семёрке братьев. На вопросы о своей волшебной флейте я, Эмерлина и Флёр только печально разводили лапами. Мы договорились, что не будем ему рассказывать о ней до тех пор, пока она не понадобится. Лису оставалось лишь смириться с потерей такого ценного артефакта.
Вернулась Флёр, толкнула лапой Арена и уселась рядом с нами. Странно, но на её морде играла таинственная, странная улыбка.
— Ну, что нового? — поинтересовался я, обнимая свою жену покрепче.
— Ничего. Тактика осталась прежней.
— Какая ещё тактика? — переспросила Эмерлина.
— Никакой тактики. Действуем по обстоятельствам, сигнал к отступлению — условный свист, вы услышите.
— Отступление куда?
— Вглубь клана. Там засядем и сможем отбить их точно, но там пострадают дома. Мы должны отбить их здесь.