Ошибка 95
Шрифт:
Праздник был уже в самом разгаре. По Красному залу, предназначавшемуся для частных банкетов, туда-сюда сновала вышколенная прислуга – не роботы, а люди. Они подносили все новые угощения – маленькие произведения искусства от компании «Пиры Валиасара». Каждое блюдо вызывало у присутствующих бурю восторга. Торжество обошлось в немалую сумму, но оно того стоило: что называется, прием на высшем уровне.
Гости по очереди поднимались из-за стола, произносили хвалебные речи, вспоминали достижения региона за четыре года службы Фридриха в должности шеф-оператора. Самую проникновенную речь произнес представитель
Одно место за столом пустовало. Никто не посмел бы отказаться от приглашения Фридриха на его праздник, просто Вацлав Ремиш – не при нем будет помянуто настоящее имя, – всем известный как Ремо, имел обыкновение опаздывать.
Шеф-оператора двенадцатого региона и звезду эстрады связывали общие воспоминания о годах студенчества. Некоторые из них способны были всколыхнуть общественность и на волне интереса ко всяческим непристойностям поднять рейтинг певца на новую высоту. Для Фридриха это могло означать только одно – погребение карьеры. Общество с приоритетом семейных ценностей не потерпит, чтобы у руля стоял человек, однажды замеченный в порочных связях.
Ремо при всей его склонности к эпатажу дураком не был, поэтому даже в самые трудные времена, которые довелось ему пережить, не предал дружбу. Фридрих время от времени делал безвозмездные пожертвования в «индустрию развлечений». Ремо об этом ни разу не просил, но и принять дары не отказывался. Благодаря щедрой поддержке Ганфа, Ремо перевоплотился в сексапильного юнца, упоминать истинный возраст которого было еще большим святотатством по сравнению с упоминанием настоящего имени.
Временами Фридрих ему завидовал. Завидовал той свободе и непосредственности, которые, возможно, были театральными масками, но при этом такими привлекательными. Мог ли шеф-оператор двенадцатого региона выплеснуть воду в физиономию какого-нибудь неприятного типа? Конечно нет. А Ремо – запросто, и ему все это сходило с рук. Более того, оскорбленный сам не замечал, как переходил в категорию облагодетельствованных, и его лицо долго мелькало на страницах газет и журналов рядом с безупречным ликом певца. Ремо изменил себя до неузнаваемости. Фридрих долго не мог привыкнуть к этой метаморфозе, лишь мельком, в каком-то оттенке настроения, во взгляде он угадывал тень прежнего однокашника.
А ведь Вацлав Ремиш был толковым студентом и мог бы стать неплохим юристом, а стал Ремо, Ремо Великолепным, Ремо Прекрасным, обожаемым поклонниками. Никогда Фридриху не будут так рукоплескать, сколько бы наград ни появилось у него на груди. Скорее всего, даже шумиха в прессе связанная с успешным завершением проекта «Разморозка» продлится дольше исключительно благодаря присутствию на этой вечеринке Ремо. А значит и он, Фридрих Ганф, в какой-то степени окажется облагодетельствован, потому что о его вкладе в дело гуманизма узнают больше людей из числа тех, что не интересуются политикой. Что ж, добро пожаловать, Ремо!
И словно в ответ на эту мысль послышалось эхо легких энергичных шагов. Фотограф, что сидел по правую руку от Ганфа рядом с женой второго помощника, мгновенно оживился. Журналист, оказавшийся в осаде клуба домохозяек слева, подобрался и в глазах у него зажегся огонек охотничьего азарта.
– Фридрих дорогой! – Ремо влетел в обеденный зал и с распростертыми объятиями двинулся к Ганфу. Он не был бы самим собой, если бы явился в подобающем случаю костюме. Никогда! Вечный праздник, вечный фейерверк, да такой, чтобы ослепнуть, а не какие-то там несколько жалких плевочков огоньками.
– Как поживает Жуль? – исключительно из вежливости поинтересовался Фридрих и получил традиционный ответ: «Как всегда, хорошо».
– А ты не мог обойтись без оголенных ягодиц? – с кислой усмешкой спросил он, когда Ремо, как полагается, облобызав друга, развернулся и направился к своему месту за столом.
– Как можно, Фридрих?! – возмутился певец, изящно вскинув руку с чуткими длинными пальцами. – Прятать такую идеальную задницу – преступление! Можешь после праздника продать обивку кресла, на котором я сидел. Обещаю: недурно заработаешь.
М-да, любопытно, сколько можно за такое выручить? – мелькнула дурацкая мыслишка, которую Фридрих тут же отогнал прочь, как донельзя неприличную. Вот всегда так, стоит появиться Ремо, как все превращается в шутовство и форменную глупость. А задница у него… Хм.
Остаток вечера Ремо вел себя на удивление пристойно, лишь изредка позволяя себе бросать томные взгляды то на одну, то на другую особу женского пола, во всеуслышание перед этим заявив, что из мужчин тут буквально глаз положить не на кого. Женщины млели: поочередно заливались румянцем в ответ на внимание со стороны столь известного красавца.
«Неужели ему не надоели эти игры?» – подумал Фридрих и пробежал взглядом по декольте в поисках внутренней искры. Не зажглась.
Ел певец мало, придирчиво рассматривал все, что предлагали, и большую часть блюд отвергал. Каждое его движение казалось тщательно отрепетированным и одновременно совершенно естественным.
Фридрих поймал себя на мысли, что забыл о гостях, о вечере и поглощен разглядыванием Ремо. К счастью не он один. Такого яркого и красивого человека трудно не замечать. Ремо некоторое время обменивался репликами с соседями, но в какой-то момент, видимо, счел, что достаточно повращался в обществе, и поднялся из-за стола.
– Фридрих, дружок, – шепотом сказал он, приблизившись. – Я хочу немного пройтись. Не составишь компанию? Твоим телесам тоже не повредит. Я о них беспокоюсь, ибо со временем они могут раздуться так, что перестанут возбуждать.
Фридрих стоически проглотил гнусный выпад. Он поднялся и пошел вслед за Ремо, втайне желая его придушить, и это могло бы быть весело, как в старые добрые времена. Но для подобных потасовок Фридрих не в том положении. Даже останься они наедине, и тогда он не переступил бы границ, хоть и был абсолютно уверен в своем физическом превосходстве.
По пути шеф-оператор поправил ленту с наградами, эту индульгенцию серьезности, символ высокопарности, как говорил его легкомысленный друг, да еще непременно добавлял, что в случае чего, на этой перевязи можно повеситься.
Ремо позволил Фридриху догнать себя, взял его под руку и увлек в зимний сад восточной галереи.
– Как это могло произойти? – тихо спросил Ремо, вдруг посерьезнев, когда они остановились на мощеной площадке у небольшого фонтана с серым парапетом.
– Что?