Ошибка господина Роджерса
Шрифт:
– Вот и брат нашелся. Да еще за границей. Тесен мир.
– Просто не верится в это, так все неожиданно, - Я пытался найти сочувствие у дочери, но в это время вошла жена, и я молча протянул ей письмо.
– От кого это? Неужели от Виктора? Опять поссорились?
– сокрушалась она и укоризненно поглядывала на Марину.
Все в доме знали, что когда Виктор Фокин ссорится с Мариной, то пишет ей письма.
– Да что гадать, ты читай!
– излишне нетерпеливо сказала Марина.
Жена читала медленно,
– С ума можно сойти. И что ж он, богатый, наверное?
– У жены дрожали руки.
– Разве в этом дело?
– возмутилась Марина.
– Так если он богатый, не грех и повидаться, - рассудительно сказала жена.
– Вон в соседнем подъезде тоже объявился у кого-то дальний родственник за границей, говорят, завалил посылками. Поди, плохо им от этого.
– А если бедный... Странно, почему он вдруг изменил нашу фамилию и, кроме того, называет папу на «вы», - подвела первую черту нашей радости будущий юрист Марина.
– Он же объяснил...
– возразил я.
– Несерьезно... Чепуха какая-то.
– Чепуха не чепуха, а раз письмо от родного человека, нечего обращать внимание на мелочи. Надо ему немедленно ответить. Представляю, как ему, горемычному, приятно будет получить от нас весточку, - решительно заявила жена, возвращая мне письмо.
– Нашла горемычного...
– хмыкнула Марина и после паузы продолжила: - Мелочи? Фамилию, мамочка, так просто, за здорово живешь, не меняют.
– Значит, случайную описку в документе, о чем пишет брат, ты исключаешь?
– строго спросил я.
– Случайности, конечно, могут быть... Но все равно, что-то мне во всем этом не нравится...
– Да что там... Писать - и точка!
– окончательно решила жена.
– В самом деле, Марина, не порти настроения своими подозрениями...
– Подчиняюсь большинству, но остаюсь при своем мнении...
– заявила Марина. И строго посмотрела на меня. Я невольно залюбовался ею. Брови вразлет. Большие голубые глаза. Густые ресницы. Прямой нос. Пухлые, красиво очерченные губы. На щеках ямочки. Упрямый подбородок. Русая коса, спадающая на плечи. Стройная. Красивая.
– Ну и молодец, - сказал я, нежно обнимая Марину за плечи.
– А что у тебя в руках?
– спросила жена.
– Фу, черт, забыл, это же фотография Зори.
Жена стремительно выхватила ее у меня.
– Какой франт, - с завистью сказала жена.
– Посмотри, Маринка.
Марина лениво подошла к матери, взглянула на фотографию, иронически улыбнулась и, ничего не сказав, отошла к окну.
Мы невольно переглянулись с женой.
Письмо, однако, я написал.
Все последующие дни были наполнены разговором о Зоре. Я много рассказывал о нашей молодости, о детдоме, заводе, где мы с ним работали. И конечно, с большим нетерпением ожидали от Зори ответа.
Через месяц из Канады пришел ответ.
«Дорогой мой брат Алексей Иванович, - писал Зоря.
– Получил от вас весточку. Святая дева Мария, какое это было счастье! Я неделю был словно пьяный и не находил себе места от радости. Каждый день по вечерам всей семьей мы вслух читали ваше письмо и каждый раз находили в нем что-то новое. Вы себе не представляете, какая радость, какое это блаженство - получить письмо с Родины. Я чувствую ваше нетерпение поскорее узнать все обо мне, и я это сделаю, но сейчас мне не хочется омрачать свое блаженное состояние историей, не очень-то веселой.
Извините меня, но я напишу об этом в следующий раз, сейчас, дорогой Алексей Иванович, могу сказать только, что я ничего плохого не сделал и краснеть вам за меня не придется. Еще раз огромное спасибо, что откликнулись на мое письмо.
Моя жена Эльза и сын Роберт шлют вам большой привет и желают здоровья.
Пришлите, пожалуйста, семейную фотографию, нам будет очень приятно.
Надеюсь вновь получить ответ от вас. Ради бога, пишите, пишите как можно больше и подробнее обо всех, обо всем.
Обнимаю. Ваш брат Зоря».
Это письмо мне вручил почтальон утром, когда я шел на работу в свой жэк. На ходу прочел, на одном дыхании. Настолько увлекся, что чуть не сбил с ног впереди идущую старушку. В конторе я прочел его еще раз, потом второпях снял пиджак, небрежно повесил на спинку стула и не заметил, как конверт выпал из пиджака.
Когда возвратился, слесарь Савельев, загадочно улыбаясь, подал мне Зорино письмо.
– Заграничное. Подари марку. Такой у меня нет, - попросил он.
– Прочел небось?
– Что я, ненормальный, что ли? За кого ты меня принимаешь?
– возмутился Савельев. В его голосе звучала неподдельная обида.
– Ну коли так, не жалко. Бери марку.
Савельев вынул из кармана перочинный ножик и аккуратно вырезал марку.
– Нельзя ли полюбопытствовать, от кого письмо получил?
– Можно. От тебя секретов нет. От брата.
– Что-то ты никогда о нем не упоминал.
– Не было случая.
– Ну что же. Значит, будем барахлиться?
– Там видно будет.
Домой я пришел поздно. Леночка и жена спали. Только Марина, прикрыв настольную лампу газетой, лежала в постели и читала.
– Где пропадал?
– спросила она полушепотом.
– Отмечали день рождения... Я письмо от Зори получил.
Порывшись, нашел письмо. Передал его Марине. Она быстро прочла.
– Ну, что скажешь?
– поинтересовался я.
– А о себе опять ничего, - ответила она.
– Расскажет, никуда не денется. Потерпи.
– Потерплю.