Ошибка Марии Стюарт
Шрифт:
– А почему нужно отказываться от ее щедрости? Ткань, которую она предлагает, стоит немало золотых. Мы должны принимать то, что позволяют обстоятельства: те же самые обстоятельства могут многого лишить нас в будущем.
Он отвернулся. Ее практичность отдавала беспринципностью.
И это его невеста!
Шаферы жениха окружили его. Зазвучали приветствия и добрые пожелания. Пышная процессия двинулась в церковь, где ожидала невеста.
Мария спокойно сидела в королевской ложе церкви, переделанной по реформистскому образцу, которую до сих пор не посещал ни один из Стюартов.
«Что
Она покосилась на Дарнли, сидевшего рядом с ней. Он был трезв и, как всегда в этом состоянии, имел невинный и благожелательный вид.
Церковь была наполнена до отказа, и свободных мест не осталось. Поскольку новая вера не допускала музыки на свадьбах, церковные своды наполнял гул приглушенных голосов. Епископ Голуэй, дядя леди Джин, носивший скромный протестантский наряд, спустился по центральному проходу и занял место перед собравшимися.
По сигналу гости начали читать псалом, а потом справа в сопровождении слуги появился Босуэлл. Он тихо встал перед епископом.
Псалом сменился торжественным гимном, и леди Джин, чью голову покрывала плотная газовая фата, под которой ее платье из серебряной парчи мерцало опаловым блеском, направилась по длинному проходу к лорду Босуэллу.
Мария не слышала их голосов, когда они произносили брачные обеты. Она лишь увидела, как Босуэлл взял руку леди Джин и надел кольцо ей на палец. Она видела, как он поцеловал ее, откинув вуаль, открывшую ее лицо. Она слышала, как епископ провозгласил звенящим голосом: «Объявляю вас мужем и женой». Потом они повернулись к собравшимся и торжественной процессией двинулись к выходу. Босуэлл улыбался; леди Джин выглядела довольной.
В большом зале Кинлох-Хауса перед началом торжеств все ожидали прибытия короля и королевы. Музыканты тихо играли, праздничные столы были застелены лучшими скатертями и сверкали золотом и хрусталем. Богато украшенные резные стулья во главе стола предназначались для новобрачных и королевской четы.
Когда Мария и Дарнли вошли в зал, Босуэлл поклонился, а его молодая жена сделала реверанс.
– Мои поздравления, – сказал Дарнли, пожимая им руки. – И да благословит Гименей вас и ваш очаг.
– Гм-мм, – Босуэлл коротко кивнул, смущенный таким пожеланием.
Мария возглавила процессию, направлявшуюся к праздничному столу, изящно продвигаясь через толпу своих подданных.
Самый большой и богато украшенный стул предназначался для нее, и она не предложила его Дарнли. Тот сделал вид, что не заметил этого. Справа от Марии расположился Босуэлл, а слева – молодая леди Босуэлл. Рядом с ней устроился ее брат, белокурый и очаровательный граф Хантли. Остальные быстро расселись по местам, и слуги начали подавать всевозможные блюда – деликатесы из Стратбоги, где правили Гордоны, и из Лиддсдейла, цитадели Босуэлла. Мария, чей аппетит сильно уменьшился во время беременности, взяла небольшие порции пирога с лососем и мясного рагу с овощами и ячменем. Последнее блюдо имело неаппетитный вид, так как основными его ингредиентами были баранья голова и корейка, но его вкус оказался на удивление приятным.
– Я вырос на этом, – сказал Босуэлл и жестом велел слуге положить себе побольше. – На самом деле это детская пища, которой матери в пограничных краях потчуют своих сыновей на ужин. Но я всегда любил ее.
– Во Франции нам подавали мясной бульон с корицей и тушеные яблоки из Нормандии, – отозвалась Мария, со сладостной тоской вспомнив счастливые вечера в королевской детской с Франциском, Елизаветой и Клодом. – Я скучаю по ним.
– Тогда вы можете послать за ними. Они переживут морское путешествие, – Босуэлл сделал добрый глоток вина. – Вы по-прежнему тоскуете по Франции, – это был не вопрос, а утверждение.
– Нет, уже нет.
– В самом деле, у вас нет причин тосковать по Франции, когда вы окружены французами, говорите по-французски, поете и пишете по-французски, вышиваете французскими нитками, читаете французские книги и держите французского повара, который готовит настоящие французские блюда. Ах да, еще ваш исповедник, этот доминиканец – как там его зовут? – и ваш личный врач Бургойн. Разве я давным-давно не предупреждал вас?
– Вы говорите так, словно я совершила преступление, – она гневно взглянула на Босуэлла, сидевшего с довольным видом и чувствовавшего себя как дома. – Что я могу поделать, если… – «если шотландская еда, книги и врачи настолько плохи», едва не сказала она, но вовремя остановилась, – … если я выросла там и у меня тоже сложились детские предпочтения? Я стараюсь узнавать все шотландское…
– С этим итальянцем, Риччио? – он отпил еще вина, вонзил нож в кусок оленины на тарелке и поднес его ко рту. Сняв мясо зубами, он аккуратно провел языком по острому лезвию, чтобы очистить его. Мария завороженно смотрела, ожидая увидеть тонкую струйку крови на его языке, но он продолжал говорить, как будто ничего не случилось. – Его все недолюбливают.
– Их ненависть мне непонятна, – призналась она. – Ведь он не сделал ничего плохого.
– Он заменил ваших шотландских советников. Люди считают его папским шпионом. Некоторые даже шепчутся о том, что вы его любовница, – он повторил свой трюк с куском оленины, ножом и языком.
– Какая чушь, – но Мария вспомнила о предупреждении Мелвилла несколько месяцев назад. Она посмотрела на Риччио, сидевшего за нижним столом. Он улыбался и жестикулировал. Внезапно ей пришлось признать: издалека он действительно походил на жабу.
– Меня оскорбляет его присутствие здесь в такой день, – заявил Босуэлл. – Почему вы привели его?
Тон его голоса граничил с грубостью.
– Он мой слуга и друг.
– Однако этот пир устроили не вы, а добрый бюргер Кинлох, – Босуэлл кивнул в сторону худощавого голубоглазого купца, занимавшегося торговлей на Балтике. – Вы полагаете, что торговцу из Эдинбурга нравится кормить чужеземца? – он сверкнул глазами. – Вы недооцениваете их ненависть к нему. Вы недооцениваете их неприязнь к вашему супругу и к вашему браку. Вы недооцениваете слабость вашего положения. Вы недооцениваете…
– Вы переоцениваете мое терпение и снисходительность к вам! – отрезала она. – Я не потерплю таких вольностей от подданного в разговоре со мной! Вы ведете себя бесцеремонно, сэр. И хотя сегодня день вашей свадьбы, ваши речи скорее подобают низкорожденному глупцу!
Она повернулась к леди Джин, беседовавшей с Дарнли:
– Желаю вам много радости с этим дерзким, необузданным болтуном!
– Я мог бы сказать вам то же самое, – прошептал Босуэлл ей на ухо. – Потому что вы только что описали вашего собственного мужа.