Ошибка. Мозаика судеб
Шрифт:
Потом историю, как его чуть не убил кабан, Плаут неоднократно слышал от разных людей. Те, кто явно пересказывал со слов 'очевидцев' не гнушались приврать кое-что от себя, нагоняя страха на слушателя и добавляя наследнику отваги и героизма. А вот ближнее окружение, начиная с матери и заканчивая вроде как проштрафившимся герцогом Жельо, рассказывали историю так, будто читали с одного листа, не расходясь даже в незначительных деталях. Всё это давало пищу для невесёлых размышлений. Плаут понял, что от него по какой-то причине скрывают правду, а вот по какой? Не хотят травмировать известием, что покушение таки было? Тайно ищут заговорщиков, и тайно же их казнят? Или кто-то умело манипулирует императорским двором и лжёт самой Супи-Авгуде? Но императрица
Или это она сама?..
Плаут не льстил себя мыслями, что у него с матерью душевные и доверительные отношения. Она всегда была с ним сурова. Даже в глубоком детстве, когда был жив отец. А после смерти Питроса Супи словно забыла, что у неё есть сын, и виделась с ним по великим праздникам, да и то лишь по необходимости. И теперь, когда Плаут вступил в пору совершеннолетия, когда назначена свадьба с Сиггрид, когда он должен вступить на престол...
Нет, в это невозможно было поверить! Ведь он - единственный законный наследник!
А если не единственный?
Мучительные размышления и крайне неприятные выводы сделали Плаута угрюмым и мнительным. Только Сиггрид могла заставить его улыбаться и чуть оттаивать душой. Принц и раньше не был особо жизнерадостным, а после таинственного покушения стал замкнутым и нелюдимым.
– Плаут, ты не должен так явно демонстрировать своё настроение.
– Сиггрид, я бесконечно благодарен тебе за спасение! Я до сих пор корю себя за то, что не послушал в тот день твоего совета!
– Плаут уже доподлинно знал, что пришлось в тот роковой день преодолеть юной невесте, чтобы попасть во владения герцога и уговорить придворных кавалеров отправиться на поиски принца. И как их отговаривал егермейстер Жельо, якобы страшась недовольства наследника престола.
– Я отдаю должное твоей настойчивости и прозорливости! Но!.. Прошу тебя, не лезь в это дело!
– Принц имел достаточно оснований беспокоиться не только за себя, но и за невесту. Крохи собранных им доказательств уже складывались в неутешительную мозаику дворцовых интриг. И Плаут уже начал составлять свой 'Повинный перечень'.
– Оно слишком тёмное для тебя. И опасное... Не обижайся, радость моя! Я постараюсь скрывать свои истинные чувства. Постараюсь...
***
338 год правления династии Румов
Взморье. Небольшие волны, словно нехотя набегают на берег, замирают на мгновенье в нерешительности, и лениво сползают обратно, захватывая с собой горсть песчинок. Мягкий свет невидимого светила, окрасившего горизонт в нежно-розовые цвета, умиротворяет. Лежаки с мягкими даже на вид тюфяками устроились под тростниковыми навесами, соблазняют и манят к себе. И тот самый бриз, который дует с моря со скоростью один, пять...
Юноша не мог оторвать взора от морского пейзажа. Даже дверь, маячившая недалеко в прибрежных скалах, не могла заставить его повернуться и пойти к следующему кругу. Все обещания вылетели из головы Гадриана. Он был фанатиком моря, страстным поклонником волн, обожателем каботажных прогулок на яхте. Но сейчас никаких плавательных средств видно не было, иначе юноша непременно воспользовался бы столь неожиданной возможностью прокатиться по волнам. А столь близкая дверь в следующий круг, и пересыщенный желудок, на пару словно вопили о том, что у Гадриана есть немного времени воспользоваться гостеприимством данной местности и хоть пять минут поваляться на лежаке под навесом. Послушать шум прибоя. Полюбоваться закатом...
Нет, он не спал. Даже не дремал. Он просто наслаждался неожиданным приятным отдыхом. И мысли о долге его не мучили, и совесть не беспокоила. Ему просто было хорошо. Так хорошо, что не хотелось ничего больше предпринимать, куда-то идти, кого-то спасать. Почему это должен делать Гадриан? Кто решил, что это его задача, его обязанность? Почему не пошёл сам колдун? Или не послал сюда отца? Они старше, опытнее. А он... Он совсем ещё желторотый птенец, как сказала вчера мать. Или это она сказала не вчера? Ну, конечно не вчера! Это Дамаска сказала в тот день, когда приехала с визитом в Тронберг из Ка-рфы на переговоры... Ха! Смешно. Какие могут быть переговоры между бывшими мужем и женой, даже если они являются правителями разных государств? Обменялись бы письмами, уступили друг другу по мелочам, вот и вся недолга! Ах, да!.. Эти, так называемые переговоры, позволяют им видеться хоть иногда. И стерва Фарсавия это терпит, даже виду не подаёт. А ведь в душе наверняка проклинает царицу Ка-Дамас и желает ей всяких гадостей.
Гадриан сладко потянулся, поправил подушку под головой, и снова вернулся к мыслям о судьбе матери и отца. Да, жизнь порой не справедлива даже к императорам и королям. Плаут пережил двух своих жён, третью у него просто изъяли по закону царства Ка-рфа, четвёртая желает ему смерти... Четыре женщины, четыре горьких судьбы. И каждая горька по-своему.
Парень недовольно мотнул головой. Уж больно мысли его стали мрачными и невесёлыми, совершенно не подходящими к этому роскошному месту. Тут надо думать о счастье, о перспективах, о взаимной любви...
– Чтобы это всё сбылось, надо первым делом отсюда выбраться!
– ехидно высказался, молчащий до сих пор, внутренний голос.
– А ты разлёгся тут, как нянька Вика...
Упоминание о старой няньке, которая умудрялась засыпать в самых неудобных и нелепых позах, встряхнуло юношу. Он вдруг явственно себе представил, что это он, Гадриан, раздался вширь, обзавёлся вторым подбородком и внушительным мамоном, стал с трудом передвигаться на столбообразных ногах, да и то на незначительные расстояния и мелкими перебежками. И смыслом его жизни стало удобное кресло-качалка, в котором так уютно дремать... дремать... дремать.
Скорость, с какой он преодолел расстояние до скал, была поистине чемпионской. Гадриан успел похвалить себя за новое спортивное достижение и открыл шестые врата.
***
Свекровь.
Во всех мирах и исторических эпохах свекрови остаются свекровями. Редко какая из них спокойно соглашается делить любимого мужчину с другой женщиной. И абсолютно не важно, что сын вырос, стал самостоятельным, завёл свою семью. Что любовь к матери и любовь к жене уживаются в его сердце и не вступают в противоречие. Всё это вторично. А на первом месте всегда стоит ревностное чувство собственности: мой мальчик...
Так думала Й'ола, покидая дом Эвридис. Они так и не нашли общего языка за те скоротечные года, когда девушка из клана Стечений обстоятельств была женой последнего мужчины из клана Временных отрезков. И за десять лет, прошедших со дня гибели Эйрла и Эйнара ничего не изменилось. Общее горе не сблизило женщин. Даже наоборот ещё больше разобщило. Эвридис не позволила Й'оле забрать тогда тела мужа и сына, и сама провела погребальный обряд. Несчастная, раздавленная горем молодая женщина, смогла только один раз подойти к гробу и попрощаться с покойными. Она даже не вспомнила, что должна была положить своё обручальное кольцо в руку мужа. А Эвридис не удосужилась ей об этом напомнить. За прошедшие годы они виделись всего несколько раз, да и то лишь тогда, когда встречались в колумбарии в очередной день трагической годовщины.
Й'ола долго думала, прежде чем снова прийти в дом к бывшей свекрови. Но родители её не понимали, или не хотели понимать, а женщине требовалось, хотя бы с кем-нибудь обсудить то странное ощущение, которое она почувствовала.
– Эвридис, это была сила Эйрла!
– Этого не может быть, - сухо отрезала свекровь, стараясь не смотреть на бывшую сноху. Слишком остро отзывалось её сердце на давнюю боль.
– Ты ошиблась, Й'ола. Эйрл мёртв...
– Но... Нет, я не могла ошибиться! Не могла! И не надо меня посылать в усыпальницу!
– предугадала она мысли Эвридис.
– Я была там много раз! Сердце сжимается от тоски и скорби, слёзы выжигают глаза, но я всё равно не могу поверить, что там покоятся мои муж и сын! Не могу!