Ошибки в путеводителе
Шрифт:
В Мадриде мы тоже пробыли четыре дня, но суммарно: приезжали и уезжали. Очень приятный, милый город, со старой планировкой, довольно новыми домами и сравнительно небольшим количеством церквей. Но в последний день мы уже не очень понимали, что там делать. Были в Прадо, где я убедился со всей очевидностью, что лучший испанский художник все же не Веласкес, а Сурбаран.
Остальное время путешествовали на двух наемных машинах и поэтому смогли посмотреть еще пятнадцать (!) городов. То есть всего семнадцать за семнадцать дней. Очень много.
Дороги в Испании хорошие, везде указатели, но искать дорогу все равно непросто, особенно внутри города. Приходилось вылезать из машины и расспрашивать случайных прохожих. В Испании никто и нигде не говорит ни на каком другом языке, кроме родного. Испанского никто из нас не знал. Выручала убежденность одного из моих спутников, что на самом деле все люди Земли знают русский язык, только скрывают. Это как-то действовало: Юра обращался по-русски, ему отвечали по-испански, он как-то набычивался, подставлял под испанскую речь одно ухо и извлекал-таки крупицы смысла – твердые кристаллы необходимой информации. Видимо, лингвистический гений, даром что кроме русского не знает ни одного слова ни на каком языке.
Водитель и штурман постоянно яростно спорили друг с другом и ни в чем не сходились. В какой-то момент мне показалось, что я превратился в гранату с зажженным фитилем, но тут автомобильная часть поездки закончилась и мы на поезде поехали из Мадрида в волшебный город Барселону.
В этом городе есть все, как в Греции. И море, к которому он выходит, и горы, которыми окружен. И узкие улочки в т. н. Баррио Готико (Готический квартал), который не перестраивался с четырнадцатого века, и бесконечные улицы-бульвары с роскошными домами эпохи модерна. Главная называется Рамбла, на ней можно простоять неделю и не соскучиться. Какой-то вечный праздник. Продают цветы, рыбок, птичек, мелких зверюшек или разные забавные штуки, вроде раковин. Поют певцы, танцуют танцоры, прыгают акробаты. Совершают пластические этюды крылатые феи, бабы-яги и прочие монстры. Гримасничает живая голова на столе. Жених и невеста на своем постаменте то застывают, то оживают и начинают нежно целоваться. Лежит растяпа-маляр, придавленный собственным ведерком. Кукольник управляет лягушонком, виртуозно играющим на рояле. У другого кукольника маленький скелет отплясывает рок-н-ролл, вдобавок еще и поет. Очень смешно, невероятно технично, оторваться невозможно. К вечеру над этой улицей зажигаются большие желтые фонарики. А начинается она огромным памятником Колумбу: именно здесь в 1492 году его принимали «католические короли» Изабелла и Фердинанд после открытия Америки.
Мы много раз проходили по этой улице, потому что жили поблизости: на границе между Баррио Готико и припортовым районом Барселонетта, крайняя улица которого – длинный ряд рыбных ресторанов. В одном из них мы (нарушив традицию) провели два вечера подряд. Второй раз уже не вдвоем, а всей компанией, просидели четыре с половиной часа, выпили – к ужасу официантов – двенадцать бутылок белого вина, наелись восхитительными (и довольно дешевыми) морепродуктами, кажется, на всю оставшуюся жизнь. Огромная тарелка с кальмарами, креветками, ракушками, гребешками и прочими дарами моря смотрелась как натюрморт Снайдерса.
Вообще, как выразилась Алена, «жили мы широко – и ели, и нищим подавали». Впрочем, поесть в Испании – не только вопрос денег. Меню во всех заведениях, кроме откровенно туристских (которыми мы брезговали), только по-испански, и приносят всегда нечто противоположное тому, что ты себе представлял при заказе. Это делает процесс восхитительно непредсказуемым. Заказываешь, например, язык, прочитав в меню примерно это слово: lengua. А приносят тебе не слишком интересную камбалу. Или, попросив какие-то интригующие «овечьи язычки», получаешь гору травы с тем же названием. Даже знакомые слова здесь – «ложные друзья переводчика». Канапе – это бутерброд, сосидис – колбаса. Рыбный суп – суп из креветок.
А каталанский язык, на котором упорно говорят в Барселоне, совершенно не похож даже на испанский (собственно, кастильский). «Выход» по-испански salida, а по-каталански sortida. Видите, какая разница.
Разница вообще очень чувствуется. В Италии, к примеру, общая формальная любезность маскирует различие региональных темпераментов. А в Испании она заметна даже туристу. Мадридцы зимой ходят в шубах, барселонцы – при той же погоде – в распахнутых легких куртках. Каталонцы приветливы, кастильцы в массе мрачноваты и нелюбезны, даже здороваются неохотно. Не улыбаются. Надменные гранды за окошком билетной кассы или за стойкой отеля производят все же странное впечатление.
В Толедо это как-то особенно чувствуется. Единственный, пожалуй, из увиденных испанских городов, который мне откровенно не понравился. Депрессивный, очень раздражающий. Как бы придушенный. Люди идут навстречу как на подбор – чванливые коротышки. Улицы старые, страшно запутанные, а дома вдоль них или новые, или неприлично освежеванные. И почему-то ни одной площади. Ведь это что-то говорит о городе, о его жителях, верно? Говорит, вероятно, что они не хотят собираться вместе, не хотят видеть друг друга. И довольно давно не хотят, – может быть, после того как уничтожили всех своих евреев. (В других городах их просто выгнали.)
И еще этот их кошмарный Эль Греко, совсем не тот, к которому мы привыкли в Метрополитен или в бостонском Музее изящных искусств.
Мне показалось, что начинается грипп, тяжелый туман в голове, но это была чистая психосоматика: как только мы выехали за городские стены, все прошло.
Вот еще несколько впечатлений, не слишком восторженных. Авила, родина св. Терезы, как будто разбомблена собственными жителями и теперь строится заново. Всюду строительная техника, шум, кипит работа. Кафедральный собор пока не снесли, но устроили внутри постоянную экспозицию, заслонили все какими-то коробами, и теперь внутреннее пространство собора можно увидеть только из углов. И какое пространство – не сухое готическое, а еще романское, дивное, но с внезапным взлетом, только обещающим настоящую готику. (Так называемый романо-готический стиль.)
Огромный масштаб Саламанки почему-то не производит должного впечатления. Только вчуже восхищаешься тончайшей, ювелирной каменной резьбой – «платереско». Я не сразу сообразил, что это дутое величие. Это Испания шестнадцатого века: золото инков, серебро ацтеков. Богатство и мощь за чужой счет, а ведь архитектуру не обманешь.
В маленьких городках чувствуется, что Испания еще недавно была очень бедной страной. Отчасти такой и осталась. Но и здесь уютно и обитаемо: какая-то связная, налаженная жизнь. Люди всех возрастов имеют свое место.
Впечатления от Барселоны были, в сущности, последними, и они, я чувствую, сильно потеснили остальные. Потеснили, впрочем, только в пересказе, а перед глазами все стоит живо и ярко. Два места – особенно ярко, хотя в одном был туман, а в другом – мелкий дождь. Как выяснилось, яркости это не убавляет. Невероятная Самора, вытянутая в пределах старых городских стен, с длинной пешеходной улицей, вдоль которой стоят – одна за другой – двенадцать романских церквей, почти не переделанных. А кончается улица большой площадью с рядом дорических колонн, на которой кафедральный собор с диковинным, почему-то почти индийским куполом. И вот на все это дело у нас на глазах опустилась с неба большая стая аистов и расселась в старых гнездах на всех колокольнях и звонницах. Где-то одна-две птицы, а где-то и два десятка. Потом это повторилось в другом замечательном городе – Касересе.