Осип Мандельштам: Жизнь поэта
Шрифт:
Для наглядности приведем здесь краткую выборку заголовков из «Правды» за октябрь: 6–го числа газета напечатала редакционную статью «Разоблачим до конца кулацких агентов, союзников контрреволюционного троцкизма – правых оппортунистов». [515] На этой же странице «Правда» поместила «Постановление президиума ЦК ВКП(б) о М. Рютине»: «За предательски—двурушническое поведение в отношении партии и за попытку подпольной пропаганды правооппортунистических взглядов, признанных XVI съездом несовместимыми с пребыванием в партии, исключить М. РЮТИНА из рядов ВКП(б)». [516] В номерах «Правды» от 9 и 10 октября был напечатан разоблачительный фельетон С. Крылова «Кондратьевщина и правый уклон». [517] 11 октября газета опубликовала большую подборку материалов под общей шапкой «Партийные массы единодушно одобряют решение ЦКК об исключении из рядов партии ВКП(б) оппортуниста – двурушника Рютина». [518] В номере от 15 октября появилась редакционная статья «О с<ельско>-х<озяйственном> вредительстве. Доклады в международном аграрном институте». [519] В номере от 18 октября – памфлет Емельяна Ярославского «Мечты Чаяновых и советская действительность». [520] 24 октября правдинская редакционная заметка призвала: «Сильнее огонь по правым оппортунистам!» [521] 26 октября в газете появилась редакционная статья «В рядах ленинской партии нет места предателям». [522] В номере от 27 октября «Правда» поместила подборку статей под шапкой «Очищая партию от кулацкой агентуры, сплотим еще теснее свои ряды вокруг ленинского ЦК». [523] И, наконец, 30 октября газета напечатала большую статью Леопольда Авербаха «О двурушничестве». [524]
515
Правда. 1930. 6 октября. С. 3.
516
Там же. Судьбы Рютина как сознательного борца против произвола Сталина и Мандельштама как автора стихотворения «Мы живем, под собою не чуя страны…» сопоставил О. Ронен: Ронен О. Шрам. Вторая книга из города Энн. СПб., 2007. С. 250–254.
517
Правда. 1930. 9 октября. С. 5; Там же. 10 октября. С. 5.
518
Там же. 11 октября. С. 3.
519
Там же. 15 октября. С. 5.
520
Там же. 18 октября. С. 2.
521
Там же. 24 октября. С. 2.
522
Там же. 26 октября. С. 3.
523
Там же. 27 октября. С. 3.
524
Там же. 30 октября. С. 4.
из стихотворения, обращенного к жене и написанного в Тифлисе в октябре 1930 года? Октябрем этого же года помечено и стихотворение, в котором тема страха перед действительностью убрана из текста в подтекст:
Не говори никому, Все, что ты видел, забудь — Птицу, старуху, тюрьму Или еще что—нибудь… Или охватит тебя, Только уста разомкнешь, При наступлении дня Мелкая хвойная дрожь. Вспомнишь на даче осу, Детский чернильный пенал Или чернику в лесу, Что никогда не сбирал.По меткому наблюдению К. Ф. Тарановского, «триада „птица, старуха, тюрьма“» в первой строфе «автобиографична. Это воспоминание о заключении во врангелевскую тюрьму в Феодосии (в конце 1919 или в начале 1920 года), по обвинению, угрожавшему поэту расстрелом». [525] Одним из побудительных мотивов для этого воспоминания могла стать статья о тогдашнем Крыме – «Десятилетие советского Крыма (В Совнаркоме РСФСР)», опубликованная в «Известиях» 13 октября 1930 года. [526]
525
Тарановский К. Ф. О поэзии и поэтике. С. 189.
526
Известия. 1930. 13 октября. С. 2.
Тарановский акцентирует внимание и на том, что вторая строфа стихотворения «Не говори никому…» «начинается противительным союзом или(«а не то»), звучащим как угроза. Тема этой строфы – страх перед расстрелом». [527] Только—только возвратившийся в поэзию Мандельштам сразу же призывает себя к молчанию: разворачивающиеся в стране события требовали от всякого говорящего предельной осторожности. Напомним, что Мартемьян Рютин был не просто исключен из партии, но и арестован. Временно освободили его лишь в начале следующего, 1931 года.
527
Тарановский К. Ф. О поэзии и поэтике. С. 190.
В соответствии с отлаженной советской схемой в каждой профессиональной области в октябре 1930 года отыскивались свои «правые уклонисты», чтобы публично клеймить их позором. Не стала исключением и писательская среда. Уже в номере от 4 октября 1930 года «Литературная газета» начинает публикацию длиннейшего «письма секретариата РАПП» «всем ассоциациям пролетарских писателей» «о развертывании творческой дискуссии». [528] В этом «Письме», разумеется, не обошлось без главки «Правая и „левая“ опасности в пролетарской литературе на нынешнем этапе».
528
Литературная газета. 1930. 4 октября. С. 1, 3. Публикация этого «Письма» была продолжена в номерах газеты от 9 и 14 октября.
Двадцать третьего октября к разговору подключилась «Правда», напечатавшая коллективную статью участников мапповского кружка рабочей критики «Натиск» под заглавием «Против правого уклона внутри РАПП (О книгах и статьях В. Ермилова)»: «В литературное движение вливаются новые сотни и тысячи рабочих—ударников. В целях их воспитания необходимо с еще большей силой развернуть идейную борьбу за генеральную линию партии в литературе, в основном правильно проводимую РАПП, против искажений этой линии справа и „слева“. Надо развернуть действительную самокритику, действительно „невзирая на лица“. Наиболее ярким, хотя и не единственным носителем системы правооппортунистических взглядов внутри РАПП является тов. Ермилов, книга которого „За живого человека в литературе“ (равно как и его последующие статьи) осталась до сих пор совершенно не разоблаченной и даже рекомендована ГУС для школьных библиотек. <…> Ермилов заявил, что Гумилева – этого активного белогвардейца, оголтелого врага рабочего класса „революция просто не интересовала, оказалась лежащей вне его личности“… <…> Задача заключается в том, чтобы… очистить наше движение от ермиловщины, лицемерно прикрывающей свою правооппортунистическую сущность заявлениями о согласии с основной линией РАПП». [529]
529
Против правого уклона внутри РАПП (О книгах и статьях В. Ермилова). [Мапповский кружок рабочей критики «Натиск»] //Правда. 1930. 23 октября. С. 5.
Однако на следующий день, 24 октября, близкая в то время к РАППу «Литературная газета» поместила статью самого Ермилова «За писателя – бойца». Никак прямо не реагируя на сокрушительную критику со страниц «Правды», Ермилов попытался косвенно дезавуировать едва ли не все обвинения, брошенные ему кружком «Натиск». Например, он недвусмысленно резко высказался о Гумилеве, в тайной снисходительности к которому этого правоверного рапповца уличали рабочие критики.
«Буржуазные поэты молились слову, – писал Ермилов, – они стремились окутать слово в глазах трудящейся массы туманом мистической тайны, противопоставляя слово всему мелкому, „земному“:
Но забыли мы, что осиянно Только слово средь земных тревог. И в Евангельи от Иоанна Сказано, что слово – это бог.(Гумилев)». [530]
Вероятно, именно на полемику кружка «Натиск» с Ермиловым, а также на свод правил поведения для рядовых рап—повцев, напечатанный в «Литературной газете», Мандельштам в октябре 1930 года откликнулся следующим иронически—иносказательным стихотворением:
На полицейской бумаге верже Ночь наглоталась колючих ершей. Звезды живут – канцелярские птички, — Пишут и пишут свои раппортички. Сколько бы им ни хотелось мигать, Могут они заявленье подать — И на мерцанье, писанье и тленье Возобновляют всегда разрешенье.530
Ермилов В. За писателя – бойца // Литературная газета. 1930. 24 октября. С. 2.
Комментарий Н. Я. Мандельштам: «„Раппортички“ – два „п“ – от слова РАПП. Это… <…> заинтересовало когда—то Фадеева». [531]
3
Мандельштамы переехали из Еревана в Тифлис в середине октября 1930 года. В ноябре они вернулись в Москву. В декабре – попытались закрепиться в Ленинграде. Тогда же было написано одно из самых известных Мандельштамовских стихотворений о Северной столице:
Я вернулся в мой город, знакомый до слез, До прожилок, до детских припухлых желез. Ты вернулся сюда – так глотай же скорей Рыбий жир ленинградских речных фонарей, Узнавай же скорее декабрьский денек, Где к зловещему дегтю подмешан желток. Петербург! я еще не хочу умирать: У тебя телефонов моих номера. Петербург! у меня еще есть адреса, По которым найду мертвецов голоса. Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок, И всю ночь напролет жду гостей дорогих, Шевеля кандалами цепочек дверных. [532]531
Мандельштам Н. Я.Комментарий к стихам 1930–1937 гг. // Мандельштам О.Собрание произведений: Стихотворения. М., 1992. С. 397. По понятным причинам, манделынтамовское внимание должны были привлечь оба упоминания о Гумилеве, встречающиеся в процитированных отрывках. Строки, которые приводит Ермилов, в свое время были выбраны эпиграфом к эссе Мандельштама «О природе слова» (1922). Нужно заметить, что последующая история противостояния Ермилова и кружка «Натиск» полностью вписывается в картину, набросанную поэтом в стихотворении «На полицейской бумаге верже…». В номере «Правды» от 3 ноября 1930 года, на третьей странице, было опубликовано письмо Ермилова в редакцию газеты: «Я считаю необходимым указать, что за 5 лет моей работы в руководстве РАПП я совершил, главным образом на первых этапах моей работы, в 1926—27 гг., ошибки, которые совершенно правильно характеризуются в письме секретариата РАПП о развертывании творческой дискуссии, как ошибки правого характера. <…> Признавая указанные ошибки, я, само собою разумеется, не собираюсь ограничиться лишь словесным признанием, а обязуюсь в дальнейшем вести непримиримую борьбу с этими и подобными ошибками». А на пятой странице номера «Правды» от 21 ноября 1930 года было напечатано «Письмо фракции секретариата РАПП по поводу статьи „Против правого уклона внутри РАПП“», берущее Ермилова под защиту от ретивых рапповцев и одновременно признающее, что им были допущены серьезные идеологические просчеты.
532
Подробнее об этом стихотворении см., например: Левин Ю. И. Избранные труды: Поэтика. Семиотика. М., 1998.
Несколько неожиданным претекстом этого стихотворения, по всей видимости, следует считать давние строки из петербургского цикла «Улица» (1905) Сергея Городецкого:
Возвращаласьпо лестнице черной И звонила с отвагой притворной. Но за дверью звонок оборвался И упал, и звенел,извинялся. Отворила старуха, шатаясь, Мертвецомв зеркалах отражаясь. ……………………………………… Зарождались желанья и вяли, Огоньки в фонаряхпотухали.