Осиротевшее царство
Шрифт:
«Ну да не в силе Бог, а в правде. Силён князь Иван, а правда победит его. Но всё же теперь оставаться Марусе в хибарке у своей бабушки не след; непременно надо перевести её куда-нибудь, не то Долгоруков как раз нагрянет к ней в гости. Он злобится на меня и в своей злобе на всё пойдёт. Завтра же непременно переведу куда-нибудь Марусю и старуху Марину».
Целый день и вечер Храпунов не мог вырваться к своей возлюбленной — служба останавливала его. Когда же на следующий день к вечеру он пришёл в знакомую ему хибарку, то застал там одну только Марину,
— Где Маруся? — упавшим голосом спросил Лёвушка, почти догадываясь о причине горя Марины.
— Увезли, увезли мою внучку! — с рыданием ответила старуха. — Нынче утром какие-то неведомые люди ворвались в нашу хибарку, силою схватили Марусю, посадили в сани и увезли неведомо куда. К несчастью, меня дома не было, а то я постояла бы за свою внучку, сумела бы защитить её от злодеев.
— Я знаю, чьё это дело, знаю… Иван Долгоруков похитил Марусю.
— Ты говоришь — Иван Долгоруков? — бледнея, воскликнула старуха. — О Господи, грех-то какой, какой страшный грех! Надо во что бы то ни стало спасти Марусю, вырвать её, сердечную, из рук князя Ивана.
— Да, я вырву Марусю из рук князя Ивана. И что я за несчастный человек! Ведь я подыскал тебе и Марусе на Покровке отдельный домик, снял его и ради безопасности именно сегодня же хотел перевезти вас обеих туда, и вот опоздал… опоздал… Проклятая служба задержала меня! — с отчаянием воскликнул Лёвушка Храпунов.
— Не отчаивайся, барин, не горюй: только бы мне дойти до князя Алексея Григорьевича. Скажу я ему два слова, и он сейчас же прикажет своему сыну Ивану отпустить Марусю. Только верно ли ты знаешь, что увёз её не кто другой, как князь Иван? — спросила Марина.
— Да, да, это Долгоруков увёз Марусю. Он же мне самому похвалялся, что отобьёт у меня невесту. Это — его дело.
Храпунов не ошибся: Маруся действительно попала в руки князя Ивана Долгорукова. Он приказал троим своим верным холопам, назло Храпунову, выкрасть Марусю, предварительно показав холопам, где она живёт, и те в точности выполнили его приказ.
На тройке лихих коней подъехали они к хибарке Марины; старухи не было дома, и Маруся ещё не успела запереть за ней ворота, как во двор ворвались холопы, а оттуда, высадивши дверь, проникли и в хибарку.
Не успела опомниться и вскрикнуть молодая девушка, как холопы схватили её, укутали голову платком, на плечи накинули шубейку и потащили в сани с верхом и полостью; чтобы Маруся не кричала, рот ей завязали платком; двое холопов сели с ней рядом в сани и держали её за руки, а третий холоп поместился рядом с кучером. Тройка бешено понеслась за Тверскую заставу. Кое-кто из соседей Марины видел, как похитили её внучку, а потому, когда Марина, вернувшись домой и не видя своей внучки, удивилась её неожиданной отлучке и пошла поразведать у соседей, не видали ли они, куда пошла Маруся, те рассказали ей о происшествии, случившемся с её внучкой.
Старуха едва устояла на ногах, когда услыхала, что Марусю на тройке лихих коней увезли какие-то неведомые люди, однако до прихода Лёвушки Храпунова, жениха её внучки, не решалась предпринимать что-либо к розыску Маруси. Да и что она, беспомощная старуха, могла бы сделать? Она тоже подозревала князя Ивана, так как Лёвушка и Маруся рассказали ей о своей встрече с Долгоруковым, и это подозрение ещё более окрепло, когда Храпунов сообщил о том, как князь Иван грозился отбить у него Марусю.
— Да, да, это его, окаянного, дело. Но я не дам ему властвовать над Марусей, единым словом вырву её у него из рук, — горячо проговорила Марина.
— Ох, боюсь я, Маринушка, что князь Иван не послушает твоего слова, — возразил ей молодой офицер. — Его словом не проймёшь.
— Пройму!.. И князя Ивана пройму, и его отца… Да как ещё пройму-то! Ведь слово моё заветное, и скажу я его только князю Ивану или его отцу, а больше никому не скажу.
— Странное же, таинственное у тебя слово!
— Да, таинственное, и скажу я его другим, лишь когда умирать стану. Вот что, барин: ты вперёд один ступай к Ивану Долгорукову, выручай свою невесту, а если тебя он не послушает и Маруси не отдаст, тогда уж я сама пойду. Мне-то не посмеет отказать. Ступай, барин ласковый, помогай тебе Бог!
Конечно, Храпунов тотчас же отправился к Долгорукову.
Злоба и ревность закипели в нём, когда он увидал своего врага.
— Князь, отдай мне невесту, — мрачно произнёс он, едва сдерживая себя.
— Ты, видно, рехнулся?.. Какую невесту? — насмешливо посматривая на него, спросил князь Иван.
— Марусю.
— Я не знаю никакой Маруси!.. Что, видно, твою зазнобу-то у тебя отбили, из-под носа унесли?
— Унёс ты, князь Иван, да и не унёс, а выкрал её, как разбойник дорожный!
— Что? Как ты молвил? — бледнея, как смерть, дико вскрикнул князь Иван.
— Говорю, что ты мою невесту выкрал, — спокойно повторил Лёвушка.
— Да как ты смеешь, наглец, говорить мне это? Да я… я убью тебя, как собаку! — и, трясясь от бешенства, князь Иван со сжатыми кулаками ринулся было на Храпунова, но тот отстранил его от себя.
— Поостынь, князь… Я ведь сильнее тебя.
— Слушай, слушай, Храпунов! Ты стал теперь моим непримиримым врагом! Ну да, ты отгадал: это я приказал своим холопам выкрасть твою невесту. Она теперь в моих руках, в моей воле, — вызывающим тоном промолвил Долгоруков, — и я отдам её только тогда, когда сам вдосталь натешусь…
— Подлец! Я… я убью тебя! — и Храпунов, вне себя от бешенства, выхватил из ножен саблю и ринулся было на Долгорукова.
Князь Иван переменился в лице, отступил к двери и быстро отворяя её, громко крикнул:
— Гей, ко мне!
В горницу вбежало несколько слуг.
— Возьмите его и свяжите: он рехнулся! — повелительно проговорил Долгоруков.
Лёвушка бросил саблю и не стал сопротивляться. Ему связали руки, отвели его на гауптвахту и заперли там в арестантскую горницу, обвиняя в покушении на жизнь царского любимца.