Оскал гориллы
Шрифт:
– И вы ее освободили? – спросил Мейсон.
– Ну да.
– Значит, вы ее больше не подозреваете?
– А кто вам сказал, что мы ее в чем-то подозревали?
– Ну хорошо, – утомленно сказал Мейсон, – нет так нет.
Он повесил трубку.
Делла Стрит вопросительно посмотрела на него.
– Холкомб говорит, что ее отпустили, – доложил Мейсон.
Пол Дрейк постучал в дверь условным стуком.
Делла Стрит открыла дверь.
– Ну что, – сказал Пол Дрейк, – вы, я вижу, свеженькие, как огурчики? И похоже, прекрасно выспались. А взгляните-ка на меня. Я на ногах еле
– Прекрасно, – сказал Мейсон. – Садись. Кофе можешь оставить при себе, а информацию выкладывай.
Пол Дрейк, высокий человек с мертвенно-бледным непроницаемым лицом опытного игрока в покер, натренированного за долгие годы скрывать любые чувства, с торжественным видом уселся в огромное, невероятно пухлое кожаное кресло и принял свою любимую позу, свесив длинные ноги через одну из ручек кресла и оперевшись на вторую ручку спиной.
Он с чудовищным шумом зевнул, вытащил из кармана записную книжку и сказал:
– Я полагаю, вы хотите, чтобы я начал с самого начала.
– Это точно.
– Бенджамину Эддиксу, – заговорил Пел Дрейк, нарочито растягивая слова, – по слухам пятьдесят два года. По некоторым сведениям, у него есть младший брат, Герман Эддикс, которому сорок шесть лет. Они были в свое время неразлучны. Оба не получили хорошего образования, происходили из бедной семьи. Герман из поля зрения исчез. Бенджамин уверял, что не имеет ни малейшего представления о том, где он. Возможно, это правда. Ходили слухи, что Герман ввязался в драку, убил кого-то и...
– Кончай с этим, Пол, – резко перебил его Мейсон, – ты же детектив. Какое тебе дело до всех этих дурацких слухов? Мне нужны факты. Что тебе известно точно?
– Фактически, Перри, – сказал Дрейк, – ни черта мне точно не известно. Эддикс миллионер. У него крупный бизнес, связанный с разработкой полезных ископаемых. Здесь он живет шестнадцать лет. Что до этого с ним было, никому не известно, – ни откуда он родом, ни где и как он сколотил свое состояние.
– Ты хочешь сказать, что этого не знают даже в его банке? недоверчиво переспросил Мейсон.
– Я хочу сказать, что этого вообще никто не знает. Он всегда отказывался отвечать на какие бы то ни было вопросы. Он обычно говорил: «Я же не прошу у вас кредита. Я покупаю и продаю за наличные».
– Но, черт побери, Пол, есть же еще налоговая инспекция?
– Он сказал им, что у него амнезия. Первое, что Эддикс якобы смог вспомнить, это как он очнулся здесь в отеле с двумя тысячами долларов в кармане.
– Пол, неужели они поверили такой сомнительной байке?
– Нет, конечно. Им удалось раздобыть его отпечатки пальцев. Раньше они нигде не были зарегистрированы. У ФБР данных на него не оказалось.
– Ты можешь приблизительно прикинуть, сколько он стоит?
– Примерно два или три миллиона чистыми. У него невероятно большие доходы, а собственность находится в самых разных местах, так что довольно трудно оценить точно. Как бы то ни было, он был достаточно хорошо обеспечен, чтобы позволить себе все, что только взбредет ему в голову.
– И что же ему взбредало? – поинтересовался Мейсон.
– Вот в этом-то весь фокус, – сказал Дрейк. – Знаешь, Перри, если говорить начистоту, то речь идет о состоянии
– Потому что он экспериментировал с гориллами? – спросил Мейсон.
– Мне кажется, все гораздо глубже, – сказал Дрейк. – Похоже, Бенджамин Эддикс панически боялся самого себя. Лично я уверен, что он собирался кого-то убить, а может быть, уже убил кого-то.
– Что тебя навис на такую мысль?
– Видишь ли, он отчаянно пытался доказать, что стремление к убийству является у человека врожденным инстинктом. Он утверждал, что цивилизация может подавить этот инстинкт и тогда он как бы дремлет, особенно если ребенок воспитывался в атмосфере безопасности. Когда шла жестокая борьба за существование, как он считал, необходимость убивать была заложена во врожденные инстинкты человека. Он утверждал также, что человек может быть введен в гипнотическое состояние и может совершить убийство, не осознавая, что делает, а очнувшись от гипнотического транса, даже не будет помнить об этом – никаких воспоминаний.
– То есть, другими словами, он, возможно, пытался защитить себя от обвинения в прошлом убийстве, – сказал Мейсон.
– Или в будущем, – заметил Дрейк.
– Но совершенно ясно, Пол, что столь необычная личность должна была вызвать у кого-нибудь желание хорошенько покопаться в его прошлом! Ведь, услышав о такой истории, шантажист готов был бы потратить несколько лет, только бы раскрыть тайну.
– Это точно, – согласился Дрейк. – Правительство потратило на него какое-то время – выяснили даже вопрос с гражданством. Все уперлось в тупик. Просто удивительно, до чего легко выйти сухим из воды, если заявить: «Я ничего не могу вспомнить о своей прошлой жизни, поэтому даже и не ломаю над этим голову. В конце концов, настоящее ведь важнее, и вот оно-то меня и интересует».
– Короче говоря, он истратил целое состояние, чтобы доказать свои теории, – сказал Мейсон.
– Совершенно верно, – пытаясь подготовить для себя защиту.
– Естественно, – продолжал Мейсон, – что с людьми он не мог экспериментировать.
– В том-то и дело. Он приобрел обезьян и пытался научить их убивать, пытался загипнотизировать их, чтобы они выполняли внушенные им приказы.
– И как он пытался этого добиться?
– Всеми возможными способами. У него было несколько дрессировщиков и опытный психолог-гипнотизер. Я говорил с ним, это некто по имени Блевинс. Алан Блевинс.
– Где Блевинс находился прошлой ночью?
– У себя дома.
– В Стоунхендж он не заезжал?
– Все, кто занимался экспериментами с обезьянами, были уволены примерно неделю назад, – сказал Дрейк. – Эддикс просто-напросто рассчитал всю компанию.
– Почему?
– Он заявил, что его эксперименты успешно завершены.
– А чем занимался лично он?
– Вот тут кое-что начинает проясняться. Более полную картину сможет дать Блевинс. Разумеется, Перри, этот Блевинс не очень-то был расположен к сотрудничеству. Мне ведь пришлось связаться с ним около трех часов ночи и сообщить, что дело не терпит отлагательства и все такое в том же духе.