Оскар за убойную роль
Шрифт:
Ее губы нащупали его рот, накинулись на него – жадно, яростно, словно в последний раз. Макс ответил на ее поцелуй, и Таня, проваливаясь в исступление страсти, подумала: «Да плевать я хотела на этих Теплицыных и Брячихиных! Даже думать о них не хочу!»
Ночь с Максом была, как всегда, хороша. Раннее утро тоже прошло роскошно: кофе в постель, теплые булочки, ласковые слова, жаркие поцелуи… А после завтрака Макс исполнил любимый Танин каприз: расчесал ей волосы – нежно, но качественно, будто парикмахер из самого что ни на
«Наташка наверняка съязвит, что я во всем вчерашнем… И Темка, сто пудов, спросит между делом, но лукаво-лукаво: «Изволили дома не ночевать, Татьяна Валерьевна?» Да и Теплицын тоже заметит, он всегда замечает, как я одета… Ну и ладно. Отшучусь-отобьюсь».
…Только шутить с Татьяной никто сегодня не стал. В «Пятой власти» ее встретили холодно. Охранник на входе, противу обычая, даже не улыбнулся и, словно видит Таню впервые, потребовал пропуск. Андрей Федорович, с которым они столкнулись в коридоре, посмотрел мимо нее и поздоровался сквозь зубы. А Мишка Колпин наоборот: глазел с любопытством и предвкушением во взоре… Так, наверное, коллекционер бабочек смотрит, когда готовится наколоть на булавку очередной экземпляр.
«Ведут себя, будто у меня гонконгский грипп», – злилась Садовникова.
Не нужно быть Кассандрой, чтобы понять: слушок по агентству уже пошел. Ясно, что деталей никто не знает, но суть очевидна: госпожа творческий директор (вызывающе успешная, неприлично красивая, чересчур самоуверенная) наконец-то села в лужу.
Даже Наташка – уж ее-то профессия обязывает быть всегда невозмутимой! – и та не удержалась в рамках бесстрастности. Едва Таня на порог, как секретарша – никогда, кстати, не вставала при ее появлении! – вскочила, стушевалась, залепетала:
– Здравствуйте, Татьяна Валерьевна… рада вас видеть… может, что-нибудь нужно?
– Как обычно: кофе и список звонков, – буркнула Татьяна, проходя в кабинет.
Мед и участие в голосе секретарши ранили ее больней, чем неприкрытая холодность Теплицына.
Таня вошла в когда-то любимый кожаный кабинет, автоматически выполнила ежеутренний ритуал: включила компьютер, достала из сумки ежедневник, открыла на страничке со списком сегодняшних дел… и поняла, что работа – такая привычная и интересная – этим утром ее совершенно не волнует. И ей абсолютно наплевать, что новая сеть сотовой связи именно сегодня обещала дать ответ – согласны ли они заказать рекламу в «Пятой власти». И как идет работа над макетом по новой марке печенья – ей тоже неинтересно. А уж думать про то, каким образом уболтать несговорчивых клиентов с колбасного завода, которые зарубили уже третью рекламную концепцию, она и вовсе не в состоянии…
«Не до работы сейчас. Значит, и нечего организм зря насиловать», – постановила Таня и захлопнула еженедельник.
Тут как
«Жалеет меня Наташка, – поняла Таня. – Хочет хоть чем-то порадовать». И от этой мысли ей стало еще грустней.
Наталья поставила поднос на Татьянин стол – опять же, против правил, без обычного грохота о полированную поверхность и звона посуды – и начала:
– Звонили из сотовой связи, говорят, что…
– Потом, – перебила Таня. И кивнула на гостевой стул: – Садись, поболтаем.
Наташка ее приказание не выполнила. Стоит перед столом, хлопает глазами и явно удивляется: как это начальницу не интересует, что сказали потенциальные клиенты-сотовики, у которых рекламный бюджет – под миллион долларов?!
– Потом все расскажешь, – повторила Таня. – Садись.
Она отхлебнула кофе. Напиток – даже в божественном Наташкином исполнении – показался ей горьким. Таня поморщилась.
– Что не так? – тут же заволновалась секретарша.
– Все так, – отмахнулась Таня, бросая в чашку дополнительный кусок сахара. – Не трепыхайся. Надо поговорить.
– Поговорить? – Наталья взметнула выщипанные в струнку брови. – Так я ж и пытаюсь рассказать, вот, из сотовой связи звонили…
– Ох, Наташка, не умеешь ты прикидываться, – вздохнула Таня. Вышла из-за своего стола, поманила секретаршу в уютные гостевые кресла – отчим не раз замечал: чтобы разговорить человека, его сначала надо расслабить.
– В общем, сотовики сказали, что берут тайм-аут и будут думать еще. – Наталье все-таки удалось закончить мысль.
– Пусть думают, – небрежно бросила Таня.
В рекламном бизнесе фраза «мы берем тайм-аут» – эвфемизм отказа, и Тане это было совершенно ясно, однако расстраиваться еще и по этому поводу сил совершенно не осталось.
Наташка внимательно посмотрела Тане в лицо (Садовникова пыталась выглядеть бесстрастной) и с деланым оптимизмом выпалила:
– Мы их еще зацепим! Гарантирую, Татьяна Валерьевна!
– Возможно, – равнодушно кивнула та. И в третий раз, уже с трудом сдерживаясь, кивнула на гостевое кресло: – Ну, ты сядешь, наконец, или нет?
Наташка с опаской села (впрочем, хотя и посматривала на Таню испуганными глазами, а изящно скрестить ноги в новых туфельках не забыла).
Таня обновку, разумеется, заметила и немедленно похвалила:
– Отличные шузики! Сержио Росси?
– Увы, – вздохнула секретарша. – В Росси не влезаю, они ж узкие, будто их на графинь шьют! А у меня стопа крестьянская, мне б что попроще…
– «Босс», например, – подхватила Татьяна (уже успела разглядеть выбитый на каблуке лейбл). – Кучеряво живешь, Наталья батьковна!
– Да у них распродажа была, скидки – бешеные, – забормотала секретарша.
А Таня подумала: «Странная у нас, в России, психология… Покупают люди дорогие обновки, но никто не признается, сколько они на самом деле стоят. Цена варьируется в зависимости от того, кто твой собеседник. Для начальницы – «туфли с распродажи», соседке-пенсионерке вообще врешь, что с рынка, зато уж подружкам или бывшим одноклассницам называешь такую цену, чтобы у них глаза от зависти сразу на лоб полезли…»