Осколки нефрита
Шрифт:
— Я наблюдаю за тобой, Арчи Прескотт, — сказал Маскансисил. — Наблюдаю, потому что не могу действовать. Даже если я убью всех бледнолицых, знающих слово «чакмооль», то и тогда я не смогу изменить путь, которым ты должен следовать. Я привел тебя сюда в надежде, что старая история еще не потеряла смысл и что ты прислушаешься к ней и будешь действовать там, где я бессилен.
Маскансисил замолк, и медведь отошел в сторону, вынюхивая в снегу кусочки вяленой оленины. Ошеломленный Арчи задрожал, чувствуя такое полное одиночество, какого в жизни не испытывал. Неужели он только что говорил с Таманендом, вождем племени лениленапе, тем самым человеком, который подписал
Девочки. Арчи провел семь лет, оплакивая дочь, которая не умерла, и отказался от нее, когда она пришла к нему. Отказался, потому что жалость к себе — слишком удобный предлог для самоуничтожения. Арчи вспомнил бесчисленные разы, когда Джейн умоляла его просто поговорить с ней, всего лишь признать ее; вспомнил, как расцвело ее лицо, когда несколько недель назад, стоя перед зданием «Геральд», он в рассеянности назвал ее по имени. Она просила так мало, а он и этого ей не дал. Он покинул собственную дочь. Всего лишь жалел бездомную девчонку, и все ее мольбы и проклятия падали на его душу, как дождь на песок пустыни. Все эти семь лет его дочь была жива и мерзла на улицах, а он в это время оплакивал свои страдания.
А теперь она оказалась в руках сумасшедших, готовых пролить ее кровь во имя какого-то мертвого мексиканского бога.
Не важно, правдива ли услышанная им история; пусть даже медведь окажется галлюцинацией, вызванной усталостью и ударом по голове, а Райли Стин вполне может быть просто умалишенным — все это не важно. Важно лишь то, что у него есть дочь и ее собираются убить.
— Что мне делать? — спросил Арчи.
Медведь поднял голову.
— Однажды ты уже нашел чакмооля, хотя тогда и понятия не имел, что именно ищешь, — сказал Таманенд. — Его талисман приведет тебя к нему. Может быть, ты погибнешь в дороге или выживешь только для того, чтобы увидеть, как чакмооль проглотит твое трепещущее сердце. Но у тебя найдутся помощники, если ты сумеешь их разглядеть. Я дам тебе три совета. Если есть возможность, путешествуй по воде. Дух чакмооля находится в воде, и талисман больше поможет, когда у тебя под ногами вода. Но при этом сам оставайся сухим, иначе не только ты его почувствуешь, но и чакмооль тебя увидит. Найди Хранителя маски и следуй за ним. Однако остерегайся его, ибо он разрывается. Ты должен вернуть ему покой. И последнее, помни, что у Того, кто заставляет все расти, есть враг, противоположное начало. Его враг — это твой союзник, и ты должен использовать его силу, когда время придет. Однако берегись, боги жадны, и даже твой союзник может попытаться использовать тебя в своих собственных целях.
Медведь подошел к Арчи и встал на задние лапы, положив передние ему на плечи, как сделал это с Маскансисилом.
— Через двадцать один день, — сказал Таманенд, — состоится церемония. Но в течение пяти дней до нее чакмооль не станет ничего предпринимать, потому что его народ называл эти дни «немонтеми» и считал их несчастливыми. Больше я ничего не могу тебе сказать. Слишком многое остается неопределенным. События закручиваются в клубок вокруг тебя, Арчи Прескотт, и я желаю тебе удачи. Помни мои слова.
Морда медведя изменилась, из его глаз исчезло внимательное выражение, сменившись животным замешательством. Он опустился на все четыре лапы и поводил головой из стороны в сторону, ворча и принюхиваясь, — точно так же, как вел себя, когда только вышел из кустов.
Маскансисил подошел к нему и положил руку на массивную голову.
— Спи дальше, дружище, — дружелюбно сказал он. — Довольно нам тебя беспокоить.
Медведь задрожал. От его острой вони глаза Арчи заслезились, несмотря на холод. Медведь отвернулся и пошел обратно в чащу. Арчи сморгнул слезы и увидел, что луна сдвинулась с места, а клочья облаков начали закрывать звезды.
«Время снова нашло меня, — подумал Арчи. — Двадцать один день. Двадцать один день до конца света».
Маскансисил сел на лошадь, намеренно избегая смотреть в ту сторону, куда ушел медведь.
— Пора в путь, — сказал он. — Ехать нам далеко, а солнце скоро взойдет.
Повозка, украденная Марли, больше не казалась Ройсу подарком судьбы. Она со скрипом тряслась по ухабистой горной дороге, и каждый ухаб отдавался в костлявой заднице Ройса. Жестковато сидеть, черт побери, если так пойдет и дальше, придется ему сесть верхом на девчонку, чтобы спасти свою задницу. А дорога — если это можно назвать дорогой! — улучшаться не собиралась: единственная колея из грязи и голых камней извивалась по холмам и долинам, а над ней нависали деревья — того и гляди упадут. Достаточно одного поваленного дерева, и придется шагать в Питсбург пешком.
Они ехали всю ночь, но и при свете дня Ройсу казалось, что местность ничуть не изменилась: повсюду только округлые холмы да лес, в котором кое-где виднеются фермы. Черт бы побрал это захолустье! Разве можно сообразить, где ты находишься, без названий улиц и знакомых зданий? К тому же, хотя солнце яркое, холодина стоит та еще! Ну, может, не так холодно, как в Нью-Йорке, но все равно неприятно. И сколько осталось до Питсбурга? Там можно будет сесть на лодку и не зависеть от проклятой погоды.
— Чарли! — позвал Ройс, перекрикивая скрип фургона. Чарли был старше и успел попутешествовать. — Ты ведь был в Питсбурге?
— Два раза. — Чарли не оглянулся. Сидит там, небось, как на подушках. Ройс и сам бы сел на козлах, но не мог доверить Чарли охрану девчонки. Она была связана по рукам и ногам и спрятана в куче соломы, но Ройс все равно боялся, что она убежит. Ведь сбежала же она от Стина, причем еще до того, как научилась бог знает каким уловкам уличной жизни. Стин ее недооценил, и, учитывая все странные происшествия последнего времени, Ройс не собирался повторять его ошибку. Лучше уж быть повнимательнее.
Девчонка заерзала под соломой, и Ройс пнул ее, просто чтобы напомнить о своем присутствии.
— Ну тихо, ты! — рявкнул он. — Ничего, не задохнешься.
По крайней мере он на это надеялся. Девчонка могла дышать сквозь кляп, он специально проверил, да и по-любому, нос у нее свободен. Правда, соломенная пыль в фургоне мешала дышать и ему, а ведь он не закопан лицом в солому. Ладно, она все еще брыкается, пусть ее. Если затихнет надолго, придется выкопать ее оттуда и убедиться, что жива. Чакмооль знает, что девчонка у них, и нельзя теперь привезти ее дохлой.
Ройс вспомнил вопрос, который хотел задать Чарли.
— А в Питсбурге можно сесть на пароход в Луисвилл?
Чарли фыркнул.
— В Питсбурге начинается река Огайо. Там пароходов больше, чем людей.
Огайо. Это ведь где-то недалеко от Луисвилла? Ройс ни одного дня не проучился в школе — ни до того, как уехал из Ирландии, ни после. За пределами Нью-Йорка он бы сразу потерялся. Однажды ему довелось побывать в Бостоне, но вряд ли он сумеет найти Бостон на карте. В какую сторону течет река Огайо?