Осколки нефрита
Шрифт:
Интересно, почему не убегают лошади? Арчи оглянулся и увидел, что они уснули, склонив головы почти до земли, время от времени прядая ушами и подергивая носом, — единственные признаки, что лошади все еще живы и не обратились в камень.
Медведь снова встал на четвереньки и поскреб лапой по граве, оставляя огромные черные царапины на тонком слое снега. Маскансисил стал напевать вслух. Медведь нашел кусок вяленого мяса и проглотил его. И в этот момент Маскансисил закричал «Эй!» и хлопнул в ладоши — хлопок прозвучал гораздо громче, чем следовало бы в таком замкнутом пространстве. Медведь поднял взгляд на индейца, и Арчи затаил дыхание, ожидая, что сейчас начнется травля, — только наоборот. В Файф-Пойнте травля медведя собаками считалась развлечением.
Однако медведь не стал бросаться на индейца и рвать его на части. Он снова
— Матерь Божья Пресвятая Богородица! — прошептал Арчи. Посмотрел на кусок мяса в руке и бросил его в снег.
— Я привел его, вождь, — сказал Маскансисил медведю.
Зверь неуклюже повернул громадную голову в сторону Арчи.
Молодец, Следопыт. Сегодня ночью многое могло пойти не так, как надо.
Арчи отчетливо слышал слова, хотя от медведя не исходило ни звука. Скрипучий голос, казалось, принадлежал умудренному жизнью старику. Маскансисил назвал медведя «вождем». Именно так называют друг друга главари общества Таммани.
Арчи вопросительно посмотрел на Маскансксила. Тот кивнул:
— Теперь ты можешь повторить свой вопрос.
Медведь опустился на четвереньки, подошел к сидящему на снегу Арчи и встал так близко, что Арчи мог потрогать его за нос. От медведя пахло кислыми ягодами и гнилыми зубами.
Арчи сглотнул.
— Что мне делать дальше?
— Мы, мертвые, не умеем читать будущее, Арчи Прескотт. Ты сам должен решить, что тебе делать.
Может быть, это были обманутые ожидания, а может, просто усталость или и то и другое вместе, но Арчи вдруг сорвался. За последние двадцать четыре часа его дважды чуть не убили, а он тут бегает за каким-то странным индейцем по всем Аллеганским горам только ради того, чтобы заколдованный медведь уклончиво отвечал на вопрос жизни и смерти!
— Черт вас всех побери! — заорал Арчи и вскочил на ноги, несмотря на боль в лодыжке. — Какое вы имеете право затащить человека в Богом забытую глухомань и вешать ему лапшу на уши? Меня сегодня чуть не убили — по крайней мере два раза! — потому что я, сам того не ведая, оказался замешанным в чем-то, чего не понимаю, и вы обязаны мне кое-что разъяснить!
Медведь неподвижно стоял над ним, а Маскансисил выглядел вырезанной из горного гранита статуей.
— Я был человек мирный, — сказал медведь, — но не слабый. Когда я был жив, никто не осмеливался так со мной разговаривать.
— Ну а теперь я живу, — запальчиво ответил Арчи. — И помирать мне не хочется. — Он вытащил талисман чакмооля из-за пазухи и сунул его под нос медведю. — Давай, убей меня, съешь меня, если это удовлетворит твой голод или твою гордость, мне наплевать, если я не найду способа избавиться от этой штуки! — Он уронил талисман обратно за пазуху. — А для этого мне нужно избавиться от чакмооля, верно?
— Верно.
— Тогда как мне это сделать?
— Спаси свою дочь.
— Моя дочь умерла семь лет назад, — машинально ответил Арчи.
Медведь молча смотрел на него.
Понимание стало медленно просачиваться сквозь броню неприятия. Вот он стоит в горах Пенсильвании, одетый только в подштанники и ботинки, и ругает медведя, а над ним в безоблачном ночном небе, словно застывший маятник, висит луна. Неужели его привели сюда, да еще как-то остановили время только для того, чтобы проказник индеец с дрессированным медведем мог над ним подшутить?
Не разумнее ли предположить, что Джейн каким-то образом выжила во время пожара? И что скрюченное тельце, обгоревшее до угольков, принадлежало другой девочке? И что он весь год постоянно видел собственную дочь, но отказывался признать то, что она знала наверняка?
Когда Арчи снова заговорил, в горле словно застряло что-то.
— От чего я должен ее спасти? Какое отношение ко всему этому имеет Джейн?
— Твоя дочь — тот рычаг, на котором держится судьба мира. Через двадцать один день ты или сумеешь ее спасти, или чакмооль заберет ее и использует, чтобы дать новое тело своему богу. Если он преуспеет, то костры, которые ты видишь во сне, будут дымить в настоящих городах, а не в мире мертвых.
Мозг Арчи отказывался это воспринимать; слова отскакивали от видения Джейн, собирающей с его ладони медяки, когда он проходил мимо нее, торопясь на работу.
— Вождь, ты должен рассказать ему все с самого начала, — вмешался Маскансисил.
Медведь глянул на него через плечо, затем по-собачьи уселся на задние лапы. Арчи почудилось, что в глазах зверя видны долгие века, все то время, которое замерло в мире живых.
«А сам-то я все еще в этом мире?» — подумал Арчи.
Старческий голос мягко заговорил, затягивая Арчи вглубь, отвлекая от пронизывающей стужи и чувства вины, которое разрывало его на части, гиеной вгрызаясь во внутренности.
Меня зовут Таманенд, и я ношу это имя с тех времен, когда твои соплеменники еще не умели оставлять пометки на бумаге. Я из племени лениленапе; я провел их сквозь море льда к этим землям, и мы поселились далеко на севере, где живут киты и белые медведи.
Но солнце не задерживается в тех краях, и мы снова пустились в путь, и пошли на юг, пока не встретились с племенем, которое называют Змея. И даже в то время они огорчили меня, бледнолицый, потому что, подобно бледнолицым, кормили своего бога кровью. Когда-то они были прекрасны, но в своем падении стали видеть красоту лишь в смерти, а кожа их вождя покрылась чешуей. Он пришел ко мне и заявил, что за милость его бога нужно заплатить детьми нашего племени. Между нашими племенами началась война, и мы гнали их впереди себя, пока они не убежали на юг через пустыню.
В течение многих поколений мы ничего не слышали о них. Мой народ следовал за солнцем к месту его рождения на востоке, и там мы осели. Пищи было вдоволь, и племя разрослось, но на сердце у меня лежал камень, и я все гадал, когда же вернется Змея. После многих лет мира я покинул свой народ и пошел на юг и на запад, пока не нашел Змею. Они построили города из камня в болоте, окруженном горами, и богов у них стало так же много, как звезд на небе. Над городами висели клубы дыма, вознося вверх души принесенных в жертву и насыщая голодных богов.
Меня встретили стрелами и копьями, но увидели, что не могут мне повредить, и тогда отвели меня к созданию, голосом которого говорили их боги. Подобно мне, он прожил много лет; подобно мне, он получал силы от земли своего народа. Богов создают люди, Арчи Прескотт, однако эти боги становятся вполне реальными, когда поклонение вдохнуло в них жизнь и придало им форму. Чакмооль жил, потому что его боги были голодны, и принял форму тотемов своих богов. Его тело все еще покрывала чешуя, но теперь проросли также шерсть ягуара и перья орла; ему стало трудно сохранять человеческую форму. Рассказы его народа поддерживали в нем жизнь — он будет жить столько, сколько эти рассказы и жертвоприношения будут поддерживать его богов. У меня заболели уши от звуков песен этого народа, потому что они по-прежнему убивали и складывали песни, прославляющие эти убийства.
Мне было грустно, что между нашими народами пролилась кровь, но мир можно заключить только между людьми — боги и духи не снисходят до сделок со смертными. Чакмооль перестал быть человеком еще до того, как мы с ним впервые вступили в войну, а к тому времени, когда я пришел на юг в поисках Змеи, он и вовсе позабыл, что такое быть человеком. Он и слышать не хотел о мире. «Убирайся обратно на север, — сказал он мне, — пока твои кости не остались здесь и твой народ не забыл твое имя».
И все же я не ушел. «Сейчас у тебя есть могущество, — сказал я, — но так будет не всегда. И я, Таманенд, буду следить за тобой; я увижу, как ты умрешь, и тебя развеет ветром, и я своими руками буду держать тебя развеянным по ветру, пока твои имена и боги не исчезнут с лица Земли».
С этими словами мы расстались, и я повернул на север — как раз тогда, когда паруса бледнолицых показались на краю моря. Когда Змею уничтожили, я смотрел на это и оплакивал народ, которым они могли бы быть. Но бледнолицые ни разу не видели чакмооля — они знали его под именем Нецауалпилли — и только слышали рассказы о человеке, который предсказал приход испанцев, о колдуне, заключившем сделку со злыми духами. А чакмооль убежал от своего имени и своего народа и скрылся в месте, называемом Чикомосток. Несмотря на горе, я помнил данное мной обещание. Я был другом краснокожих и бледнолицых, но никогда я не буду другом Змее.
Когда чакмооль зашевелился и вспомнил бога, которого они называли Тот, кто заставляет все расти, я уже ушел из мира, где бродит этот медведь. Но Маскансисил жив и несет дозор вместо меня.