Осколки
Шрифт:
На минуту Гельбург выглядит почти успокоенным. Короткий изучающий взгляд в лицо Хьюману, затем легкий кивок.
ГЕЛЬБУРГ: Никогда не думал, что смогу с кем-нибудь так говорить. Нет, я доверяю вам.
Пауза.
ХЬЮМАН: Хорошо. Рассказывайте дальше, я вас слушаю.
ГЕЛЬБУРГ: Когда мы говорили первый раз, вы спросили… ну, сколько раз в неделю.
ХЬЮМАН:
ГЕЛЬБУРГ: (кивнул). Иногда у меня возникают проблемы.
ХЬЮМАН: Хм. Ну, это, знаете ли, у многих бывает.
ГЕЛЬБУРГ: (облегченно). Вам часто приходится это слышать?
ХЬЮМАН: Даже очень.
ГЕЛЬБУРГ: (судорожная вызывающая улыбка). А с вами это когда-нибудь было?
ХЬЮМАН: (озадачен). Со мной? Ну, конечно, пару раз. А у вас это недавно?
ГЕЛЬБУРГ: Ну… да. Недавно… Но и давно тоже. (Жест, намекающий на прошлое).
ХЬЮМАН: Понимаю. Но напряжение только усугубляет положение.
ГЕЛЬБУРГ: Да. Я тоже заметил.
ХЬЮМАН: Только не думайте, что настал конец света, это не так. Вы еще молоды. Это — как море, оно то отступает, то возвращается. Но вы не должны забывать, что она вас любит и хочет.
Гельбург смотрит на него широко открытыми глазами.
Вы же знаете это, или нет?
ГЕЛЬБУРГ: (кивает, оставаясь какое-то время в раздумье). Моя свояченица говорит, вы раньше на пляже ходили гоголем.
ХЬЮМАН: Раньше — да.
ГЕЛЬБУРГ: Я часто спрашивал себя, может, это от того зависит, что Сильвия — единственная женщина, которая у меня была.
ХЬЮМАН: А почему это должно иметь значение?
ГЕЛЬБУРГ: Не знаю, но мне не давало покоя, что она, возможно, ожидала большего.
ХЬЮМАН: Знаете, так думают многие, и некоторые мужчины спят с большим количеством женщин не потому, что они более уверены в себе, а потому что боятся утратить эту уверенность.
ГЕЛЬБУРГ: (заворожено). Надо же! Я бы никогда не подумал. Врачу, конечно, приходится иметь дело со многими необычными случаями.
ХЬЮМАН: (доверительно). Каждый по-своему необычен. Но я здесь не для того, чтобы говорить о человечестве. Почему вы не попытаетесь рассказать мне, что произошло? (Он улыбается, пытается подыграть). Ну, давайте, выкладывайте.
ГЕЛЬБУРГ: Ну, хорошо! (Вздыхает.) Я лег в постель. Она крепко спала… (Обрывает,
Долгая пауза.
ХЬЮМАН: Ну и? (Гельбург молчит.) Вы переспали с ней?
ГЕЛЬБУРГ: (не подходящий к данному моменту взгляд, полный ужаса; замер, словно встав перед выбором, прыгнуть в огонь или сбежать)… Да.
ХЬЮМАН: (с напором; замешательство Гельбурга для него загадка). И какова была ее реакций? Вы ведь говорили: прошло уже какое-то время с последнего раза.
ГЕЛЬБУРГ: (вынужденно). Э-э-э… да.
ХЬЮМАН: И как она отреагировала?
ГЕЛЬБУРГ: Она… (подыскивает слово)… задыхалась. Это было невероятно. Я подумал тогда о том, как вы мне говорили, что ей теперь нужна любовь. У меня возникло ощущение, что я помог ей. Я был почти уверен. Она стала для меня вдруг абсолютно иной женщиной.
ХЬЮМАН: Прекрасно. А она двигала ногами?
ГЕЛЬБУРГ: (не готов к вопросу)… Кажется, да.
ХЬЮМАН: Так да или нет?
ГЕЛЬБУРГ: Я был настолько возбужден, что не обращал на это внимания. Но мне все-таки кажется — да.
ХЬЮМАН: Это просто замечательно. Почему же вы тогда столь обескуражены?
ГЕЛЬБУРГ: Дайте мне рассказать до конца. Это еще не все.
ХЬЮМАН: Прошу прощения.
ГЕЛЬБУРГ: Сегодня утром я принес ей завтрак и… в общем… начал немного об этом говорить. Она посмотрела на меня так, словно я не в себе. Она утверждает, что абсолютно ничего не помнит, что вообще ничего не было.
Хьюман молчит, играя карандашом, как бы уклоняясь.
Как она может этого не помнить?
ХЬЮМАН: Вы уверены, что она бодрствовала?
ГЕЛЬБУРГ: Должна была, а как же иначе?
ХЬЮМАН: Она что-нибудь говорила во время всего этого?
ГЕЛЬБУРГ: Нет, но она и раньше не говорила особо много.
ХЬЮМАН: А глаза открывала?
ГЕЛЬБУРГ: Не уверен. Было темно, а глаза у нее и раньше всегда были закрыты (Нетерпеливо.) Она стонала, задыхалась… и должно быть не спала! А теперь говорит, что ничего не помнит?