Осколки
Шрифт:
СИЛЬВИЯ: (кивает на радио). Не выношу Эдди Кантора. А вы?
ХЬЮМАН: Неужто? На лестнице я слышал ваш смех.
СИЛЬВИЯ: Знаю, и тем не менее я не могу его терпеть. А вот Кросби люблю. Вы его слышали?
ХЬЮМАН: Я не люблю этих слащавых певцов. Они зарабатывают десять-двадцать тысяч долларов в неделю, не прослушав ни одной лекции по медицине.
Сильвия смеется.
В любом случае, я —
СИЛЬВИЯ: А я никогда еще не видела ни одной оперы. Наверняка трудно понять.
ХЬЮМАН: Да нечего понимать. Там или она хочет, а он нет, или он хочет, а она нет.
Сильвия смеется.
Как всегда: один из двоих умирает, а другой прыгает из окна.
СИЛЬВИЯ: Я рада, что вы смогли прийти.
ХЬЮМАН: (садится на стул рядом с постелью). Ну, так вот, нам нужно кое-что обговорить
СИЛЬВИЯ: Филиппу нужно было в Джерси из-за какого-то плана застройки…
ХЬЮМАН: Ничего, я хотел бы переговорить с вами.
СИЛЬВИЯ: Речь идет об одной фабрике, которая принадлежит фирме.
ХЬЮМАН: Ну, перестаньте, не нервничайте.
СИЛЬВИЯ: У меня заболела спина, вы не поможете мне перебраться на кровать?
ХЬЮМАН: Конечно.
Хьюман поднимает ее со стула, несет к кровати и осторожно кладет на постель.
Вот так.
Она откидывается, он прикрывает одеялом ее ноги.
Это что за духи?
Отходит от постели.
СИЛЬВИЯ: Харриет обнаружила их у меня в ящике. Кажется, это Жером подарил несколько лет назад на День рождения.
ХЬЮМАН: Восхитительно! И прическа у вас другая.
СИЛЬВИЯ: (взъерошила руками волосы). Харриет причесала меня. Ей нравится играть моими волосами, это еще с детства. Вы сегодня утром слушали птиц?
ХЬЮМАН: Как ни странно, да. До этого, когда я ехал верхом, передо мной вдруг вспорхнула целая стая.
СИЛЬВИЯ: (отчасти чтобы он не ушел). Когда я была маленькой и когда мы только что переехали сюда, здесь было полно птиц, кроликов и даже лис. А до этого мы вообще жили в деревне. Мой отец держал мелочную лавку, там можно было найти все от дамской шляпки до конской подковы. Но тамошние зимы оказались слишком холодны для моей матери.
ХЬЮМАН: На Кон-Айленд мы всегда отстреливали кроликов.
СИЛЬВИЯ: (поморщив нос). Почему?
ХЬЮМАН: (пожимая плечами). Чтобы посмотреть, сможем ли. Это был рай для детей.
СИЛЬВИЯ: Знаю. Бруклин был тогда, действительно, замечательным. Я думаю, и люди были счастливее. Моя мать всегда стояла на веранде и смотрела нам вслед, когда мы шли в школу — через поля, на расстоянии не меньше мили. И я всегда привязывала бельевой веревкой трех моих сестер, чтобы не надо было вечно их подгонять. Я так рада, правда! (Легкая улыбка.) Я всегда себя прекрасно чувствую, когда вы приходите.
ХЬЮМАН: Послушайте меня внимательно. Теперь уже ясно, что такие симптомы, как у вас, идут из глубины души. Если я хочу помочь вам, я должен буду заняться вашими снами, вашими глубинными тайными чувствами, понимаете? Но это не мой профиль.
СИЛЬВИЯ: Уже только от того, что вы со мной говорите, ко мне возвращаются силы.
ХЬЮМАН: Вы уже сейчас нуждаетесь в терапии, с тем, чтобы ваше кровообращение не нарушалось.
Легкое изменение в выражении лица Сильвии, но Хьюман замечает это.
Вам еще жить да жить. Вы же не хотите провести остаток жизни в инвалидной коляске, правда? Совершенно необходимо, чтобы я вас передал тому, кто в этом…
СИЛЬВИЯ: Я могу вам рассказать один сон.
ХЬЮМАН: Но я не специалист по…
СИЛЬВИЯ: Мне хотелось бы, можно? Каждую ночь мне снится одно и то же, когда я засыпаю.
ХЬЮМАН: Ну, хорошо, что за сон?
СИЛЬВИЯ: Я где-то на улице. Все очень серо. Много народу. Они везде и они ищут меня.
ХЬЮМАН: Кто эти люди?
СИЛЬВИЯ: Немцы.
ХЬЮМАН: Похоже на картинки из газет.
СИЛЬВИЯ: (только что осознав). Думаю, да.
ХЬЮМАН: И что происходит?
СИЛЬВИЯ: Я пытаюсь убежать. И все люди преследую меня. На них грубые ботинки, грохочущие по мостовой, и только я собираюсь завернуть за угол, какой-то мужчина хватает меня и бросает наземь… (Обрывает.)
ХЬЮМАН: И это все?
СИЛЬВИЯ: Нет. Он ложится на меня и начинает целовать… (Обрывает.)
ХЬЮМАН: Да?
СИЛЬВИЯ: А потом начинает отрезать мне груди. Затем встает и на секунду я вижу его лицо со стороны.
ХЬЮМАН: И кто он?
СИЛЬВИЯ: Я не знаю…
ХЬЮМАН: Но вы видели его лицо!
СИЛЬВИЯ: (только что осознав.) Я думаю, это Филипп.