Ослепительный нож
Шрифт:
– Вылитый Ростопча, истопник Марьи Ярославны, молодой великой княгини, - определила по описанию Мамонша.
– Скверный человек.
– Он ли повредил Гориславе?
– усомнилась Евфимия.
– Видел меня вблизи. Не мог обознаться.
– Мыслишь, девоньку выкрал?
– очнулся от глубоких дум Андрей Дмитрия.
– Не заметила ли с ним спутников?
– спросила боярышню Акилина Гавриловна.
Евфимия покачала головой.
– Сам Ростопча не ввязнет в крадву, - размышляла Мамонша.
– Укажет похитчикам издали. А издали вы с Гориславой схожи. И сряда та же… Богумила, - вскинула
– Где в Кремле Житничный двор, тебе ведомо?
– Та затрясла удивлённым личиком.
– У церкви Рождества Иоанна Предтечи - хоромы Софьи Витовтовны, - стала объяснять амма Гнева.
– С другой стороны храма - бывший двор митрополита Петра. Там теперь проживает правнук Гедемина, князь Юрий Патрикеевич На-римантов. Его в Кремле каждая собака знает. Самый ближний государю боярин! Ты спустись ниже, к Подолу. Первый из по дольных дворов - Житничный. Тщательно погляди: не там ли наша похищенница?
Богумила вышла из-за стола и с опущенной головой покинула Столовую палату.
– Нет у меня внятельного разумения твоих мыслей, - взглянула Всеволожа на амму Гневу.
– Ток моих мыслей прост, - пояснила та.
– Из того, что от тебя слышала, заключаю: Литовтовне, как ты именуешь Софью, мир твой с Василиусом и нынешняя близость к нему ой-ой не по нраву! Ссора ваша ею подстроена весьма тонко. Осталось лапы на тебя наложить. У Ростопчи были спутники, не примеченные тобой. Не пешие, а в карети. Тебя с пути не взяли по многолюдству на улицах. В полуденное же время улицы, почитай, пусты. Вот Горислава и оказалась впору. Дай Бог, чтоб быстро выявилась ошибка.
– Зачем Богумиле Житничный двор?
– не понимала Янина.
– Этот двор - отцовское наследство Василиуса - мать забрала и построила на нём житницы, - продолжила объяснения амма Гнева.
– А под житницами-то погреб. А в погребе-то тюрьма. Личное, никому не подведомственное узилище великой княгини. Там уготовано было место нашей боярышне неведомо для чего и надолго ли. Если вместо неё попала под житницы Горислава, удастся ли ей поздорову выйти?
Все терпеливо ждали возвращения Богумилы.
– Никак не проникнет она туда, - беспокоилась Всеволожа.
– Ей не надобно проникать, - молвила Янина. Евфимия тут же сообразила: очам лесной ведалицы ни камень, ни дерево не преграда.
Все пребывали в неиспокое. А время шло…
Допили взвар. Калиса убрала со стола. Девы стали расходиться.
Дольше других в столовой палате оставались Всеволожа с Мамонами.
– Хоть бы поспела наша всевидица, пока поставят в Кремле рогатки, - вздыхал Андрей Дмитрия.
– Надобно исправлять ошибку. Мне, только мне!
– поднялась Евфимия.
– Не бери в голову, - возразила Мамонша.
– С Гориславой могла приключиться беда полегче каменного мешка. Может, она не там?
В дверях прозвучал голос Богумилы:
– Она там.
Следом вошла Калиса. Домашние собрались, кроме Янины, Бонеди и Кариона.
– Под Житничными палатами, - стала рассказывать Богумила, - ещё двухпрясельные палаты длиною с небольшим семь аршин и шириной такие же, а высотой четыре аршина. Примерно говорю, не взыщите. Туда ведёт белокаменная лестница, с коей верхняя палата соединяется узким проходом. А нижняя с верхней - лишь
– Она задохнётся там!
– испугалась Калиса.
– В верхней и нижней палатах сделаны по две щечевых продушины для притоку воздуха, - успокоила Богумила.
Из двери поманил пальцем Карион:
– Идемте-ка, бабоньки. И ты, Андрей Дмитрия… Все спустились из хозяйского верха в поварню. Увидели там Янину с Бонедей. На лавке стояла лохань со свечой, полная воды. Евфимия вспомнила, как кудесничала Янина по просьбе племяшки Усти о женихе и увидела Васёныша в Набережных сенях над телом старика Морозова. Сейчас, очевидно, происходили те же кудеса.
– Прошэ замыкаць джви, - попросила Бонедя вошедших прикрыть за собою дверь.
– Нашла Гориславин платчик, - прошептала Янина в ответ на вопросительный взгляд аммы Гневы.
Все подошли к лохани.
– Прошэ заховаць цишэ, - попросила Бонедя соблюдать тишину.
Янина, склонясь над водой, зашептала на ляховиц-ком языке заклинания…
Вот обмакнула персты… Вот бросила в воду платчик Гориславы… Вот вода окровавилась… Вот Янина зажгла свечу… И вновь Евфимию поразил запах свежей крови. Ужли убивают Гориславу? Нет…
– Боже, она в застенке!
– прошептала в ужасе амма Гнева.
– Ставят на огненную сковороду, - разглядывала воду Янина, - забивают щепы под ногти, подвесили, режут ноги…
– Хуже татар!
– в бессильной ярости воскликнул Бунко.
– Шшш! Не спугните воду, - попросила Янина.
– Почему лик страдалицы так спокоен? Не кричит, даже не размыкает уст, - удивилась Евфимия.
– Горислава не чует боли, - напомнила амма Гнева.
И тут Всеволожа разглядела за истязуемой ещё одну жертву, чуть одаль висящую, нагую по пояс.
– Ещё кого-то привели к пытке, - задыхалась страхом Калиса.
– О-о-о!
– в голос закричала Евфимия.
– Не может, не может, не может такого статься!
– и опрометью бросилась из поварни.
В глубине сада нагнал её Карион.
– Что стряслось, Евфимия Ивановна? Что с тобой?
– Я узнала. Она… она… - захлёбывалась словами боярышня.
– Это Платонида!
– Кто?
– допытывался бывший кремлёвский страж.
– Та… вторая… на виске… - Евфимия заходилась в рыданиях.
– Мамушка Латушка!
– Как же? Как же?
– морщил лоб Бунко.
– Я-то и не признал нашу хозяйку избы в Падуне. За что же её?
– Кариоша!
– бросилась ему на грудь Всеволожа.
– Руки на себя наложу, ежели немедля не отведёшь туда.
К ним подходила Акилина Гавриловна.
– Просит к Житничному двору свести, - растерянно объявил Бунко.
– Что ты хочешь?
– испугалась Мамонша.
– Хочу всё исправить, - уже спокойно заявила Евфимия.
– Гориславу пытают вместо меня. Безвинно страдает другая женщина, сделавшая мне много добра и в сей жизни, и в предыдущей. Пытчик Василь Фёдорыч Кутуз не заприметил меня у великого князя и теперь обмишулился. Вот приду и скажу об этом.