Ослепительный нож
Шрифт:
– Даже не бери в голову!
– заломила руки Мамонша.
Евфимия обняла её.
– Моё решение несовратно.
При этом известии суета поднялась в тихом тереме эутова сада. Все Евфимию отговаривали, но тщетно. Запоминали, что Горислава боли не чует. Всеволожа отмахивалась: боли не причинят, а изувечат, как пить дать! Угроза её собственной жизни не остановила боярышню. В конце концов Карион открыл, что надзирает Житничный двор Осей. Он когда-то подвёл Всеволоже коня при её бегстве из дому. Он, едва не убив, сам же спас своего начальника Кариона в бою под Галичем. Короче, тот самый Осей. Теперь среди кремлёвских
С утра у привратной кельицы зачмокали поцелбвки, как накануне, однако не со смехом, а с плачем.
– Неотступно стану за тебя Бога молить и пред сильными мира ходатайствовать, - обещала Акилина Гавриловна.
– Возопию к Феодосию, архимандриту, духовнику великой княгини…
– Главное, - прервала её Всеволожа, - самое первое сделай: пошли в Галич к князю Дмитрию Юрьичу Красному. Пусть всё ведает.
6
Едва Евфимия с Карионом добрались до Житнично-го двора, начались ожидания. Ждали у железных ворот, пока на позов Бунко кликнули Осея. Клик этот охраныши передавали один другому, поэтому дозвались нескоро. Важный Осей, обрюзгший, обвислый, вовсе не походил на того подтянутого, молодцеватого, что подводил Евфимии лошадь у Фроловских врат. При виде бывшего своего начальника он улыбнулся изо всех сил и с той же натугой смягчился неприятный скрипучий голос. Потом боярышне пришлось ждать в самих Житничных палатах у тяжёлой двери, за коей Бунко и Осей беседовали. Когда Карион ввёл спутницу, разговор продолжился:
– Ну?
– Вижу, что она. Только признал не вдруг. Времени-то прошло! А нашу вязницу Всеволожей назвали, не отрицалась.
– Тихо надо сделать подмену. Иначе не жить вашей вязнице.
– Само собой тихо. Я тебе верю.
– Себе не веришь?
– И себе верю.
Осей извлёк из ларя могучую связку стальных ключей. Уходил вразвалку, видимо, на больных ногах.
– Сейчас он сам выведет Гориславу, дабы никто не видел, - объяснил Карион.
– Охти, Евфимия Ивановна!
– присовокупил он с досадой.
– На что обрекаешь себя?
Боярышня сплела пальцы.
– Ужли на то же должна обречь постороннюю к сим делам Гориславу?
Бунко уронил голову на грудь.
Осей не ввёл, а втащил девицу. Что осталось от льнокудрой смуглянки? Одного нощеденства не прошло - превратилась в тень.
При виде Кариона с Евфимией она лишь глазами выразила величайшую радость.
– Найму для неё кареть, - произнёс Бунко, уходя.
– Пожду за дверью, а вы поменяйтесь срядой, - велел Осей.
Евфимия с Гориславой остались наедине.
– В какой ад они ввергли тебя!
– возмутилась боярышня.
– Посадили в каменную блошницу, - едва отвечала лесная дева.
– Пытки были ужасные!
– осторожно снимала Всеволожа с неё издирки, в кои облекалась сама. Горислава же с её помощью влезала в боярышнину одежду.
– Болей не чуяла, - вымолвила она.
– Теперь ног не чую.
– И успокоила: - Калиса поставит на ноги.
– Ради чего приняла на себя моё имя?
– выговаривала Евфимия.
–
– Ты бы не выдержала. Знакомка твоя именем Платонида покинула бренную плоть. Замучили!
– Платонида?
– воскликнула Всеволожа.
– Её больше нет? О, мамушка Латушка!
Горислава, попригожу опрянутая, сидела на лавке, опустив голову.
– Чего допытывались?
– спросила Евфимия.
– Пытали… как в Нижнем Новгороде… ты улещала великого князя отправить молодую великую княгиню под клобук, а с тобой пойти под венец, - с трудом закончила Горислава слишком длинное для неё сообщение.
– Экий вздор!
– возмутилась боярышня. Вошли Осей с Карионом.
– Бог тебе в помощь, Евфимия Ивановна, - с тоской глянул на Всеволожу Бунко и повлёк Гориславу с Житничного двора.
– Следуй за мной, голуба душа, - пригласил Осей, громыхнув ключами.
Пройдя по длинному переходу, темничник ввёл новую узницу в большую палату. Она располагалась не под землёю, ибо вниз не спускались. По одной стороне зияли светмо оконца малые, сводчатые, оплетённые крест-накрест. Евфимия не заметила крупной железной клетки посреди палаты. Из противоположной двери в это самое время вывели под руки человека, двигавшего ногами как бы во сне. Голова свешена, волосы пали на лицо. Платье же по плечам и на груди окровавлено и изодрано. Проходя мимо Всеволожи, он внезапь вскинул голову, резко рванулся из рук темничников. Один из них прикрикнул от неожиданности:
– Но, но, но!
В первый миг Евфимия узнала Васёныша. В следующий же миг, когда он тряхнул головою вбок и волосы разлетелись обочь лица, она узрела две пустые глазницы, две ямы, из коих до дна выскоблена жизнь.
– Батюшка!
– крикнула Всеволожа не своим голосом и лишилась чувств…
Пришла в себя в тесной клетке. Ни встать, ни лечь. Сиди, съёжившись.
– Отверзла зеницы нещечко, моё сокровище, - заворковал деревянный голос, напомнив давнее блуждание во дворце перед судом над Василиусом, цепкую незнакомку под белой понкой, впоследствии оказавшуюся вовкулакой Мастридией.
Перед клеткой взабыль стояли две сгорбленные старухи. Разглядывали её, аки зверя диковинного.
– Она! Вся, как есть, она. Чего зря болтать?
– изрекла удоволенно Софья Витовтовна.
– Кутузов меня переполошил: сам её не помнит, а Ростопча голову даёт наотрез - не она! Ох, этот Ростопча! Сорву с дурной головы рыжий чуб собственными руками.
– Отвори клеть, - попросила Мастридия.
– Дай с ней поручкаюсь. Молодая! Сочная!
– Погоди, - окоротила Витовтовна.
– Мне она ещё живою потребна. Будет увядать медленно, доколь не признается в лестливых чарах против своего государя. А я ежедень стану посещать её, наблюдать, как уходит из тела жизнь. Дьяк Беда поведал о нынешнем франкском короле Людвиге. Наивящих своих врагов заключил он в клетки. Еженощь навещает их [10] . Ты воткнёшь зерно в землю и глядишь то и дело, как росток набирает силу. Людвиг же наблюдает противное: приход смерти за шагом шаг. Уж до того занятно!
10
Речь идёт о короле Людовике Одиннадцатом.