Основание Харькова (старинное предание)
Шрифт:
Когда здоровье Маси дозволило, Федосья Кузьминична, наговорив тьму желаний, отвезена была в Чугуев; Настя же, полюбив Масю, вызвалась остаться при ней для прислуги.
Призвав Муху и двух из его товарищей, Андрей предложил им ехать в Украину, за Днепр, в свои места, «и если уже, — так говорил он, — ваше желание непременно поселиться в этой пустыне с нами, то пригласите кого из земляков своих переселиться сюда. Страдания от ляхов и жидов невыносимы, утеснения за веру нестерпимы! До коих пор всё это переносить? Пока казаки соберутся и явно отложатся от Польши, как вы и я слышали о всеобщем желании их, то много горя достанется претерпеть! Кто хочет спокойствия, пусть смело идёт сюда. Здесь поселимся, здесь обзаведемся всем. Земля обетованная, край блаженный! Свободно будет нам молиться своему богу. Царь православный приимет нас под свою сильную руку, и мы счастливо будем жить здесь. Успеют ли наши земляки (я говорю — наши,
— А дадут ли нам татары свободно жить? — сказал один из отряжаемых.
— Мы поселимся в стороне от того пути, по которому они пускаются на русские селения. Притом же будем жить скрытно, близ этих лесов. При малейшей тревоге мы со всем нашим имуществом скроемся в леса. Не успев с первого раза ничем у нас поживиться, они оставят преследовать нас. Если же бог пошлёт на мысль значительному числу поселиться с нами, тогда устроим себе острожок и будем в нём отсиживаться и отстреливаться. Татарва не любит этого, и оставит нас в покое.
Дав ещё полнейшие наставления, как им действовать и чем убеждать земляков своих к переселению, Андрей отпустил Муху с товарищами в путь, а о. Онуфрий напутствовал их молитвою о успехе в благом предначинании.
В ожидании исполнения задуманного предприятия поселенцы наши жили спокойно и не теряли времени к устройству для будущего. Андрей и два оставшиеся с ним казака, достав в Чугуеве необходимые инструменты, приступили к постройке избы, всё в той же берёзовой роще, где основан был и первый шалаш. Мася, здоровая, весёлая, живая, восхищённая тем, что мысль её об основании всегдашнего жилища в таком приятном, свободном, далёком от светского шума месте осуществляется, неотлучна была от мастера при строении, своего Андрея милого Квитки; тут же сидя и работая своё, занимала его то песенками, то шутками и всячески ободряла его в трудах. Маленький поселенец покоился близ неё; но плутишка, чтоб угодить матери и выиграть себе что-нибудь, по временам не плакал, а, как будто шутя, пищал — и тут Андрей, оставя зарубливать угол, кинет топор и очутится близ малютки вместе с Масею. Дитя зацелуют: да и сами начнут миловаться, пока-то вспомнят об оставленной работе. Настя со всем усердием исправляла всё по хозяйству. Нередко о. Онуфрий навещал их и по несколько дней проводил с ними, то беседуя, то так же с топором трудясь около бревна. Знакомый им Чугуев доставлял всё необходимое. Федосья Кузьминична находила случай навещать своего «внучка-красавца» и балагурством своим да присказками доставляла большое удовольствие нашим поселенцам.
Кончилось лето, осень уже началась, как вот явился Муха с товарищами, а за ними... целый транспорт переселенцев с семействами, имуществом, скотом. Рассказы Мухи в Украине приняты в уважение, и несколько семейств из разорённого, утеснённого города Черкассы, в Украине, из-за Киева верст 250, решились избегнуть гнетущего их ига и испытать счастья на вольной земле. С радостью встретил их Андрей, но тут же предложил им из опасения, чтобы не обратить внимания на себя иногда могущих рыскать по сим местам татар, селиться не всем вместе, а порознь, «хуторами», на удобных местах. Семейства два осталось в том месте, где основался прежде Квитка, а прочие расположились почти посемейно, где кому нравилось. Общими однако же трудами выстроены для всех избы, вспахано и засеяно в озимь поле, сколько можно было снято сена для приведённого скота и так положено было, чтобы и на будущее время все работы производить вместе и выручкою разделяться посемейно. Муха, от всех прозванный «проворный, как Муха», каждому семейству выбирал в окружности места для поселений, давал полезные советы каждому и был у Андрея, главного всем распорядителя, как бы управляющий: наблюдал, осматривал и приводил в порядок все его распоряжения.
Одной только Масе привёз Муха огорчение и печаль. Отец её, яснейший воевода киевский, попавшись в руки ветренной женщины, второй жены своей, слушал её во всём, запутался в делах своих, сменён и в маетностях своих, не допив бочки ковенского мёда и столетнего венгерского, умер; имением завладела жена в пользу прижитых с нею детей. Мася поплакала, но... с нею Андрей, сын... пусть будет, как будет. «В них моё отечество, моё богатство!» — сказала и обратилась к занятиям своим.
Хата для Андрея, с помощию пришедших переселенцев, отделана была отлично. Поселившиеся на этой Основе, выстроили также и себе для житья чрез зиму, что успели. Муха в особенности занимался устройством одной землянки. Андрей заметил это и спросил, не для себя ли он это готовит?
— Для казака не нужно бы никакого приюта, хоть бы и
— А! не жениться ли хочешь? — спросил Андрей. — Во святой час, умножай; наше новое поселение. У кого в семье выбрал?
Переселенцы прибыли со своими семействами. У некоторых были взрослые дочери.
— Не у кого же в семье, как не у вас, добродею!
—Как это?
— Хочется мне совершенно обмоскалиться. Для такого случая пригодна жинка. Благословити-благословите и дозволити-подозвольте с вашей Настею любовь возыметь и в брак законный вступити-вступить.
— Очень рад. Согласна, да она?
— Боже мой, как согласна! Она щиро меня любити-любит и охотно идти-идёт за меня.
Недолго собиралися к свадьбе. Съездили в Чугуев за согласием родителей Настиных, привезли их, и новонаселяющийся край огласился весёлыми свадебными песнями.
Зимою Муха, по приказанию. Андрея, должен был оставить молодую жену и снова отправиться в Украину для приглашения переселенцев в новый край. С ним поехали некоторые из пришедших осенью для удостоверения о всех выгодах, какие найдут они в дикой и всем изобилующей степи.
С открытием весны Муха возвратился с многими из переселенцев. Некоторые из них, не доходя да Основы, нового поселения, куда призывал их Муха для совета, найдя великие удобства, избрали себе места по рекам Псле, Ворскле и далее в степь и селились уже большими хуторами. Дошедшие с Мухою до Основы поселения, по совету Андрея, начали отыскивать места и, селиться также значительными хуторами поближе к границе русской по реке Донцу.
С транспортом Мухи, избегая гонений и утеснений за веру, прибыли в новый край три монаха. О[тец] Онуфрий принял их с душевною радостию. По распоряжению Андрея, в пустыне на источниках сооружена часовня во имя св. Онуфрия, и иноки положили основание обители.
По усердию своему Мася пожелала тут же, на Основе, выстроить часовню во имя рождества предтечи, в память того дня, в который они прибыли сюда. «Хочу, — сказала она, принеся первую в этой часовне молитву, — при жизни своей устроить храм во имя сего великого святого; но если бог меня не удостоит того, то заповедую и приказываю сыну и роду своему непременно на этом месте устроить храм рождества св. предтечи в память нашего водворения здесь»...
Годы шли, шли и поселенцы в новый край. По всей Украине, по всем местам угнетаемы были русские, народ православный принуждаем был принять унию*, и для этого дана была воля жидам взять на откуп храмы божии. Жаждущие божественного слова, совершения бескровной жертвы должны были заплатить за позволение совершать службу в церкви. Нужно крестить младенца, напутствовать старца и немощного при отходе в вечность, предать земле усопшего, какую бы то ни было требу* христианскую исполнить, церковь отпереть, хотя бы только для прибора, — за всё должно было платить жиду, откупившему у польского начальства право утеснять христиан, коим от католиков другого не было имени, как «шизматики*». Все гонения за веру, утеснения в гражданском управлении, тягость от непомерных налогов, всё это волновало умы русских на Украине. Отложение от польского ига готовилось, но ещё не настало время: располагавшие великим делом встречали затруднения; простой же народ, помещики, не участвовавшие в заговоре, не знали, что приготовляется патриотами для общего спасения; при первой разнёсшейся в их крае молве об удобности к жизни в новонаселяющемся крае, в диких местах, — можно жить привольно, молиться свободно своему богу и зависеть от одного своего законного царя и, одним словом, как были в прежнее время, так опять стать настоящими русскими, — двинулись из-за Днепра и наиболее из поветов, крайне разорённых и угнетённых: Черкасс, Зембора, Корсуня, Чигирина и других.
Ежегодно переходило переселенцев великое множество. Кроме семейств и всего имущества своего, они, чтоб не оставлять святыни на поругание жидам и таким же нехристам ляхам, забирали самые церкви и, уложив благолепно святыню, всё везли с собою. Некоторые, по привязанности к роду прежних своих владельцев, детей их, находившихся в сиротстве, чтобы не подпали ляхскому игу, забирали также с собою и призирали их уже и на месте. Вся Украина поднималась искать слободы, перейти на слободные места, где уже есть Основа новому поселению. Все шли к Основе, разумея то место, где прежде поселился Андрей Квитка, и некоторые в окружностях, а другие, не доходя до того места или проходя по свободе в стороны, избирали себе, как сказано, любые и выгодные места селилися слободно (свобода, свободно), и хутора их звалися оттого слободами.