Основные течения в еврейской мистике
Шрифт:
Вернёмся, однако, к вопросу о пределах распространения движения. Его первые могучие твердыни, помимо Балкан, возникли в Италии и Литве. Интересно, что в Литве саббатианство никогда не пускало прочных корней и бесследно исчезло, в отличие от других стран, населённых ашкеназами. В Литве среди вождей движения преобладали лица, претендовавшие на то, что они удостоились «озарения», в их числе были убеждённые сторонники религиозного «возрождения», как Хешел Цореф [DCXIV] из Вильны и пророк Цадок бен Шмариягу из Гродно. Напротив, в Италии, люди, тайно поддерживавшие связь с движением, были образованными раввинами-каббалистами, прежде всего учениками Моше Закуто: Беньямин Коэн из Реджо и Аврахам Ровиго из Модены [DCXV] . В общем же среди саббатианцев Италии преобладало влияние умеренных, тогда как в еврейских общинах на Балканах вскоре начали усиливаться радикальные и даже нигилистические тенденции. Главным образом благодаря деятельности одного человека, Хаима бен Шломо, известного под именем Хаима Малаха [DCXVI] , вначале находившегося под влиянием итальянских и впоследствии турецких «верующих» [DCXVII] , секта обрела новых приверженцев в южных провинциях Польши, большая часть которых была в это время под властью турок. Рассадником саббатианства стали, однако, Восточная Галиция и Подолье, и оно господствовало здесь сравнительно продолжительное время. Помимо того, секта в разные периоды в продолжение XVIII века утвердилась во многих немецких общинах, в частности в Берлине, Гамбурге, Мангейме, Фюрте и Дрездене, но прежде всего – в Богемии и Моравии. По-видимому, в этих двух областях она имела особенно много сторонников и пользовалась поддержкой, как в раввинских кругах, так и среди крупных и мелких торговцев и промышленников. Некоторые евреи Богемии и Моравии, пользовавшиеся
[DCXIV]См. работу У. Рабиновича в Цион, т. 5, с. 127-132.
[DCXV]См. Шолем, Халомотав шель га-шабтай рабби Мордехай Ашкенази («Сатурнианские сны р. Мордехая Ашкенази») [1938] и Дион, т. 6, с. 94-96.
[DCXVI]Его полное имя упоминается в документе, опубликованном Исраэлем Гальпериным в журнале Гаолам («Мир»), № 36 (1930). Это опровергает предложения Розанеса (указ. соч., т. 4, с. 478).
[DCXVII]Маамарим ле-зикарон р. Цви Перец Хайот («Статьи памяти р. Цви Переца Хайота») [Вена 1933], с. 333.
[324]МАРРАНЫ, евреи – жертвы насильственного крещения в Испании и Португалии (конец 14 в. – 15 в.) и их потомки, втайне сохранявшие верность иудаизму (полностью или частично). Прозвище неясного происхождения (видимо, презрительное; ср. со староиспанским marrano – `свинья`), которым христианское население этих стран называло (наряду с кличками альборайкоси торнадисос) всех евреев – новых христиан, независимо от степени добровольности обращения. Еврейская традиция, однако, рассматривает марранов как наиболее значительную группу анусим(, в буквальном переводе с иврита `принуждённые`) – евреев, насильственно обращённых в иную религию.
Марраны, тайно продолжавшие исповедовать иудаизм, являлись главным объектом преследований испанской инквизиции.
Число избравших крещение было велико. Согласно генетическим исследованиям Лидского университета, проведённым в 2008 году, 20 % современного населения Испании имеют еврейские корни по мужской линии.
[DCXVIII]Точную дату сообщает Кордозо в своём отчёте об этом событии, см. статью Бернхаймера в JQR (1927), р. 102, и мою статью в Цион, т. 7, с. 12.
[325]Яков Франк (при рождении Яков бен Иехуда Лейб (Лейбович); 1726, Королёвка, Подолия, ныне Тернопольская область, Украина, – 1791, Оффенбах, Германия) – польско-еврейский религиозный деятель, создатель еврейской мессианской группы сторонников Шабтая Цви. Объявил себя мессией, считал себя реинкарнацией Шабтая Цви и Берахии Руссо. Жил в Оттоманской империи, где познакомился с дёнме, потом перебрался в Речь Посполиту (Подолию). В Польше организовал секту, которая была в остром конфликте с ортодоксальными еврейскими общинами. В споре с раввинами привлёк католического епископа, а потом всей сектой принял католичество. Сам Яков Франк, находясь в Турции, принимал ислам с членами своей секты в общине дёнме, но тем не менее они не пользовались поддержкой ни общин дёнме, ни еврейских общин, ни турецких властей, и вынуждены были скитаться между Турцией и Польшей.
Дважды принимал католичество и вёл переговоры с русским духовенством о массовом принятии православия всей его общиной.
В Польше к секте с подозрением отнёсся папский нунций. Было произведено расследование деятельности секты, вскрыли переписку Якоба Франка с женой, и был сделан вывод, что вера сектантов несовместима с христианством. Следствие выяснило, что новокрещённые признают мессией самого Франка, исполняют свои собственные обряды. Виноватым был признан лично Франк, который намеренно вводил в заблуждение общину, он был арестован и в феврале 1760 посажен в крепость в Ченстохове.
Заключение было достаточно мягким, он мог встречаться с семьёй и с приверженцами, за время заключения он сформировал свой учение. Он рассылал общинам призывы принимать католицизм, которые находили резонанс в саббатианских общинах Моравии и в Чехии. Ореол мученика добавлял ему сторонников.
В последние годы он жил в Оффенбахе, где он снял замок у графа Эрнста фон Гомбург-Бирнштейна за три миллиона гульденов, и стал именоваться «бароном Оффенбаха». К нему приезжали его приверженцы на паломничество и жертвовали большие суммы. Перед смертью в 1790 он собрал своих друзей, устроив большое празднество, были собраны крупные суммы денег в его пользу. При этом он старался не афишировать своё происхождение среди соседей, и выставлял себя как польский барон.
Похоронен на католическом кладбище Оффенбаха, однако по еврейскому обряду. Похороны были обставлены с большой помпезностью и надолго запомнились жителям Оффенбаха. Руководство сектой перешло к его дочери Еве. Секта, однако, резко теряла популярность, Ева попала в серьёзные долги, а после смерти Евы в 1816 секта быстро сошла на нет.
В Польше небольшая группа франкистов существовала вплоть до конца XIX века.
В 1850 году ещё сохранилось живое воспоминание о существовании связи между саббатианством и реформой. Из кругов, близких к умеренному реформистскому движению, исходила замечательная и, несомненно, достоверная традиция, согласно которой Арон Хорин, основоположник реформированного иудаизма в Венгрии, был в молодости членом саббатианской группы в Праге [326] . Просниц и Гамбург – в 18 столетии центры саббатианской пропаганды и арена жестокой борьбы между ортодоксами и еретиками или их почитателями – стали главными оплотами реформистского движения в начале XIX столетия. Сыновья франкистов в Праге, которые ещё в 1800 году совершали паломничества а Оффенбах, около Франкфурта-на-Майне, резиденцию преемников Франка, и воспитывали своих детей в духе этой мистической секты, возглавили в 1832 году первую «реформистскую» организацию в Праге. Сочинения самого Ионы Вейля, духовного руководителя этих пражских мистиков в начале XIX века, уже обнаруживают удивительную смесь мистики и рационализма. Из его многочисленных сочинений сохранился в рукописи необычайно интересный комментарий к талмудическим агадот [DCXIX] , свидетельствующий о том, что в глазах автора Моше Мендельсон и Иммануил Кант пользовались таким же авторитетом, как Шабтай Цви и Ицхак Лурия [327] . И уже в 1864 году его племянник в своём завещании, написанном в Нью-Йорке, восхваляет своих саббатианских и франкистских предков как знаменосцев «истинной еврейской веры», то есть более глубокого духовного понимания иудаизма [DCXX] .
[326]Leopold Loew, Gesammelte Schriften, vol. 2, p. 255, и письмо Адольфа Йеллинека (указ. соч., т. 5, с. 193), где содержится характерное высказывание: «У меня есть один свидетель, который приводит удивительные доказательства о саббатианине Хорине, однако остаётся вопрос, разумно ли обсуждать сейчас эту точку зрения».
[DCXIX]Перуш ле-эйн Яаков («Толкование на Источник Иакова»), содержится в рукописи в Библиотеке Шокена в Иерусалиме.
[327]См. также мою статью Мицва габаа бе-авера в Кнесет, т. 2 (1937), с. 392. Очень интересная информация о связи саббатианства и «просвещения» приводится в документах, опубликованных Зачеком (Zacek) в Jahrbuch fuer Geschichte der Huden in der Czechoslovakischen Republik, vol. 9 (1938), pp. 343-410.
[DCXX]Я очень признателен г-же Полине Гольдмарк из Нью-Йорка, которая любезно подарила мне копию этого ценнейшего документа, составленного её дедом Готлибом Вайле.
5
Но как и почему случилось, что каббалисты, примкнувшие к саббатианскому движению, стали носителями идей, приведших их к более или менее открытому конфликту с раввинистическим иудаизмом? Повторяю здесь то, что я писал в предыдущей главе относительно доктрины Избавления
Избавление – это уже не освобождение, прежде всего от ига рабства в изгнании, а преобразование сущности всего творения. Оно мыслится как процесс, протекающий во всех зримых и скрытых мирах, оно не что иное, как тикун, восстановление великой гармонии, расстроенной в результате «разбиения сосудов» и грехопадения Адама. Избавление предусматривает радикальное изменение в структуре вселенной. Его значение, как полагают, заключается не столько в прекращении изгнания, начавшегося с разрушения Храма, сколько в прекращении внутреннего изгнания всех созданий, начавшегося с изгнания прародителя рода человеческого из рая. Каббалист уделял гораздо большее внимание духовному характеру Избавления, чем его историческим и политическим аспектам. Он не отрицал и не игнорировал эти аспекты, однако они во всё большей степени обнаруживали тенденцию к превращению в символы мистического и духовного процесса, о котором шла речь выше. «Когда, наконец, разделятся добро и зло, явится Мессия», – так сформулировал эту мысль Виталь. Историческое избавление служит как бы естественным побочным продуктом космического Избавления, и каббалисты никогда не приходили к мысли о возможности возникновения противоречия между символом и реальностью, которую, как предполагали, этот символ выражал. Никто не мог предвидеть опасности, вызванной таким смещением акцента на сферу внутренней реальности, пока мессианская идея не подверглась испытанию в решающий момент истории. Во всяком случае, главной целью лурианской каббалы в её первоначальной форме является подготовка человеческих сердец к тому возрождению, ареной которого служит человеческая душа. Она придавала обновлению внутренней жизни гораздо большее значение, чем восстановлению нации в качестве политической реальности. Вместе с тем представители этого направления были убеждены в том, что осуществление первого является существенной предпосылкой второго. Нравственное усовершенствование должно было привести к избавлению народа от изгнания.
Выступление Шабтая Цви и восторженный приём, оказанный ему народными массами, обратили это переживание внутренней свободы, чистого мира, которое до того времени ведали только каббалисты в редкие мгновения экзальтации, в достояние многих. Естественно, что они также ожидали полного осуществления мессианского обетования и в его внешнем, историческом аспекте. Они вскоре обманулись в своих ожиданиях, но то, что произошло в коротком, но исчерпывающем опыте мессианского подъёма, нельзя было перечеркнуть. Для многих этот опыт, называемый каббалистами «вознесением Шхины из праха» [DCXXI] , превратился в непреходящий и неизгладимый элемент сознания.
[DCXXI] см. большое изыскание Магида, одной святой души, обращённое к Мордехаю Ашкенази, в моей работе Халомотaв шель га-шабтай р. Мордехай Ашкенази, с. 79-100.
Саббатианство как мистическая ересь восходит к моменту, когда в результате отступничества Шабтая Цви – события совершенно непредвиденного – разверзлась пропасть между двумя сферами в драме Избавления: внутренней сферой души и сферой истории. Внутренний и внешний опыт, внутренняя и внешняя сторона Избавления и Спасения, Геулы, неожиданно и драматически разъялись [328] . Этот конфликт, к которому никто не был подготовлен, о возможности возникновения которого никто никогда не помышлял, затронул сокровеннейшие глубины бытия. Необходимо было сделать выбор. Каждый должен был спросить себя, в чём обретается истина Избавления: в мучительном процессе истории или во внутренней реальности, раскрывающей себя в глубинах души. Саббатианство как ересь возникло, когда широкие круги еврейского населения, сначала сефардского, а затем и ашкеназского, отказались подчинить веление своей души суду истории. Утверждали, что Бог, не поставивший камня преткновения даже на пути «твари праведного» [DCXXII] , не мог ввести в заблуждение Свой народ и обмануть его призраком Избавления [DCXXIII] . Появились доктрины, которые объединяло лишь одно: они пытались сомкнуть края бездны, разделяющей внутренний опыт и внешнюю реальность, переставшую быть символом этого опыта. Неожиданное проявление противоречия между внешним и внутренним аспектами жизни навязало новой доктрине задачу рационализации этого конфликта, чтобы сделать жизнь в новых условиях сносной. Никогда прежде каббале не навязывали этой задачи, ибо она всегда усматривала, как мы знаем, своё назначение в том, чтобы представить внешний мир в качестве символа внутренней жизни. Саббатианство появилось из сознания внутреннего противоречия, из парадокса, и закон его рождения предопределил его последующее развитие. Оно основывается на трагическом парадоксе Спасителя-отступника, и развивается через парадоксы, из которых один влечёт за собой другой.
Закономерно, что имеется далеко идущее и в высшей степени поучительное сходство между религиозными представлениями и развитием саббатианства, с одной стороны, и христианства – с другой. В обоих случаях старый еврейский парадокс страданий слуги Божьего доводится до крайности. В обоих случаях определённое мистическое направление кристаллизуется вокруг некоего исторического события, которое обретает своё значение из самого факта своей парадоксальности. Оба движения характеризуются первоначальным напряженным ожиданием Парусии, пришествия или возвращения Спасителя – либо с неба, либо из царства нечистоты. В обоих случаях разрушение старых ценностей в катаклизме Избавления ведёт к взрыву антиномических тенденций, отчасти умеренных и завуалированных, отчасти радикальных и насильственных. В обоих случаях возникает новая концепция «веры» как реализации нового мира Спасения и эта «вера» подразумевает скрытую полярность ещё более поразительных парадоксов. Наконец, в обоих случаях в результате развития движений возникает теология своего рода Триединства и воплощения Бога в личности Спасителя.
Разумеется, не следует недооценивать прямого или косвенного влияния христианских идей на саббатианство. Это влияние осуществляется через различные каналы, и об одном из них, имеющем величайшее значение для понимания саббатианства, – марранах – мне ещё представится случай высказаться. Однако совершенно ошибочна мысль, что сродство, о котором шла речь, возникло исключительно вследствие внешнего влияния или подражания христианским образцам. Кризис в иудаизме возник изнутри, и он едва ли привёл бы к другим результатам, если бы отсутствовало христианское влияние. Более того, не следует упускать из виду наличия существенных исторических, моральных и религиозных различий между саббатианством и христианством.
Саббатианское движение представляет собой бунт против гетто, но бунт, который никогда не приводит к полному освобождению от господства того, против чего он поднят. К этому надо добавить, что как личность Шабтай Цви слабее Иисуса. Правда, эта слабость в каком-то смысле гармонирует с определённой тенденцией в позднем еврейском мессианстве. Еврейская концепция личности Мессии поразительно бесцветна, можно даже сказать – анонимна, в особенности если сравнить её влияние с силой воздействия личности Иисуса на христианскую душу. Портрет Мессии, нарисованный двумя великими кодификаторами раввинистического мессианства, Ицхаком Абраванелем, представляющим сефардов, и Иехудой Ливой бен Бецалелем из Праги, по прозванию «Возвышенный рабби Лива» [329] , совершенно лишён каких-либо личных черт. О классическом лурианстве можно сказать, что его вообще не интересовала личность Мессии. Поэтому вполне естественно, что когда появился мессия, которому удалось завоевать всеобщее признание, отсутствие у него сколько-нибудь ощутимого личного магнетизма, не говоря уже о его психических особенностях, не воспринималось как недостаток. Как уже упоминалось, Шабтай Цви не оставил после себя незабываемых «слов учительских», «логий», и никто не ожидал их от него. Лишь на исходе саббатианского движения, в лице Яакова Франка, можно обнаружить сильную личность, сами слова которой источают сильное, хотя и зловещее очарование. Но этот единственный мессия, который был ярко выраженной личностью, был также самой отвратительной и жуткой фигурой во всей истории еврейского мессианства.
[329]Недостаточное внимание уделяется в литературе о мессианстве его крупному произведению Нецах Исраэль («Вечность Израиля») [Прага 1599].
Вернёмся к нашему сравнению. Судьбы мессий совершенно различны, и совершенно различны религиозные парадоксы этих судеб. Парадокс распятия и парадокс отступничества, помимо всего прочего, находятся на двух совершенно различных уровнях. Второй ведёт прямо в бездонную пропасть: сама его идея допускает почти всё. Потрясение, которое надо было преодолеть в обоих случаях, в саббатианстве было большим. Верующий вынужден тратить здесь больше эмоциональной энергии, чтобы преодолеть ужасный парадокс Спасителя-отступника. Смерть и отступничество не могут вызвать тех же или сходных чувств, хотя бы потому, что идея предательства заключает в себе ещё меньше позитивного, чем идея смерти. В отличие от смерти Иисуса, решающее деяние или, скорее, страдание Шабтая Цви не ведёт к возникновению нового революционного кодекса ценностей. Поэтому становится понятным, почему источающая сильное очарование концепция беспомощного Мессии, отдающего себя во власть демонов, будучи доведена до совершенной крайности, ведёт прямо к нигилизму.