Основные течения в еврейской мистике
Шрифт:
Эта катарсическая интерпретация термина швира была принята всеми каббалистами лурианского толка. Для некоторых из них, однако, идея о том, что корни зла лежат в «мире точек», оставалась камнем преткновения, так как она дуалистична, то есть представляет собой одну из самых опасных ересей [DLVI] . Поэтому они придерживались мнения, что силы зла возникли из рассеянных осколков сосудов, попавших в нижние слои предвечного пространства и образовавших здесь «глубину великой бездны» – местопребывание духа зла. Как все попытки ответить на вопрос «unde malum?» ( откуда зло?) эта попытка найти рациональное объяснение существованию зла или, скорее, мифу о нём, не является вполне удовлетворительной. Гностический характер и этого учения совершенно очевиден. Мифология гностических систем также различает в плеромедраматические процессы, вследствие которых частицы света эонов изгоняются и падают в пустоту. Таким же образом Лурия объясняет выпадение Божественных «искр света» из Божественной сферы в нижние слои бездны.
[DLVI]Это, например, одно из возражений, приведённых Моше Хаимом Луцато в начале его Сефер хокер у-мекубаль («Книга иеследователя и каббалиста»).
Представители
[DLVII]Менахем Азария Фано, Гакдама бе-иньян га-тегиру («Введение к вопросу о термине тегиру») в начале его Йонат элем («Безмолвная голубка») [1648]; Эмек га-Мелех, 24b.
[DLVIII]Эц хаим, с. 170.
[DLIX]Этот процесс описан с большой обстоятельностью в гл. 11 и 18 Эц хаим; в гл. 39. Виталь утверждает, что швира затронула все миры.
[DLX]Большая часть глав 12-15 в Эц хаим Виталя посвящена теме тикуна.
6
Эти разделы лурианской каббалы свидетельствуют о величайшей из побед антропоморфической мысли за всю историю еврейской мистики. Бесспорно, что многие из этих символов являются отражением весьма сложных мистических медитаций, непостижимых для рациональной мысли, хотя в целом эта символика не отличается тонкостью. Стремление истолковать человеческую жизнь и поведение как символы более глубокой внутренней жизни, концепция человека как микрокосмоса и живого Бога как макроантропоса, никогда не обнаруживались с большей ясностью и не доводились до столь далеко идущих выводов.
На стадии, соответствующей явлению Бога в аспекте Адама кадмона, до разбиения сосудов, действующие силы не определились ещё как части некоего органического целого и не сложились в определённую характерную и личностную конфигурацию. После же разрушения сосудов новый поток света хлынул из начального источника Эйн-Соф и, устремившись от чела Адама кадмона, придал новое направление беспорядочным элементам. Потоки света сфирот, исходящие от Адама кадмона, организуются в новые конфигурации, в каждой из которых Адам кадмон отражается в новых формах. Каждая сфира преобразуется из общего качества Бога в то, что каббалисты называют парцуф, «лик» Бога. Это означает, что все потенции, таящиеся в каждой сфире, оказываются подвластными закону формообразования [DLXI] и что в каждой из них проявляется вся личность Бога, хотя и всегда в аспекте какой-либо отличительной черты. Бог, раскрывающий Себя в конце процесса, является чем-то гораздо большим, чем сокрытый Эйн-Соф. Он теперь живой Бог религии, которого и пыталась обрисовать каббала. Вся попытка лурианской каббалы описать теогонический процесс в Боге в символах человеческой жизни преследует цель выработки новой концепции личного Бога [287] , но единственным и высшим результатом этих усилий было возникновение новой формы гностического мифа. Бесполезно пытаться уйти от этого факта. Лурия пытается затем описать, как в ходе процесса тикуна возвращения рассеянных искр Божественного света на предназначенные им места, возникают один из другого различные парцуфим, число которых является строго определённым. Эта концепция носит уже совершенно личностный характер.
[DLXI]Основное содержание этого лучше всего изложено в Эц хаим, с. 107.
[287]Следующая цитата из немецкого философа Ф. В. Шеллинга воспринимается как описание цимцума и его значения для личности Бога: «Всё сознание это концентрация, это сосредоточение, собирание себя самого. Эта отрицающая, но обращающаяся на себя самое сила познания есть истинная сила личности, в нём сила самости» (Schellings saemtlicbe Werke, I, vol. 8, p. 74).
Читая эти описания, легко можно впасть в соблазн забыть то обстоятельство, что у Лурии речь идёт о чисто духовных процессах. Во всяком случае, внешне они напоминают мифы, служащие Василиду, Валентину или Мани для изображения космической драмы, с той лишь разницей, что идеи Лурии гораздо сложнее этих гностических систем.
Имеются пять главных парцуфим или конфигураций [288] . Их названия были заимствованы Лурией из символики Зогара, в частности из «Идрот», но они обрели у него во многих отношениях совершенно иной смысл и назначение.
[288]Кордоверо в своём трактате Элима рабати уже упоминает «пять прообразов», или тмунот в том же смысле.
Там, где струящиеся потенции чистого милосердия и Божественной любви, содержащиеся в высшей
[DLXII]Зогар, III, 128b.
[DLXIII]В Идра зута, III, 290 и далее, упоминается символика аба и има (после главы, посвящённой Атика кадиша).
[DLXIV]Выражение (дословно «короткий ликом») взято из Прит. 14:17. Джикатила в Шаарей ора приводит его правильную интерпретацию.
Как в представлении автора Зогара шесть сфирот, соответствующие шести дням творения, играют главную роль в мировом процессе и через единство своего движения представляют Бога в качестве живого Владыки вселенной, так образ Зеир анпин становится центральным в лурианской теософии, поскольку в ней рассматривается процесс тикуна. Зеир анпин – это «Святой, да будет Он благословен». То значение, какое «Святой, да будет Он благословен» и Шхина имели в Зогаре, Зеир анпин и Рахель, мистическая конфигурация, или парцуф, Шхины имеют для Лурии. Пока тикунне завершился, они образуют два парцуфим, хотя у Лурии речь идёт в основном об одной полностью развитой личности живого Бога, который изваян из субстанции Эйн-Соф посредством невероятно сложного процесса тикуна. Доктрина Зеира и Рахели, следовательно, представляет собой смысловой фокус теоретической базы тикуна. Происхождение Зеира анпина из лона «Небесной праматери», его рождение и развитие, так же, как законы, по которым в нём организованы все «верхние» потенции, образуют предмет детального рассмотрения в системе, разработанной последователями Лурии [DLXV] . Есть нечто приводящее в замешательство в этом причудливом нагромождении деталей, характерном для этого изложения: его архитектонику можно назвать своеобразным литературным барокко.
[DLXV]Эц хаим, главы 16-19
Лурия подводит к чему-то весьма напоминающему миф о Боге, порождающем Себя самого. Это поистине кажется мне фокусом всего этого сложного и часто весьма туманного и противоречивого описания. Развитие человека, проходящее стадии зачатия, утробной жизни, рождения и детства, до момента, когда развитая личность в полную меру пользуется своими умственными и нравственными способностями [289] , весь этот процесс представляется смелым символом тикуна, в котором Бог развёртывает Свою собственную личность.
[289]Этому соответствуют мистические стадии Зеир анпин, именуемые «беременность», «рождение», «вскармливание», «детство» и «взросление».
Конфликт здесь носит латентный характер, но он неотвратим. Является ли Эйн-Соф личным Богом, Богом Израиля, и служат ли все парцуфим только Его проявлениями в различных аспектах или Эйн-Соф -безличная сущность, deus absconditus (( лат.) – незримый Бог), становящийся личностью только в парцуфим? На это можно было легко дать ответ, пока вопрос ограничивался теологическим истолкованием доктрины Зогара, предполагающей непосредственное отношение между Эйн-Соф и сфирот, но это становится трудной проблемой при рассмотрении очень сложных процессов цимцума и швиры и длинной цепи событий, ведущих к развитию Зеира анпина. Чем более драматичным становится процесс в Боге, тем неотвратимее вопрос: какое место во всей этой драме занимает Бог?
С точки зрения Кордоверо, только Эйн-Соф истинный Бог, о котором говорит религия, и мир Божества со всеми его сфирот есть не что иное как организм, в котором Он образует Себя самого, дабы породить вселенную творения и действовать в ней. Читая подлинные произведения лурианской каббалы, часто испытываешь противоположное впечатление: Эйн-Соф не представлял большого религиозного интереса для Лурии. Его три гимна к субботним трапезам обращены к мистическим конфигурациям Бога: «Святому ветхому днями», Зеиру анпину и Шхине, для обозначения которой он пользуется зогарическим символом «святого яблоневого сада» [290] . В этих гимнах чувствуется великолепный размах души, являющей себе мистический процесс, то описывая его, то вызывая и создавая его посредством этих самых слов. Их торжественность обладает огромной силой воздействия, в особенности третий гимн заслуживает той огромной популярности, которую он снискал, ибо он превосходно передаёт настроение, охватывающее душу, когда сгущающиеся сумерки возвещают конец субботы. В этих гимнах Лурия обращается к парцуфим как к отдельным личностям. Это – крайность. Всегда имелись каббалисты, которые отказывались заходить так далеко и, подобно Моше Хаиму Луцато, настаивали на личностном характере Эйн-Соф. Эти правоверные теисты из теософов неустанно переосмысливали учение о парцуфим так, чтобы освободить его от явных мифологических элементов. Особенно интересно проследить за проявлением этой тенденции у Луцато, чьё учение о мире Божества было продуктом не чистой теории, но мистического видения. В остальных отношениях многочисленные противоречия и непоследовательности в сочинениях Виталя обеспечивали этих каббалистов достаточным количеством аргументов в пользу их собственной теистической экзегезы.
[290]Фраза в Зогар, III, 128b и во многих других местах; это основано на мистической интерпретации отрывка из Талмуда (Таанит, 29а).