ОСНОВЫ ПНЕВМАТОЛОГИИ
Шрифт:
Прерывность монадной множественности и ее специфическая выразимость символикой пространства неразрывно связаны со статичностью ее исконной природы, типа ее изначального утверждения. Бытие и качествования каждого элемента изначально зиждутся его формой, которая в актуальном процессе только раскрывается и объективируется, но не создается и не изменяется. Это и показывает, что собственная конституция каждого элемента, а потому и конституция всей множественности в монадной категории принципиально чужды действительным феноменологическим процессам, предшествует им и от них в себе не зависят. Монадная множественность только участвует в динамике феноменологии, но в себе остается постоянной, утверждаясь в своем бытии статически. Этим мы и подходим к уже известной доктрине, что в монадной категории феноменологические взаимоотношения элементов множественности онтологически вторичны. Равным образом, если каждый элемент определяется обособленной статической неизменяемой в себе формой, то этим самым множественность имеет прерывную природу, и никакое развитие динамических феноменологических общений и взаимодействий между элементами не может преодолеть эту прерывность. В бинерную противоположность этому непрерывность пластической множественности и ее специфическая выразимость символикой потока времени неразрывно связаны с динамичностью ее исконной природы, типа ее изначального утверждения. Бытие и качествования каждого элемента динамичны по природе и динамически же определяются вибрациями его перманентно-актуального устремления. Конституция каждого элемента, а потому и конституция всей множественности в пластической категории принципиально неотделимы от действенных феноменологических процессов, утверждаются в их бытии и проявляются в них синхронически. Пластическая множественность не только раскрывается в динамике феноменологии, но именно в ней динамически утверждает свое бытие. Этим мы и подходим к приведенной выше доктрине, что в пластической категории онтология и феноменология совпадают, что факт бытия и его актуальная являемость здесь нераздельны. Как в монадности статичность исконного утверждения элементов множественности обусловливает их обособленность, а потому прерывность исконной природы множественности и обратно, так в пластичности динамичность одновременно исконного и феноменологического их утверждения устрояет их генетическую слитность, а потому и непрерывность природы пластической множественности. Отсюда явствует, что
Соответственно природе пластической множественности и всякое конкретное множество в категории пластичности имеет основным предикатом динамичность и непрерывность конституции природы и целостной феноменологии. Каждый элемент обосновывает свое бытие в неразрывной динамической сопряженности и слитности своего пластического естества с каждым другим и со всем их множеством. Взаимоотношения элементов здесь составляют самую сущность их природы, относясь одновременно и к категории бытия, и к категории его феноменологической являемости. Для каждого элемента его взаимодействия с другими одновременно и центральны, и периферичны, ибо они одинаково связуют и системы внешних качествований, и имманентно присутствующие в них внутренние сущности. Так как, в противоположность монадной категории, феноменологическая являемость здесь всегда и целокупно актуальна, то взаимная непрерывная сопряженность элементов проявляется по сущности и по феноменологии в нераздельном тождестве. Поэтому всякое конкретное пластическое множество перманентно сохраняет динамическую непрерывность своей природы. Основной предикат пластических множеств обусловливает соответственные качествования природы пластического организма.
Во-первых, раскрытие в генетическом единстве пластического потока множественности есть не его раздробление, как это имеет место в монадной категории, но только переход от замкнутости в себе к предстоянию монад-ному дифференцирующему сознанию. Как в категории монадности в едином в себе Трансцендентном множественность возникает только в акте сопряжения с Имманентным как субстратом атомной множественности, так в категории пластичности единый поток естества Имманентного включает в себя множественность под действием дифференцирующих и организующих веяний Трансцендентного. В каждой основоположной синтетической категории раскрывается особый аспект космогонии. — В монадности исконным началом и первичным единством является Трансцендентное, а Имманентное оказывается соподчиненным и космогонически вносящим множественность, как основоположение многообразности и обособленной субъектности явлений мира. Наоборот, в пластичности исконным началом и первичным единством является Имманентное, а Трансцендентное оказывается соподчиненным и космогонически вносящим множественность, как основоположение иллюзорной раздельности и статической устойчивости единичных эмпирических проявлений бытия. В первом случае субстрат Имманентного представляется только инобытием Трансцендентного и как таковой не имеет самобытного обоснования; раздробленность бытия есть феноменологический факт, но онтологически есть иллюзия, преодолеваемая в самом средоточии Реальности — в Трансцендентном Лике, определяемом как ###. Во втором случае дифференцирующая, обособляющая и организующая деятельность Трансцендентного, аналогично, представляется только инобытием Имманентного, причем это инобытие, как таковое, не имеет самобытного обоснования; многообразие и статическая обособленность конкретно-эмпирического бытия есть только иллюзия, преодолеваемая в каждом единичном так же, как и во всеобщности имманентной пластичности, ибо в ней высший центр есть везде, а потому все есть ###. Если в монадной категории введение в самосознание Реальности множественности и рождение космической иерархии обособленных единичных видов конкретного бытия есть раздробление первичного генетического единства и рассеяние его частей, то в категории пластичности вступление Реальности к предстоянию монадной множественности изменяет лишь tavoc, осознания становлений ее вечно единой стихии. В собственной природе пластичности все виды иерархического протяжения сосуществуют сразу во всех своих продлениях, а потому элементы пластической множественности не выходят из лона общего единства и не утрачивают живой динамической слитности со всеми другими. Поскольку реальность переживает свое бытие в чистой пластической стихии, она объемлет весь космический поток естества и все вибрации его динамических становлений в абсолютном тождестве и событии всех точек продлений всех иерархических протяжений.
Переходя же к предстоянию монадной множественности Трансцендентного, космический поток в своем естестве начинает как бы устанавливать переход от нее к свойственной ему пластической множественности в тождестве синтетической категории воспринимающего сознания. Эта пластическая множественность в себе и онтологически, и феноменологически неизменно остается в стихии вечного и актуального тоеукси лоААсс, но, соответственно типу возрастания и качествованиям органически соприкасающейся с ней монадной множественности и действующих в плане последней эмпирических сознаний категории монадности, начинает восприниматься ими и предстоять им в синтетической категории последовательности. Благодаря этому поток естества и его пластическая множественность оказываются как бы имеющими конкретно-эмпирически измеряемое продление иерархических протяжений и, в частности, протяжения времени. Если в собственной природе пластичности всеединство протяжений и, в частности, вечно длящаяся и во всем присутствующая вечность времени устраняют возможность выделения единичных участков протяжений (в частности, определенных периодов — единиц меры времени), а полнота актуальной бесконечности претворяет абсолютную динамическую устремленность Жизни в абсолютный величавый покой Безначального Бытия, то в акте пред-стояния пластического потока монадной множественности его динамичность представляется непрерывной сменой единичных становлений, всеединство — органической плавностью перерождений друг в друга звеньев исторических цепей состояний, а актуальная бесконечность — беспредельно протяженной, т. е. потенциальной. В собственной природе пластичности сразу воспринимается весь поток естества и вся история его всеединого устремления; в его предстоянии монадной множественности воспринимается только мгновенное сечение этого потока, его единичное становление — искусственно обособленный элемент пластической множественности и соответствующий ему аспект — состояние общего устремления. Если теперь такой элемент пластической множественности будет восприниматься в монадной категории, он неминуемо частью распылит, а частью исказит свои собственные качествования в самом акте преломления в монадное сознание. Если же он будет восприниматься в пластической же категории, то, не изменяясь в своей онтологической природе, он введет в пластическую реальность переживание эмпирической длительности протяжений и последовательности становлений динамического потока. В результате — в акте предстояния монадной множественности всеединый поток естества начинает переживать свою динамичность уже не как постоянную исполненность собой всех видов протяжения, но как вечное по ним прохождение. Говоря другими словами, факт предстояния пластического потока монадной множественности приводит к возникновению в пластическом сознании длительности протяжений, к изменению вечности актуальной в становящуюся; это и есть рождение во всеединой стихии космического потока пластической множественности как особого феноменологического инобытия реальности. В категории монадности основным предикатом природы множественности служат статичность и прерывность; эмпирически она вьфажается символом атомного строения и возникает по принципу счета. В категории пластичности основным предикатом природы множественности служат динамичность и непрерывность; эмпирически она вьфажается символом потока переходящих друг в друга единичных становлений и возникает по принципу длительности протяжения. Все изложенное и показывает, что в то время, как рождение космической множественности для трансцендентного ипостасного лика есть раздробление его генетического единства во множественность единичных конкретных ипостасных начал, для имманентной пластичности это приводит лишь к переживанию искажения tovoc, 'а предстояния его становлений, но ее собственная природа в себе остается неизменно непрерывной. Трагедия множественности переживается только Космической Ипостасностью, утрачивающей свое первичное генетическое единство и вновь восстанавливающей это единство как синтетическое в энтелехии космического процесса. Пластический Поток Жизни вечно остается в себе единым, но он соучаствует в этой трагедии, раскрывая начало длительности, и в то же время он вечно преодолевает ее, разнося повсюду и сохраняя во внутренней сущности каждого обособленного единичного конкретного бытия непосредственное живое ведение всеобщего единства. Эта эзотерическая доктрина и лежит в основании всемирно распространенного мифа о Растерзанном Боге и Его Божественной Супруге, странствующей по свету и собирающей Его останки. — «Изида сияющая является мстительницей за Брата. Она без устали ищет Его и с воплем блуждает по всему свету, не зная покоя, пока Его не найдет»12. Повсюду это убитый, разорванный и расчлененный великанами Бог13. Его ищет Богиня и в поисках обходит мир, а обходя его, дает законы, обычаи, основывает города, дает науку, искусство, культ и обряды. А убитый Бог, разорванный на части великанами, после многочисленных битв и страданий воскресает и, наконец, прибывает торжествующим и победоносным. Во Фригии это Кибела, безутешная от неверности Атиса, в гневе обегает мир и заставляет Атиса изуродовать себя в отчаянии от измены, которую она от него вынесла14. В Египте это Изида в отчаянии от смерти Озириса, убитого изменнически Тифоном, заставившим его примерить свой гроб, и разорванного на куски великанами. Изида обходит мир, чтобы собрать эти куски: она собирает их все, кроме фаллоса, которому она посвящает свой образ; при этом она повсюду дает законы, искусство, культ, а Озирис — после многочисленных битв и трудов является победителем Тифона и великанов и возрождается для счастья мира. В Финикии это Афродита (Венера), безутешная от смерти Адониса, убитого жестоким Аресом (Марсом), воплотившемся в вепря; она обыскивает мир, чтобы найти его тело, но Адонис устрашает, наконец, это отвратительное животное и возвращается победоносным15. В Ассирии это Саламбо и Беллита, в Халдее — Тамуз и Иштар, с которыми происходит тождественное. В Персии — это Митрас и Митра, у скандинавов — это Фрейя и Балдур. с аналогичной историей. В Самофракии, в Трое, в Греции,16 в Риме — это Церера, безутешная от похищения своей дочери, путешествует по всей вселенной и утешается лишь тогда, когда видит бездну, через которую Плутон увлек Прозерпину (Персефону). Это Вакх, убитый, разорванный и растерзанный гигантами, трепещущее сердце которого находит Паллада, части тела которого собирает Церера (или Деметра), который наполняет мир своими подвигами, остается победителем и завоевывает себе место среди богов. В христианской символике и иконографии эта же идея лежит в основании многообразно разработанной искусством всех веков темы: «Mater dolorosa».
Во-вторых, во всяком пластическом множестве иерархическое возрастание от единичного элемента к высшему синтетическому единству проходит целокупно через все его содержание в себе и по отношению к другим элементам и реализуется в его собственной природе. В монадной категории такое возрастание проходит через внутреннюю сущность элемента, т. е. его собственная природа черпает онтологическое обоснование и сопричисляется к бытию высшего порядка и достоинства исключительно чрез посредство и как бы русло ее синтетического центра в каждом данном поясе индивидуальной синархии. Поэтому все взаимоотношения такого элемента с ему подобными и всякая эмпирическая деятельность в окружающей среде здесь онтологически вторичны, и высшая Реальность ему раскрывается в одностороннем монотеизме. В пластической категории, при нераздельной слитности в ней онтологии и феноменологии, взаимоотношения элементов множества являются не актуальным раскрытием только глубинного родства по единству первоисточника, но самой его сущностью. Онтологическая первичность и феноменологическая вторичность здесь в действительности совпадают в тождестве, и последняя только искусственно quasi-самостоятельно объективируется в категории предстояния. То, что в монадности представляется для элемента периферическим — его эмпирические качествования в среде и взаимоотношения с другими, — здесь образует сущность бытия и всю иерархическую перспективу его природы.
Высшее единство здесь не представляется трансцендентным, но непосредственно находится и раскрывается в каждом звене динамических цепей становления пластического потока; ToevKcxinoMa здесь раскрывается во всем единичном, как и в безграничности Всеобщего. В силу этого каждый элемент пластического конкретного множества не только воспринимает высшую Реальность как имманентно живущее в нем единство множественности и множественность единства, но и не может иначе воспринимать Ее по самой своей онтологической природе. Если монадность типа бытия и самосознания в феноменологии естественно приводит к утверждению абсолютного онтологического трансцендентизма, то пластичность типа бытия и его динамического переживания столь же неизменно влечет к провозглашению системы абсолютного имманентизма. Но при этом надо памятовать, что всякое конкретно-эмпирическое сознание только отчасти причастно полюсам основоположного бинера модификаций Реальности. По отношению к трансцендентному и свойственной ему ипостасности несовершенство конкретного сознания и не могущая быть преодоленной одновременная двойственность его природы — монадность и пластичность — обусловливают лишь недоступность актуального выражения всей действительной глубины трансцендентности Первоначала единичному эмпирическому. Эта глубина раскрывается вполне только при имманентном постижении всех видов бытия последовательных ступеней космической синархии, т. е. только в самосозерцании Реальности.
Тем не менее утверждение трансцендентности Реальности единичному эмпирическому сознанию по существу вполне правомерно и качественно согласно с действительностью. Последняя и намечается как энтелехийный предел типа возрастания, для которого даются начальные ступени и законы эво-лютивного восхождения. По отношению же к имманентному и свойственной ему динамической пластичности несовершенство конкретно-эмпирического сознания в корне устраняет закономерную возможность утверждения в своей природе имманентного миросозерцания. В самом деле, внутренняя перспектива по категории бытия в пластическом потоке развертывается лишь при целокупном в него погружении. Только при такой полной слиянности эмпирическое сознание становится действительно имманентным пластической Реальности. Здесь феноменологические качествования становления действительно имманентно сопричитаются к естеству потока в себе и, обратно, пронизываются им. Это есть внедрение через феноменологию в Ding an sich и обратное к ней возвращение, в чем и реализуется тождество феноменологии онтологии. Только в таком творчестве эмпирическое сознание завоевывает право утверждения абсолютного имманентизма. Это не есть провозглашение тождества конкретного эмпирического Реальности, не есть ее оплощение и снятие внутренней иерархической перспективы пластического естества, но реальное вхождение в космическое естество как Ding an sich и осознание абсолютного тождества предстоящего монадности естества всеединой пластичности.
Очевидно, что все эти доктрины не имеют ничего общего с системами современного имманентизма, исторически исходящего от Беркли. Эзотерический имманентизм глубинен, своеобразно иерархичен и онтологичен; современный исторический — поверхностен, плосок и конкретно-эмпиричен. Феноменальное сознание, поскольку оно монадно, в принципе неспособно к адекватной слиянности с пластическим естеством, к внедрению в Ding an sich. Поэтому оно принципиально de jure и de facto неспособно провозгласить доктрину абсолютного имманентизма. Поскольку для трансцендентного отсутствие адекватной слиянности с Реальностью в себе лишь понижает актуальное выражение трансцендентизма, но не изменяет его существа, постольку для имманентного это отсутствие вовсе уничтожает сущность имманентизма. В первом случае тип возрастания сознания обладает длительностью протяжения, и эмпирически сознание может постепенно эволюционировать последовательными дифференциальными transcensus'aMH. Во втором случае иерархичность качественно неотделима от всеединства, а потому эмпирическое сознание стоит перед необходимостью целостного решительного transcensus'a, коренного перерождения своей природы. Из всего сказанного мы и приходим к выводу, что конкретно-эмпирическому сознанию как таковому свойственно лишь эволютивное приближение к абсолютному трансценден-тизму, абсолютный же имманентизм ему принципиально ч у ж д. В монадной категории каждый элемент конкретного множества, будучи сопряжен с Реальностью по типу возрастания через свою сущность и воспринимая множественность среды как вторичное и производное, естественно тяготеет к одностороннему монотеизму. В противоположность этому в пластической категории каждый элемент конкретного множества воспринимает в окружающей среде и множественности взаимоотношений основоположную реальность. При этом присущий собственной стихии пластичности имманентизм в несовершенном эмпирическом сознании переносится на явления конкретного эмпирического. Вместо углубления феноменального естества до живой динамической слиянности со всеединым пластическим потоком здесь возникает отождествление этого естества с реальностью, т. е, здесь не единичное восходит до Всеобщего, но всеобщее понижается до тождества с единичным. Итак, восприятие конкретно-эмпирическим сознанием природы пластических множеств создает стремление к одностороннему утверждению анимизма и политеизма.
В-третьих, ввиду тождества для всякого элемента пластического множества онтологии и феноменологии и первоосновности его взаимоотношений с другими эволютивная объективация его становления в предстоянии есть непрерывное возрастание параллельно и сопряженно: его динамической живой слитности со всеми другими элементами пластического множества и непосредственного имманентного обнаружения в нем реальности. В монад-ной категории эволюция элемента заключается в утверждении его самости, в постепенной актуальной реализации ее как изначально заданного в окружающей среде. Данности последней, с точки зрения ипостасного развития самости, ее эволюцией переносятся из общей экономии природы в грани индивидуального мира и, органически соподчиняясь самости, по «закону пирамиды» повышают ее актуальное иерархическое достоинство. В противоположность этому в пластической категории каждый элемент множества перманентно актуален, и эволютивному изменению подлежит лишь объективация его в конкретно-эмпирическом сознании, как единичного становления пластического потока в категории предстояния. При этом единичный элемент выявляется не как особая в себе замкнутая самость и ее индивидуальная актуализация, но как целокупное состояние целостной реальности. Бытие этого состояния в себе неотделимо от бытия других состояний, органически связанных законом непрерывного динамического перерождения друг в друга, равно как и с бытием целостной реальности. Предстояние единичного есть вместе с тем и предстояние всего целого, причем последнее осуществляется также двойственно: в его в себе замкнутом генетично-синтетическом единстве, непосредственно живущем в каждом состоянии и возводящем этим последнее до достоинства Ding an sich, и в его развернутости по синтетической категории последовательности — в длительности устремления и ритмических волн пластического потока. Поэтому мо-надной идее самости в пластичности соответствует идея целокупной динамической слиянности с Реальностью. В первом случае единичное возрастает в себе и стремится эволютивно воссоздать Реальность в себе же, а во втором — единичное перманентно сопряжено с Реальностью и в своем конкретном предстоянии лишь соучаствует в жизни Всеобщего. Ясли эволюция монадного элемента стремится быть абсолютно субъектной и субъективной и в энтелехии субъектности и субъективности воссоздать в своих глубинных недрах Субъект Абсолютный и трансфинитум субъективности — всеобъемлемость Всеобщего, то жизнь пластического элемента есть становление абсолютных объектности и объективности и стремится обнаружить в категории предстояния свое онтологическое естество как Абсолютную Объектность и исчерпывающую объективность Всеобщего. Отсюда явствует, что если в монадной категории развитие состоит в непрерывном возрастании утверждения самости и по принципу, и по задан-ности, и по методу, то в пластической категории эволюция совершается независимо от начала самости, по совершенно иным принципу, закону и методу. В первом случае тип возрастания проходит через самость, и усилия человека направляются на свершение последовательно возрастающего ряда иерархических transcensus'oe, приводящих к утверждению самости восходящих иерархических достоинств. Во втором случае тип возрастания непосредственно зиждется на самом Всеобщем, и эволюция конкретно-эмпирического сознания по отношению к пластической реальности состоит в живом ей уподоблении и соучастии в ее жизни. Последнее становится возможным лишь при полном отрешении от самости, ее законов и методов и при полном перерождении всего существа; только в его целостном отчуждении от индивидуального начала и в изменении всего tcvoc,'& жизни, самосознания, стремлений и методов деятельности человеческое существо обретает свободу погружения в пластический поток и непосредственной жизни в динамической стихии Всеобщего. Психологически эта общая доктрина приводит к тому, что в пластической категории развитие человека не только неразрывно связано с преодолением эгоизма и отрешением от личного начала, но и последнее составляет необходимое условие самой возможности развития и его метод, В этом именно и заключается самое глубинное обоснование всякой религиозной и посвятительной аскезы. На этом пути подлежит преодолению не только конкретно-эмпирическая личность, но и духовная индивидуальность монады, как источник обособления17 и замкнутости в изначально заданной форме. Здесь человек ставит своим идеалом полное и принципиальное уничижение своего Я, а энтелехией служит абсолютная «нищета духа» как утрата личным началом всякого субъективного достояния, возвращенного во Всеобщее и лишь в нем обретаемое в вечности. Будучи конечной целью пути, самоуничижение личного начала здесь является и методом развития, и силой его движущей.
В-четвертых, высшее единство в пластическом потоке органически объемлет элементы множества становлений в предстоянии исключительно в непосредственной стихии содержания. Это значит, что каждый элемент пластического множества сопереживает общий поток и сопереживается им непосредственно в его внутреннем естестве, причем его становящиеся формы и их распорядок играют только вторичную и сопутствующую роль. Эти системы форм получают первенствующее значение только в чуждой стихии монадного сознания, как условие и способ актуального раскрытия бытия; здесь же выявление видов бытия и органическое перманентное воссоединение единства их ритмов в едином устремлении жизни свершается в их собственной глубинной природе, в стихии вечного и абсолютного самотождества бытия и жизни Реальности. Целое входит в единичное и воссоздает его в себе как бы в целокупности его объема в метафизическом пространстве, как бы в каждом дифференциальном элементе его массы. Рождая в своем устремлении единичный вид становления как содержание особого ритма вибраций, пластический поток уже вторично и опосредованно утверждает в категории предстояния соответствующую этому содержанию форму. При этом такая форма не является особой и имеющей самобытное обоснование данностью, но определяется лишь как то, что периферически очерчивает данное содержание, что implicite включено в него и лишь условно объективируется в отдельности. Такая форма вне идеи содержания утрачивает всякое положительное значение, превращается лишь в интеллектуальную абстракцию. Таким образом, форма единичного элемента здесь определяется через содержание как сущность и исчерпывающую полноту бытия реальности. Категория содержания здесь становится единственной и всеобъемлющей, категория же формы делается вполне подчиненной и только сопутствующей, вторично возникающей по методу редукции.