Особь
Шрифт:
– Не надо… – прошептала она умоляюще.
– Почему?
– Боюсь… Не оставляй меня одну!
– Я только посмотрю…
– Если ты отойдешь от меня хоть на шаг – я просто умру на месте!
Послушно усевшись, Суровцев прислушался. Теперь в квартире царила зловещая и неопределенная тишина, и это почему-то страшило больше всего. Скрипни за дверью половица, как минуту назад, закапай в ванной вода, заурчи сливной бачок унитаза – и Мефодий Николаевич почувствовал бы себя легче. Тишина густела, словно смола на сосновом стволе, медленно натекала в мозг, незаметно
Внезапно Лида дернулась, скрежетнула зубами и со свистящим придыханием прошептала:
– Слышал?
– Что? – чуть слышно, одними губами спросил Суровцев.
– Та-ам… – она едва различимо кивнула на дверь.
– Что именно?
– Звук какой-то…
– Не слышу.
Девушка склонилась к уху спутника, зашептала горячо и испуганно:
– Оно там, я знаю… Я уже научилась их чувствовать.
– Кого?
– Ну, их… Я знаю, оно сейчас в ванной, там кафель на полу шероховатый, да и плитка отслоилась, вот и поскрипывает под ногами… Вот, слышишь теперь?
– Да нет… – Мефодий Николаевич действительно не расслышал ничего подозрительного. – Может, тебе почудилось?
– Да нет, что ты… – Лида доверчиво прижалась к Суровцеву. – Я ведь эту квартиру хорошо знаю… Вот, послушай, послушай… Ну, теперь слышал?
Никакого характерного шуршания подошвы о кафель Мефодий Николаевич не различил. Обострившийся донельзя слух зафиксировал лишь негромкое шелестение тополей за окном да едва различимый ток воды в трубах.
– Нету никого… – упавшим голосом констатировал Мефодий Николаевич.
Несколько минут они просидели недвижно, прислушиваясь к малейшим звукам. Из-за соседнего дома медленно взошла луна, и ее призрачный, ирреальный свет лимонными пятнами лег на линолеум кухни.
– Вот, вот… – дернулась Лида. – Неужели не расслышал?
Мужчина посмотрел на Лиду с сомнением.
– Может, у тебя галлюцинации?
– Оно спряталось в ванной и нас ждет… Оно там, я это точно знаю. – Шепот девушки напрягся и завибрировал, как тетива. – Ждет, когда мы выйдем наружу, чтобы наброситься на нас.
И тут обострившийся слух Мефодия Николаевича действительно различил едва слышное сопение, доносившееся из-за двери. Затем – длинный, протяжный скрип несмазанных петель, затем невнятный шорох, с каким обычно ветер гонит по асфальту опавшие листья…
– Может, все-таки выйду? – предложил Суровцев; теперь он был абсолютно уверен в присутствии за дверью кого-то постороннего и явно опасного, однако нашел в себе силы на решительные действия. – Мы же не можем тут до утра сидеть.
– Нет, нет, не надо… Пожалуйста, останься!
Кухонная дверь медленно, со скрипом приоткрылась. Суровцев и Лида невольно отпрянули, вжавшись спинами в стену.
В дверном проеме стояла девочка не старше шести лет. Отблеск полной луны из-за окна мертвенно ложился на ее бледное, гипсово-белое лицо,
– О господи… – только и сумела произнести Лида. – Неужели… и она?
Мефодий Николаевич сориентировался мгновенно. Отпихнув ребенка в темный коридор, он с треском захлопнул дверь.
– Удерживай! – срывающимся голосом крикнул он и, лихорадочно поискав глазами по кухне, навалился плечом на холодильник.
Дверь дрогнула под сильнейшим ударом – из-под филенки брызнуло известковым крошевом, посыпались щепки. Несомненно, ребенок, укушенный афганской крысой, ощущал в себе небывалый прилив сил. Следующий удар едва не высадил дверь внутрь, однако Суровцев успел-таки опрокинуть холодильник на пол, блокируя вход. Тишину вечерней квартиры начисто разбил душераздирающий грохот. Видимо, этот звук немного напугал маленькую маньячку, и она на какую-то минуту растерялась.
– К родителям отправляйся, – умоляюще крикнула Лида. – Что тебе надо в чужой квартире?
– Папу с мамой я сегодня убила, – донеслось из-за двери. – Я и вас сейчас убью!
Мефодий Николаевич напряженно взглянул на баррикаду перед дверью, на дверь, затем лихорадочно осмотрел кухню, прикидывая, что можно сделать…
– Узлы вязать умеешь? – отрывисто бросил он Лиде и, вскочив с ногами на обеденный стол, принялся срывать портьеры с окна.
– Хочешь… вниз спуститься?
– А что – пожарную машину с лестницей вызывать? Главное, чтобы менты нас не кинули и не уехали. – Суровцев рывком открыл оконную раму и выглянул вниз, высматривая броневик.
К счастью, милицейская БМП по-прежнему стояла под окном – правоохранители честно отрабатывали продукты и спиртное, заплаченное за аренду броневика.
– Второй высокий этаж, – отрывисто бросил Суровцев. – Метров шесть-семь минимум. По длине этих занавесок, конечно, не хватит… Но хоть какие-то гарантии, что руки-ноги не сломаем. Ты узлов побольше навяжи, так удобней спускаться будет.
Внезапно дверь содрогнулась под сильнейшим ударом, и верхняя дверная петля угрожающе затрещала в раме. К счастью, Лида успела к этому времени разодрать сорванные портьеры вдоль и связать их по всей длине.
– Вот… – она непослушными руками протянула импровизированный шнур мужчине.
– Пойдешь первой. – Мефодий Николаевич с треском толкнул оконную раму, привязал один конец шнура за батарею центрального отопления, а второй бросил вниз.
– А ты?
– А ну вниз, кому говорю! – прикрикнул Суровцев, вскочил на поваленный холодильник и навалился плечом на трещавшую под ударами дверь, удерживая ее из последних сил.
Инфицированный страшным вирусом ребенок бесновался снаружи – бил ломом и ногами в дверь, сыпал недетскими ругательствами, грозился всех перерезать. Судя по напору, сил у маленькой девочки было не меньше, чем у взрослого громилы. Хлипкая дверь не была тем препятствием, которое могло долго сдерживать этот напор.