Особая миссия
Шрифт:
– Вот что, Фимочка, – сказала я тоном, не имеющим ничего общего с дипломатией. – Или ты напрягаешь всю свою извращенную фантазию и ровно через пятнадцать минут эта поганка из твоего номера отправляется в психлечебницу, где его держат неделю, или я звоню в Москву и интересуюсь в редакции «Мира катастроф», ставят ли они автора в известность об изменениях в его материале, который идет в номер… Ты меня понял?
– Ну уж сразу им звонить она собралась, – завозмущался Фимка. – Да никогда ни о чем они не ставят… Ладно. Психушка – это не проблема, это мы сообразим… А в редакцию звонить – никакого смысла нет. Конечно, они скажут тебе, что автора в любом случае предупреждают
– Вот я бы и не печаталась, – сказала я Фимке и вернулась к старичку, судьба которого на ближайшую неделю была решена только что в коридоре перед дверью Фимкиного номера…
Еще минут двадцать я терпела назойливого популяризатора «теории катастроф», выслушивая его аргументы и подливая ему кофе. Наконец в номер заглянул Фимка и жестом вызвал меня в коридор. Я еще раз извинилась и в коридоре, к своему удовлетворению, обнаружила двух дюжих санитаров и врача – женщину в очках с абсолютно непроницаемым лицом, на котором застыла маска официальной, но совершенно неестественной доброжелательности.
Я поняла, что делать мне тут больше нечего. Фима исполнил мою просьбу, и я не сомневалась, что старичка никто, кроме лечащего врача булгаковской психбольницы, не увидит как минимум неделю… Вот и хорошо. В конце концов, его интеллектуальный бред можно рассматривать как умственное расстройство…
Мне очень не хотелось возвращаться к своим в палаточный лагерь, я чувствовала вину перед ними, хотя и не могла бы четко сформулировать – в чем виновата… В холле гостиницы толпился народ: журналисты, офицеры, кое-кто из знакомых спасателей-волонтеров. Я поняла, что сейчас будет происходить какое-то событие, которое касается всех этих людей. А значит – и меня.
Событие оказалось долгожданным и, как это обычно бывает в таких случаях, неожиданным. Государственная комиссия решила обнародовать свои предварительные выводы. Это сообщение вызвало в холле гостиницы неожиданный переполох. Охрана выставила за дверь всех, у кого не было официального приглашения на брифинг, в том числе и меня. Я не особенно из-за этого расстроилась, все равно такая информация сейчас разнесется по всему городу со скоростью света. И максимум минут через десять я все узнаю.
Десять минут пролетели незаметно за двумя сигаретами… После окончания брифинга даже спрашивать ничего не нужно было. Информация просто витала в воздухе и лезла в уши сама – до того часто ее повторяли на разные лады, пока она не приобрела наиболее концентрированный вид.
Комиссия решила, что во всем виноваты «стрелочники» – капитан и его помощник. При исследовании их тел у них были найдены якобы следы алкоголя и наркотиков, которые они принимали еще до катастрофы. Таким образом, в момент катастрофы и капитан, и его помощник находились в состоянии алкогольного и наркотического опьянения… Остальное можно и не пересказывать, настолько все звучало тривиально…
Настроение мое упало еще ниже, хотя и до того не слишком было хорошим. Мне сразу стало ясно, что эта версия готовилась заранее, просто раньше ее объявлять не хотели, подготавливали почву для ее укоренения.
Глава седьмая
…Неприятности если уж начинаются, то идут косяком. Как рыба на нерест. Только успевай сачком подхватывать и вытаскивать на берег.
Я никогда еще не видела Григория Абрамовича таким грустным. Если бы я видела его впервые и совсем бы не знала, что за плечами у него пережитого втрое больше, чем у всей нашей группы, вместе взятой, то, ей-богу, решила бы, что у него глаза на мокром месте…
Ничего, кстати, нет в этом обидного или унизительного для него. Самая обычная эмоциональная реакция типичной мужской психики. Мужчины слишком часто обижаются. Сильно обижаются – до слез… Настоящий сильный мужчина никогда не заплачет от боли, унижения, страха, от беспомощности своей – только от обиды… Правда, содержание этого слова они толкуют очень широко: это может быть обида на судьбу, например, которая одержала над ним верх. Или на самого себя – за то, что не сумел чего-нибудь сделать, ошибся где-то… Реже – обижаются на кого-то другого, совсем уж редко – на женщин…
Трудно сказать, на кого был обижен Григорий Абрамович, но, когда он принес это печальное известие, обида ясно читалась на его лице…
– Говорить буду мало, потому что говорить не хочу, – заявил он нам. – И слушать ничего не хочу, поэтому вы тоже постарайтесь – покороче. Конечно, я мог бы и вовсе молча отдать вам этот приказ – и думайте обо мне что хотите. Но я приверженец демократии, пусть это и не вяжется с единоначалием, на котором построена наша структура. Может быть, именно поэтому я и хожу до сих пор в майорах, когда друзья, которые начинали со мной, давно уже в генералах… Скажу одно – я об этом приказе узнал десять минут назад, никого ни о чем подобном не просил и даже не предполагал до последнего момента, что такой приказ возможен… На, Игорь, прочитай…
Он сунул Игорьку какую-то бумажку и сел на спальник в сторонку, предоставив нам самим знакомиться с новостями и переваривать их. Наверное, он был прав. Поскольку новости касались всей группы, а приказ был очень трудным для выполнения… В нем ставилась, пожалуй, самая сложная для спасателя задача – прекратить любые действия и самоустраниться… Группа, в традициях нашего командира, должна была такое решение принимать сама.
– «Командиру ФГС-1 майору Воротникову, – прочитал Игорек. – Ваш рапорт о действиях группы рассмотрен. Учитывая оперативную обстановку на месте работ, а также вашу личную просьбу, приказываю. Прекратить участие группы в спасательных работах в Булгакове. Группе немедленно покинуть район работ. Место дислокации – Тарасов до дальнейших указаний. Стандартный отчет сдать в установленные уставом сроки. Начальник координационного штаба спецподразделений МЧС полковник Долматов».
– Недолго мучилась старушка в бандита опытных руках, – прокомментировал приказ Кавээн в близком ему народном стиле.
– Оставь свои дурацкие прибаутки, Кавээн, – набросился на него Игорь. – Какая, к черту, старушка? Нас выгоняют отсюда поганой метлой, понимаешь ты это, дурья голова? Мы им не нужны… Нас гонят… в шею. Или просто пинком под зад!..
– Ты сам не горячись, Игорек, – одернула я его. – Во-первых, такой формулировки в приказе нет, ее вносишь ты сам. А во-вторых, Григорий Абрамович предложил нам подумать, если я правильно его поняла – выполнять этот приказ или нет…
Краем глаза я следила за Грегом и заметила, как он поднял голову в ответ на мои слова. Похоже, я правильно уловила его состояние. Группа – это больше, чем ее командир. Иногда она может оставаться без командира и действовать самостоятельно, если это, конечно, та группа, которую воспитывал столько лет сам Григорий Абрамович Воротников, майор войск МЧС…
Игорь закрыл рот и захлопал на меня голубыми и по-детски удивленными глазами. Кавээн – тот, напротив, удивлен не был, он хлопнул себя по лбу и воскликнул весьма обрадованно: