Особая миссия
Шрифт:
Я догнала его у самого лифта и успела войти в кабину следом за ним… Он обернулся и замер.
Я опередила его движение и ударила его очень просто – в солнечное сплетение. На мое счастье, этот пижон не умел ничего, даже защищаться. Он обмяк, повис на мне, пожалуй, больше от испуга, и я с трудом прислонила его к стенке. Пока с ним возилась, нащупала в его кармане пистолет и поняла причину его самоуверенности. Он думал, что обладание оружием уже делает его сильным и независимым. Обычная ошибка слабого и трусливого человека. Оружием мало обладать, его нужно еще суметь сохранить, когда ты попытаешься его применить, а противник не дремлет.
Из лифта мы вышли, уже не вызывая никаких подозрений и дежурного, и портье, а также журналистов, диктующих по телефонам свои статьи в утренние выпуски газет… Когда он в лифте пришел в себя, я посоветовала ему помолчать несколько минут, если он хочет остаться в живых, и Морозов, похоже, понял меня с полуслова…
Когда мы выходили из гостиницы, меня насторожил один из журналистов, который оборвал свой разговор по телефону и начал сосредоточенно разглядывать стену рядом с лифтом. Что он мог там рассматривать, соображала я на ходу… там же зеркала во всю стену. Ничего он там не разглядывает, он следит за нами! Значит, ФСБ уже села нам на хвост… Но позвольте, а что за мальчики, так бездарно изображающие золотую молодежь, крутятся рядом с входом в гостиницу? Тоже ФСБ? Не многовато ли на одного Морозова?
Еще выходя из дверей я заметила, как у двоих из этих «мальчиков» формируется начало движения в ту точку, в которой мы с Морозовым окажемся через секунду после того, как выйдем из дверей. Поэтому я сделала единственное, что можно было сделать в такой ситуации: едва миновав дверь, я рванула влево и потащила за собой Морозова, который, к моему удивлению, и сам развил заячью прыть, не делая при этом попыток от меня оторваться. Надежную защитницу во мне почувствовал, что ли? Неожиданный маневр позволил мне оторваться на несколько метров от растерявшихся «мальчиков», и, лавируя между машинами на автостоянке, мы успели обогнуть здание гостиницы, перебежать проезжую часть улицы и скрыться в полуразрушенном здании в соседнем квартале, за гостиницей. Оно было предназначено к сносу, на его месте, судя по всему, собирались в ближайшее время строить еще один гостиничный корпус… Мне не видно было, что происходило у нас за спиной, но, судя по шуму, – порядочная суета. Едва мы скрылись в темноте первого этажа, как рядом со мной взвизгнула пуля. Морозов истерически закричал:
– Не стреляйте, сволочи!
Я едва успела зажать ему рот. Он попытался вырваться, но мне некогда было с ним разбираться. Он, видно, не понимал, что рвется навстречу смерти… Пришлось крепко стукнуть по затылку его же пистолетом, а затем послать несколько выстрелов в потолок, чтобы никого случайно не зацепить. А выстрелить было необходимо, чтобы те, кто за нами гнался, поняли, что я вооружена, что голыми руками меня не возьмешь, и что придется приступать к переговорам. Переговоры – это было единственное, на что я еще надеялась… Говорить я умею, вести переговоры – тоже.
Воспользовавшись возникшей после моих выстрелов паузой, я надела на Морозова наручники, с которыми не расставалась с тех пор, как начала за ним следить, и заклеила ему рот пластырем, прихваченным мной из гостиничной аптечки тоже специально для этой цели…
Немного успокоившись, я начала обдумывать, какие у меня есть козыри, чтобы вести переговоры с теми, кто нас преследует… Размышления мои были прерваны неожиданно ярким светом, который резко ворвался в выбитые дверные и оконные проемы.
«Прожектора! – сообразила я. – Вот черт! Это значит, что они решили брать меня вполне официально, – как террористку, захватившую заложника. А это, в свою очередь, означает, что мои шансы договориться с ними практически равны нулю…»
Меня просто ликвидируют, как только я покажусь в зоне огня. «Террорист был застрелен при попытке вырваться из окружения…» – напишут они в официальном отчете… Но еще хуже, если они возьмут меня живой и упрячут в свою КПЗ. Там можно просидеть годы и годы, пока о тебе не забудут все, включая следователей, ведущих твое дело…
Глава девятая
Я уже представила все последствия, которые ожидают меня, а вместе со мной и Кавээна, Игорька и Григория Абрамовича. Сейчас мне заломят руки, положат лицом на асфальт, наденут наручники, и все… Сомневаюсь, что мне вообще удастся выбраться из лап полковника Краевского. Смерть капитана Самойлова очень отчетливо всплыла в моей памяти. Я, конечно, буду для них «орешком» покрепче, чем деморализованный, с расшатанными собственными страхами нервами капитан «Есенина», но надеяться на то, что об меня Краевский сломает зубы, было бы наивно. Организовать несчастный случай для этого «рыцаря плаща и кинжала» ничего не стоит. Опыт, судя по всему, у него огромный…
– Капитан Николаева, – услышала я, к своему удивлению, голос совершенно другого человека – спокойный и уверенный, без малейшего оттенка высокомерия, – советую вам прекратить сопротивление и сдаться.
Голос показался мне почему-то очень знакомым, но вспомнить, где я его слышала, не могла…
– Выходите из своего укрытия, не вынуждайте нас к бессмысленной жестокости. В случае необходимости у меня есть полномочия отдать приказ взорвать здание… Но это не в моих интересах. И не в ваших, насколько я понимаю. Вы всегда отличались здравым умом и хорошо развитым логическим мышлением… Выходите. Мне нужно задать вам хотя бы несколько вопросов…
Но это же не Краевский! И даже – не ФСБ! У ФСБ не может быть ко мне никаких вопросов, им и так уже ситуация предельно ясна. У меня есть слишком много материала на них, чтобы со мной о чем-то разговаривать. ФСБ не станет меня уговаривать… И потом – откуда ему известно про мой здравый смысл? Слишком уж нейтральная формулировка. Слишком спокойный тон…
И я решила принять предложение.
Я пристегнула Морозова, который пытался все еще что-то мычать с заклеенным ртом, к какой-то трубе, и выбралась из полуразрушенного здания на освещенное прожекторами пространство… Пистолет, по требованию того же человека, разговаривавшего со мной через мегафон, я отбросила далеко в сторону от себя.
Кому принадлежит голос, который я слышала через мегафон, я вспомнила, когда шла навстречу прожекторам и гадала, что меня ожидает… Этот спокойный и уверенный голос мог принадлежать только одному человеку – майору Чугункову, который вел занятия по спецподготовке на сборах в лагерях МЧС. Переиграть в оперативной обстановке этого человека у меня не было ни малейших шансов. Я помню, еще на сборах он поражал меня тем, что предвидел буквально каждый мой шаг, когда проводил занятия по маскировке или, наоборот, по преследованию. От него невозможно было скрыться… Он, кстати, был моим первым инструктором по спецподготовке, обучал спецприемам и защите от них. Он, Григорий Абрамович и еще очень немногие люди – это как раз те, кто сформировал мои представления об истинном спасателе… Я всегда думаю о них как об учителях.