Особенности брачной ночи или Миллион в швейцарском банке
Шрифт:
Чем солдат хуже супруга?
Солдаты хотя бы честны в своих намерениях: они не поют серенад и не обещают любви.
Чем заткнуть рот побежденной женщине?
Фатой.
Варкоч придержал струны. В смущенной тишине нарядной залы всхлипнули дамы. Изабелла оглянулась на отца Бонифация в полной растерянности. Тот был поглощен изучением ногтей на правой руке. Хендрик смотрел на шута в глубокой задумчивости, смотрел на него и как будто не видел.
Магнус всхрапнул и разлепил глаза.
— Что? Десерта не будет? — Он шумно высморкался в скатерть. — Хендрик, сколько можно киснуть на бабских посиделках? Поехали на охоту, а? На оленя! Я знаю такие места!..
— О! Какая чудесная мысль! — воскликнула Изабелла, оправившись от растерянности. — Охота — это так весело!
И голоса придворных вторили ее словам…
Я улыбнулась шуту и поманила его пальцем. Приблизившись, Варкоч отвесил глумливый поклон. Я выбрала самое красивое яблоко из вазы, что стояла передо мной, и подала ему. Он расплылся в глупой ухмылке и чуть заметно подмигнул, прекрасно понимая, за что я его поблагодарила.
Варкоч вонзил зубы в сочную мякоть, откусил кусок, прожевал и проглотил его с обычными для шута ужимками. Открыл рот для второго укуса, и вдруг его лицо побелело, он захрипел, выронил яблоко и повалился на пол. Тело его несколько раз дернулось и затихло. Глаза остекленели, а изо рта пролилась струйка слюны.
— А-а-а!!! — вонзился в уши визг Изабеллы.
Да, вонзился визг…
Маркграф втолкнул меня в розовую опочивальню, прижал к стене и сжал горло пальцами. У меня перехватило дыхание то ли от нехватки воздуха, то ли от вида его бешеных глаз.
— Это ты?! Это ты его отравила?! Ты — ведьма! Кто тебя подослал?! Кто стрелял из арбалета?! Куда ты бежала?! С кем ты говорила?! Что ты задумала?!
Я хрипела, совсем как Варкоч перед смертью. В голове все плыло и звенели погребальные колокола. Хендрик внезапно разжал пальцы, и я сползла на пол, держась за горло и кашляя. Он плеснул водой, и я чуть не захлебнулась.
— Ну, говори! — Маркграф приблизил сведенное яростью лицо и тряхнул так, что я ударилась затылком о стену.
— Я… Я… Яблоко предназначалось мне, — прохрипела я из последних сил.
Он как-то разом обмяк и опустился на пол рядом. Я тихо плакала от жалости к себе и обиды на весь мир, совсем позабыв, что уже выплакала все слезы по дороге в Грюнштайн.
— Прости… — тихо сказал он.
А во мне поднялась такая волна злости и отчаяния, что я, путаясь в подоле ненавистного желтого платья и цепляясь за неровную поверхность резных панелей стены, встала во весь рост и срывающимся от ярости голосом сказала:
— Я — слабая женщина, я — жалкий трофей солдата-победителя. Но что это за победитель, который прячется за женщину?! Я не буду больше тенью Агнес, я не жалею быть привидением! Я лучше продам душу дьяволу, чем буду лицедействовать в этом балагане! И не нужна мне никакая награда! И не хочу я никаких платьев и драгоценностей!
Под конец я уже орала.
Хендрик сидел на полу и с интересом слушал мою гневную речь. А я, злясь от того, что все мои слова падают в черную пропасть его равнодушия, стала срывать с себя серьги, ожерелье и обручальное кольцо и метать в него.
— Прекрати сейчас же! — он поднялся с пола и притянул меня к себе. В его глазах светился знакомый огонек похоти, который я уже видела в рыцарском зале.
— Хендрик, — сказала я внезапно севшим голосом, первый раз назвав его по имени, но мне было не до придворного этикета. — Хендрик, это не то кольцо.
Я никак не могла стянуть с пальца обручальное кольцо.
Он переменился в лице и опрометью выскочил из опочивальни, крича на ходу:
— Гунда, никуда не уходи! Никого не впускай!
— А, и не уйду, — проворчала она, заходя в комнату. — А, и не впущу. И тебя, глупый мальчишка, не впущу… — Она покачала головой, с осуждением рассматривая облитое водой желтое платье и разбросанные по полу драгоценности. — Ведьма, как есть ведьма… И где он только тебя нашел?! Так с маркграфом разговаривать… Другую бы просто убил.
Выполняя распоряжение хозяина, она заперла дверь на замок, а тяжелый ключ повесила на кольцо у пояса.
Глава 16
Год 2005, ранний вечер
Что-то там за дверью лязгало, будто невидимый ключник пробовал замки: поворачивал ключ, замыкал душку, звенел ржавыми запорами. Я подкралась и заглянула в щель. От увиденного я позабыла про головную боль.
На стене шевелилась горбатая тень. Чудище водило круглыми плечами, раскачивалось из стороны в сторону и изрыгало дым. Сизые пряди сигаретного дыма плавали в желтом свете пузатой керосиновой лампы. Целое облако дыма колыхалось над головой чудовища. Впрочем, нет. Это было вовсе не чудовище. За столом вполоборота сидел мужчина в изношенном рабочем комбинезоне на лямках и в старой кепке, надетой козырьком к затылку. Он был поглощен важным делом.
Мужчина наклонялся, запускал руку в мешок, который лежал у его ног, он выуживал оттуда загадочные предметы, внимательно рассматривал, прыскал машинным маслом из масленки, протирал ветошью и раскладывал вокруг. Механизмы напоминали клетки для кроликов с миниатюрной гильотиной внутри или небольшие пыточные орудия с зубьями и колесиками.
Выудив громоздкую деталь, которая напоминала волчий капкан, он попытался разжать металлические челюсти. Ржавая пружина недовольно охнула и развалилась.
— Дерьмо! — невнятно выругался мужчина, не разжимая губ с зажатой сигаретой.
Он отбросил капкан, раздавил окурок в глиняном черепке и, не поворачивая головы, позвал:
— Чего стоишь, иди сюда.
Я робко шагнула, удивляясь про себя, как он узнал о моем присутствии? Я же кралась, как мышка.
— Мышки крадутся значительно тише, — сообщил мужчина, и я поняла, что он читает мои мысли. Очень неприятное открытие, должна сказать.
Я постаралась затолкать в темные закоулки все лишние мысли, но они не слушались и торчали заячьими ушами. Особенно бессовестно выпирала одна мысль: расселся тут, понимаете ли… безобразие… как он разговаривает с владелицей замка?! Эту возмущенную мысль вытеснила другая — хозяйственная: ага, ну вот и нашелся подходящий «спелеолог», уж он-то не откажется спуститься в колодец за сумочкой! И я решила быть приветливой и дружелюбной.