Особенные дети
Шрифт:
Конечно, действие лекарства, подавляющего мою способность, подходит к концу. Почему не сделать укол в машине, где никого нет? Обязательно нужно в подворотне? Делаю шаг к свету, молча протягиваю руку, закатав рукав. Он не аккуратен. На изгибе локтя виднеются синяки. Даже в тусклом свете фонаря их можно различить.
Кот с особым остервенением вгоняет в вену иглу и выпускает лекарство. Пять секунд. Быстро. Перед глазами бешеный хоровод и я, согнувшись пополам, извергаю из себя всё, что только что съел. Понятно, почему он сделал укол не в машине. Ледяной пот, горечь и неприятный привкус во рту.
–
А мне не верится, что это конец.
Глава 18
Была глубокая ночь. Безоблачное небо открывало все звёзды. Мы мчались по шоссе, освещённому лишь фарами. Кот вёл уверенно. Хоть и скорость была выше ста пятидесяти километров в час, мне не было страшно. Мужчина не произнёс ни слова с тех пор, как мы покинули город, молчал и я. Минута превращалась в вечность, а затем в короткое мгновение. Я не хотел умирать. Не хотел попадать к этому профессору. Всё это было несправедливо. Впрочем, как и всё в этом мире.
– Не нужно, - тихо произнёс я в пустоту. – Вы совершаете ошибку.
– Знаю, - ответил он почти сразу, сжимая крепче руль. – Ты не должен попасть к нему в руки.
– Тогда почему? – в бессилии я был готов биться головой о приборную панель.
– Потому что я должен завершить свою работу.
– Но ведь…
– Даниэль, бесполезно.
Он был непреклонен.
– Тогда рассказывайте! – приказал я.
– Что? – не понял мужчина.
– Рассказывайте всё о себе!
– Зачем?
– Я хочу понять вас.
Кот перевёл на меня взгляд. Несколько секунд смотрел, не мигая и плевать, что за окном проносились деревья на немаленькой скорости.
– Никто никогда не хотел этого, - тихо ответил он, наконец.
– Сколько у нас времени?
– Несколько часов.
– Хватит. Рассказывайте.
***
Прошлое и настоящее Кота
Детдомы бывают разными. Даже когда нет откровенных издевательств со стороны персонала или других детей, есть одно – отсутствие любви. Дети обделённые. И они прекрасно об этом знают. Слишком маленькие для таких взрослых чувств, они верят, ищут, ждут. Когда приходит очередной потенциальный родитель, они наряжаются, строят из себя паинек. Это где-то лет до десяти. Потом дети с пронзительной грустью стоят у окна и уже почти не верят в счастливый конец. Почти – вот ключевое слово. Каким крошечным не было бы сердце ребёнка, место для веры всегда найдётся.
С Котом было не так. Он не простаивал у окна, не пытался показаться лучше, не мозолил глаза потенциальным родителям. У него был свой мир. Пусть серый, пусть безликий, но его. И в его мире никто не мог обидеть Кота.
…зажимая
Стоны, вскрики, скрипы, тяжёлое дыхание… Дети не знали, что секс может называться любовью. Им казалось, что совершается нечто ужасное.
Когда старшегруппники ушли, Кот вылез первым и долго не мог отвести взгляд от мятой кровати, на которой были пятна спермы и крови. Парень не был деликатен с девушкой, или, возможно, у неё были проблемные дни… Однако в голове Кота что-то сработало и он решил, что так должно быть всегда.
Месяц спустя Ванда застала Кота за убийством собаки. Ему просто было любопытно. Дворняга была старая и слепая, она поскуливала от боли, скручивающей её тело, так что, возможно, это был акт милосердия. Ведь собака не мучилась ни секунды.
Два месяца спустя Кота усыновили. Его, самого нелюдимого и мрачного ребёнка. Родители не сразу поняли, что совершили ошибку. Пытались растормошить мальчика, даже водили ребёнка к врачу. А Кот был такой, какой был. Без радужных очков, присущих всем детям.
Его вернули. Это было бы тяжёлой травмой для любого ребёнка, который бы стал искать ответ в себе. Вернули, значит, плохой, значит, недостойный. Загвоздка в том, что Кот с самого рождения так думал.
Через год Ванда застала его за убийством человека. Ради любопытства Кот столкнул с лестницы сторожа, старого мужика, который вечно глумился над сиротами. Он смотрел, как человек корчится на полу, как дёргает сломанной конечностью. Смотрел и улыбался. Ванда с того дня помешалась и бормотала без конца какую-то чушь. Кот, в тайне радуясь этому, не отходил от неё ни на шаг и не разрешил увезти её в больницу, обещая воспитателям заботиться о ней самому. Воспитатели, которым, в сущности, было пофиг, оставили Кота и Ванду в покое.
…одинокий мальчик одиннадцати-двенадцати лет голосовал на дороге. На нём были коротенькие шортики, футболка с бегемотами. Остановился грузовик.
– Ты потерялся, пацан? – водитель высунулся из окна.
– Нет. К бабушке еду, - мягко улыбнулся Кот, сжимая нож за спиной.
Водителя он не убил тогда. Чем-то он зацепил. То ли своей добротой – он угостил паренька последним бутербродом, то ли отеческой заботой – стоило Коту подавиться, тот постучал его по спине, а затем, видя, что мальчик замёрз, отдал ему свой свитер.
В шестнадцать Кот имел разряд по стрельбе, занимался борьбой и мог пробежать десять километров без передышки. Он получил специальность столяра, но это его мало волновало. Это лишь прикрытие.
О киллерах в Советском Союзе не было известно. Но они были. Неуловимые, работающие на правоохранительные органы. Кот стал самым молодым и бесшабашным. Он брался даже за те дела, от которых отказывались остальные. Для него не было табу.
Кот устроил Ванду в прекрасный дом для умственно отсталых, где обитали партийные жёны и дети высокопоставленных чиновников. Ванда сбежала. Искали её долго. Нашли побитую, изнасилованную, с дикой и безумной улыбкой.