Особняк со странностями
Шрифт:
Спустившись в холл, мужчина неожиданно услышал отчаянный визг. И будь он проклят, если не знал, кому этот крик принадлежал!
Не чуя опоры под собой, Егор поспешил по лестнице наверх. Ворвавшись в комнату Кати, лишь на секунду перевел дух, оценивая обстановку, и задохнулся от неверия. Девушки нигде не было…
Метнувшись к открытому балкону, Егор выглянул во двор. В предрассветных лучах все казалось нереальным.
Катя, отчаянно размахивая руками, словно отгоняя что-то, бежала по лужайке в сторону живого лабиринта, за восточной стеной которого начиналась граница… кентавров. Белая ночнушка
— Катя!
Егор, не задумываясь, уселся на каменные перила, свесив ноги. Краем глаза мужчина уловил движение за спиной девушки. Мутная дымка то нависала над ее головой, то уходила немного влево, но не рассеивалась.
«Тень! — он узнал ненавистного преследователя девушки. — Проклятье!»
Мужчина сиганул с балкона.
Признаться честно, плаксой я никогда не была. Ни после наказаний матери, ни в больницах, ни тогда, когда стала изгоем в школе.
Не скажу, что обидные прозвища или игнор одноклассников меня не задевали. И совсем неважно, как и почему это все началось. Моя болезнь, как я потом уже поняла, была просто удобным предлогом, чтобы выплеснуть скопившуюся желчь, свербящее чувство превосходства и отточить хищные навыки на ком-то подходящем. На ком-то слабее. На том, кто идеально вписался в роль жертвы.
Травля — игра, которая включает стадный инстинкт и желание загнать «жертву» в подготовленную ловушку во что бы то ни стало. Когда это вдруг начинается, уже никто не задумывается, а тем более не спрашивает о причинах. Все включаются в захватывающий процесс гнобления. А идти против толпы способны лишь единицы. В моем случае никого не было рядом, чтобы прикрыть спину, помочь вернуть утраченную самооценку. Поэтому-то и выросла я в такую мышь, что боится собственной тени.
Хотя плакать — не плакала.
А вот сейчас во мне словно слезливый кран открыли!
Я устало поплелась к шкафу. Толком не став даже заморачиваться над равноценной заменой порванной ночнушки, просто схватила первую попавшуюся и быстро переоделась.
Раньше я не была особым любителем пижам или ночнушек, предпочитая спать в футболке и трусиках. Поэтому мой личный гардероб не отличался изобилием ночной одежды. Здесь же в шкафу с изрядным постоянством, добавляя очередную загадку происходящему, появлялись… ночнушки. Совершенно новенькие и на любой вкус! Видимо Егор заранее озаботился изобилием этих занятных вещиц для меня. Причем, наверняка, еще и способ нашел… извращенный, пополнять ими мой шкаф. Тайком!
Только хорошенько умывшись холодной водой, я немного успокоилась и пришла в себя. Лицо раскраснелось, нос распух, а под глазами образовались характерные мешочки-валики.
Ну и страшила! Все нервы на лицо.
Положительным было одно — плакать я перестала. Хотя от икоты, как последствия срыва, еще долго не могла избавиться.
За Егором идти я не собиралась. Много чести!
Пусть и тревожило, что же именно с ним приключилось, но… выяснений отношений на одну ночь хватит под завязку.
Тем более решение, как поступить дальше, я уже приняла.
Как только утро вступит в свои законные права, я соберу вещи и вернусь восвояси. Не пленница же здесь, ей Богу!
С Настей смогу заниматься и на съемной
Слишком бурные эмоции он вызывал во мне и эти метаморфозы, как собственного, так и мужского поведения, приводили лишь к очередной нервной встряске. В конце концов за Егором можно следить и на расстоянии, а в последнюю неделю октября предупредить о предстоящей опасности. И с чистой совестью… уповать на амнезию. Ведь если авантюра не выгорит и Егор умрет… мне придется туго.
Наверняка легче именно сейчас начать отдаляться, чтобы в будущем уберечь собственное сердце от гнета потери желанного мужчины.
Вернувшись в постель и устроившись поудобнее, попыталась заснуть.
За окном уже занимался рассвет, когда неожиданно в комнате ужасно похолодало. Словно кто-то одноминутно выкачал все тепло.
Клацая зубами, я непонимающе приподнялась, стараясь отыскать возможную причину очередной странности, и заметила… пятно. Мутное, черное, бесформенное и… явно живое. Потому как это нечто двигалось прямиком ко мне.
Только собравшись издать душераздирающий визг, я открыла рот и задохнулась от нестерпимой вони. Запах мертвечины был таким резким, что слезились глаза.
— Тепла-ая, — прошелестело нечто, склоняясь ближе к моему лицу. — С-светитс-ся…
Ничего кроме всепоглощающей, непримиримой темноты перед собой — не видела. Ни черт лица, ни глаз, ни даже рта, откуда по идее, должны были исходить эти странные слова. Только чернота. Постоянно движущаяся, бесформенная, как чернильная клякса.
Сердце, казалось, перестало биться. А очередной глоток воздуха никак не хотел проникать в грудь.
— Вкус-сная, — прошипело пятно, сокращая мизерное расстояние между нами. — Надо-о-олго хватит.
Казалось, еще секунда и эта чернота вольется в мое тело… чтобы… съесть. Съесть?!
Ой, мамочки!
Разум забил тревогу, я всполошилась, попыталась откатиться на другую сторону кровати, но тут же была резко схвачена и вздернута в воздух.
Еще секунда очередного ступора и… я начала сучить конечностями, пытаясь освободиться. Сделала лишь хуже.
Хватка у диковинного хищника, чьим поздним ужином или ранним завтраком мне предстояло стать, оказалась крепкой. Вцепившись в ворот ночной рубашки, пятно держало меня на весу, как… куль с картошкой. И, судя по звукам, громко принюхивалось. Еще и причмокивало, словно заранее истекало слюной.
Гадость какая!
Чем сильнее я пыталась вырваться, тем туже затягивался ворот на шее. Только, когда с ужасом поняла, что уже задыхаюсь от своеобразной удавки из своей же ночной рубашки, прекратила сопротивление.
И пятно замерло. На секунду, а может, и две. А потом резво рвануло со мной к балкону.
— К-куда? — промямлила я, сотрясаясь то ли от ужаса, то ли от мертвого, пронизывающего насквозь холода.
— С-себе оставлю, — снизошло до ответа нечто. — Вкус-сная.
Я настолько впечатлилась возможностью стать закуской хищного пятна, что как только смогла нормально вдохнуть, заверещала что есть мочи. От собственного крика заложило в ушах.