Особое задание
Шрифт:
— Разумеется, Владимир Иванович, — закивал Кедров. — Необходимо дать выбор самой женщине, и никак иначе.
Я с облегчением перевел дух. Вот только Полины мне здесь не хватало! К тому же, я не уверен, что и сам в ближайшее время останусь в Москве. Нет уж, пусть возвращается в Череповец, комсомол поднимает! А завтра, к слову,, она пойдет в одной из колонн демонстрантов. Не то с ткачихами, не то с поварихами. А мне, кстати, вождей охранять.
Человеку, своими глазами видевшему открытие олимпиады в Сочи, привыкшему к чудесам науки и техники, использующимися для увеселения публики, празднества, посвященные Первой годовщине Октябрьской революции,
Уже на подходе к Красной площади можно было полюбоваться на балаганчики и палатки Охотного ряда, расписанные за одну ночь молодыми авангардистами. Эх, будь у меня машина времени, разломал бы эти деревянные конструкции, отвез бы в двадцать первый век и «загнал» бы на Сотсби, как образец советского символизма! Нет, не загнал бы. Совесть бы не позволила, а заодно и супруга-искусствовед!
Всю ночь шел дождь, и ожидали, что демонстрация пройдет в пасмурную погоду. Но седьмого ноября тучи рассеялись, и яркие лучи солнца освещали и древнюю Красную площадь, и множество красных знамен!
Что-то меня потянуло на лирику. Но и на самом деле было красиво. Множество знамен, кроме этого, каждая колонна несла оригинальные плакаты профессиональных союзов. Над головами демонстрантов плыли вырезанные и разрисованные изображения грузчиков, согнувшихся под тяжестью мешков, рабочих с какими-нибудь атрибутами профессий — резцом или молотом, химиков в белых халатах, печников с мастерками, плотников с топорами.
Кто-то сравнивал советские демонстрации с карнавалами. А что, в этом сравнении что-то есть!
Демонстранты шли со стороны Исторического музея, проходя мимо руководителей государства, стоявших так, что каждого можно было потрогать, кричали «Ура!». Разве что, в некоторой безопасности находился тот из руководителей, кто в данный момент выступал с трибуны, возвышавшейся над землей метра на три.
Среди руководителей замешались чекисты из отряда Лациса, а я стоял в трех метрах от общей группы, старательно изображая простого парня, решившего поглазеть на зрелище, а не на наших вождей.
Прямо на демонстрации показывали инсценировки. Вот эта, наверняка, что-то типа «Смерти самодержавия». Смирненькая лошадка, деловито тащившая телегу, на которой стоит огромный гроб, увенчанный Большой короной Российской империи. Конягу ведут под уздцы генерал, с длинными седыми бакенбардами, едва не волочившимися по брусчатке, и важный сановник в мундире, расшитом золотом. Возможно, придворный наряд подлинный, снятый с какого-нибудь камергера.
Грузовичок, везущий на себе огромный глобус, в который воткнут красный флаг, символизирующий пролетарскую революцию на одной шестой части суши. Вроде, по современным данным, только девятая, но все равно, немало.
Среди демонстрантов шло много артистов цирка. Не стану говорить про одно из важнейших видов искусств, но про то, что цирк любили всегда, с этим сложно спорить[1].
Циркачи шли по площади и работали так, как если бы это происходило на манеже. Жонглеры подкидывали шары, атлеты сгибали подковы и рвали цепи, акробаты кувыркались. На отдельной платформе, двигавшейся без помощи автомобиля или коня, зазор между землей и днищем прикрывал кумач, позволяя только догадываться, об источнике тяги, метатель ножей пытался попасть в привязанную к деревянному щиту красивую женщину, но каждый раз промахивался, и лезвие втыкалось в одном-двух сантиметрах от головы и туловища несчастной.
Когда я увидел метателя, в голове что-то щелкнуло. Обычно, в фильмах про диверсантов (хоть наших, хоть ихних) любят показывать, как тяжелый нож преодолевает расстояние в тридцать, а то и пятьдесят метров, попадая в горло или сердце жертвы, и та молчаливо падает либо в землю, либо в воду. Специалисты над такими сценами дружно хихикают, говоря, что даже десять метров — это уже много, а реально можно попасть не дальше, чем с шести-семи метров.
Метанием ножей мне заниматься не приходилось, но уверен, что с трех-четырех метров: расстояния от группки вождей до циркачей, попасть хоть в Ленина, хоть в Свердлова или в Троцкого, ради годовщины Октября пригнавшего бронепоезд в Москву — не проблема.
Я уже начал обдумывать, как скинуть метателя с подиума, чтобы это выглядело естественно, но потом вдруг осознал, что и мои нынешние мысли, и план — полнейший бред! Что здесь никакого покушения не произойдет. А циркач просто старательно делает свою работу, пытаясь произвести впечатление на зрителя.
Я еще помнил демонстрации времен «застоя» и начала «перестройки», помнил их занудливость и формализм, когда в классе, а потом в институте строжили — мол, явка обязательна, а если кто не придет, пущай пеняет на себя. Здесь я чувствовал искренность. Да-да, она прямо-таки исходила от людей, идущих в колоннах. Чувствовалось, что эти простые люди — рабочие и подмосковные крестьяне, домохозяйки и служащие, демобилизованные солдаты и школьницы, искренне рады пройтись по площади, посмотреть на своих вождей, выразить свое искреннее восхищение.
Вот так и рождаются культы личности.
[1]«Пока народ безграмотен, из всех искусств важнейшими для нас являются кино и цирк». Эту цитату часто приписывают Ленину, но многие сомневаются в ее подлинности.
Глава 13. Подпольный ревком действует
С утра Архангельск гудел. Правительство Северной области закрыло газету «Рабочий Севера», отдав приказ народной милиции выкинуть из помещения журналистов, опечатать двери и взять под арест редактора. «Рабочий Севера» был изданием профсоюзов, и пока он печатался, его особо никто и не читал, а тираж составлял не то сто, не то двести экземпляров. Да и кому читать, если численность рабочего класса губернии не более пяти тысяч человек?
Однако, «Рабочий» не побоялся сцепиться с Правительством. Во-первых, критиковал руководство за «антирабочие» изменения в законодательстве, позволявшие увеличивать рабочий день и устанавливать сверхурочные работы без дополнительной оплаты. Во-вторых, профсоюзы выступили против новшества, когда жители должны были не получать продуктовый паек, а выкупать! Правда, пообещали, что за беднейшие слои населения, а также за членов семей военнослужащих, их вдов и детей, будет платить само Северное правительство, но в подобное верилось с трудом. Обещать, как все знают, не жениться.