Особое задание
Шрифт:
Мне эта новость тоже, как серпом по одному месту, потому что если раньше я как-то сводил концы с концами, то теперь не знал, как жить дальше. Сидеть на шее у квартирной хозяйки не хотелось, да она и сама бедствовала. Видимо, срочно придется искать какую-то подработку. Поговорю с директором, может, что и подскажет. Или я тоже представитель «беднейшего слоя»?
Но самое главное, за что закрыли «Рабочий Севера», это за покушение на «священную корову» — господ союзников. Профсоюзная газета опубликовала коллективное письмо железнодорожников, в котором те обвиняли англичан и американцев в отказе платить за пользование железной
Официальная же газета Правительства, именовавшаяся помпезно «За Россию!» в ответной статье уверяла, что все тяготы и неудобства носят лишь временный характер, а союзники обязательно расплатятся, только попозже. А требовать от них деньги за работу по обустройству аэродромов — непатриотично, потому что аэропланы, ведомые английскими летчиками, проводят разведку территории и высматривают, не притаился ли за сосной красный партизан, засовывавший фугас под рельсы!
Эти новости сегодня и обсуждались в библиотеке. Причем не только моими дедушками-библиотекарями, но и читателями, растерзавшими в клочья оба экземпляра «Рабочего Севера», а заодно принявшимися читать подшивку за полгода.
Я сидел в «переплетной мастерской, делая вид, что занят созданием футляра для хранения «Тайной доктрины» госпожи Блаватской. Судя по всему, ее уже много раз приводили в «божеский вид». Разумеется, отреставрировать «Доктрину» возможно, но есть ли в этом смысл, если через полгода книгу опять раздерут? Я бы соорудил футляр из бумаги, но директор приказал не жалеть кожу, что ж. Начальству виднее.
На самом-то деле я тихонечко материл Крестинина. Не шефа же ругать? Кедров — умница, что назначил шифрокнигой именно «Краткую историю города Архангельска», где есть все необходимые географические названия, упоминание об «иноземных кораблях», множество чисел, списки товаров и прочее. При желании, даже нужную фамилию можно сыскать. Словом, есть все, что требуется порядочному разведчику в тылу врага.
Предположим, мне нужно написать о массовом пьянстве среди белых офицеров, так без проблем. Находим в «Поименном списке градоначальников Архангелогородского посада», фразу о том, что губернатор Мещерский «на пировании так упоил нашего бургомистра, что он везомый ночью в свой дом ... заснул по дороге вечным сном». Выберем, что нужно, отыщем «офицеров», и готово! И вина товарища бургомистра Пшеницына в «злоупотреблении мирских денег», подойдет.
Даже с телефонным проводом удалось совладать. Если взять, например, «провозы» из 31-го ответа и «говорил» из 91-го, отыскать «для», получилось«провозы для говорил».
Но ничего похожего на «удушающие газы», «химическое оружие», «хлор» у Крестинина не было. Я бы даже не стал заморачиваться на классификации, типа,— отравляющее, удушающее, кожно-нарывное и прочее. Самое близкое по смыслу — «дым», но ничего связующего не находил. А ведь сегодня узнал, что на Бакарице грузчики перетаскивали в вагоны нечто напоминавшее английские артиллерийские снаряды, начиненные хлором. Может, «смерть» и «дым»? Черт с ним, напишу открытым текстом. Похоже, что снаряды собираются использовать против наших под Пинегой.
С Архангельским подпольем связи у меня нет. Вернее, мне известны два человека из революционного подпольного комитета — телеграфист со станции, и тот товарищ, на квартире которого останавливался
Мой связной — Александр Беляев, трудится кем-то в порту, а еще, как это не покажется странным, поет в церковном хоре. Я ни разу не спрашивал Александра, верующий он или нет, не мое это дело, но церковь — идеальное место, чтобы обменяться записками, передать какие-нибудь документы или тихонечко договориться о встрече. Можно оставлять свои грамотки за каким-нибудь киотом, иконостасом, но ни Александр, ни я до такого не додумались, не договорились. Одно дело личная встреча, другое... В общем, кто понял, то хорошо, нет — извините, разъяснять не стану.
Сегодня обычная встреча, передача шифровки, как вдруг кто-то взял меня за запястье. Первым побуждением было вырваться из захвата, но храм — не то место, где устраивают драки и я, позволив отвести себя в сторону, услышал:
— Финикийский корабль.
Крупный дяденька, с солидным животом и красным лицом, одетый в дорогое пальто и пыжиковую шапку. Ничего себе, руководитель ревкома! Но пароль назван верно, и я произнес отзыв:
— Сидон и Тир!
Ох уж эти конспираторы с дореволюционным прошлым! Кедров выстраивал для меня «ассоциативный ряд», использовав собственную фамилию. Мудро. Но «финикийский корабль» означал, что я перехожу в «одноразовое использование» — только на одну операцию. Вот если бы он сказал: «Афродита», это бы означало, что Кедров меня «отдал» целиком и полностью.
— Завтра на службе получите заказ, отнесете по указанному адресу.
В нашей библиотеке существовала услуга — доставка заказанных книг по указанному адресу, но залог в пять рублей не каждому по карману. В принципе, можно было сразу сделать заказ, не утруждаясь встречей и уже на месте сообщить пароль. Ясное дело, что книги по адресу понесет самый молодой сотрудник библиотеки, но кто его знает.
Вечером хозяйка выставила на стол гороховое пюре без масла, а на мои попытки ее обнять, мягко отстранилась и грустно повела плечами — мол, среда нынче!
Причем здесь среда, я не сразу и понял. Потом дошло. Ладно, зато завтра четверг. Но через неделю, третьего марта, начинается Великий пост. Вот здесь станет поскучнее.
На следующий день я уже доставлял заказ. Ехать пришлось аж в Соломбалу, на трамвае. На бумажке значился странный адрес: Гамбургская- Назарьевская, дом 5. Так куда ехать-то? На Гамбургскую или Назарьевскую?
Вагоновожатый прояснил ситуацию. Оказывается, в одна тысяча девятьсот четырнадцатом, в начале войны, Архангельск поддался патриотическому угару, и переименовал улицы, имевшие «немецкие» названия. Гамбургская стала Назарьевской, Любекская — Новоземельской, а Прусская — вообще Шестым проспектом. Обратно улицы непереименовывали, но называли по старинке.