Особый прием Гурова

Макеев Алексей Викторович

– Идиот! Кретин! – простонал Лев, что было совершенно ему несвойственно. – Да гнать меня надо на пенсию поганой метлой! Ведь все на поверхности лежало! Где же раньше были мои глаза? – Он схватился за телефон и позвонил Сафронову. – Генерал! Евгений здесь совершенно ни при чем! Это была гениальная подстава!

– Как? – заорал в ответ тот.

– А вот так! Пока ничего сказать не могу, потому что надо все до конца додумать и кое-что проверить, но Евгений тут точно никаким боком! Кстати, и Никитин, который всю эту кашу заварил, тоже так теперь считает. Ты людей в городе лучше знаешь, вот и думай, кто на такое способен! И я

думать буду! А еще хочу тебе сказать, что мы с Володей объяснились и все разногласия урегулировали! И спасибо тебе большое, что не стал мне в его присутствии высказывать все, что у тебя накопилось!

– Не поверишь, сам себе удивляюсь, как удержался, – хмыкнул генерал.

– Между прочим, Володя и Марина понравились друг другу, а Юля вообще хочет его в папы взять, – насплетничал ему Гуров.

– А!.. – Сафронов задохнулся от возмущения. – Ну, Костя! Ну, паршивец! Ну, я ему уши надеру! Это чего он у меня за спиной творит?

– Тебе так сильно Володя не нравится? А я думал, что наоборот, – заметил Лев.

– Почему не нравится? – сразу пошел на попятную Сафронов. – Очень даже нравится!

– Вот и не лезь! Между прочим, он уже костыли осваивает, чтобы романтические прогулки с ней и Юлькой по больничному парку совершать.

– Да не буду я лезть и жене скажу, чтобы не совалась, но… Понимаешь, Маринка один раз уже так обожглась, что теперь ее замуж и калачом не заманишь.

– Ничего, пусть присмотрятся друг к другу, познакомятся получше, а там видно будет.

Гуров лежал, глядя в потолок, и думал, кто же мог так подставить Женьку, когда в палату забежала медсестра.

– Лев Иванович! Ну, хоть вы Никитина остановите!

– Что случилось? – всполошился Гуров, резко садясь на кровати, и в плече тут же стрельнуло.

– Он на костылях еле-еле шкандыбает, но через парк к воротам идет. Мы его задержать пытались, а он говорит, что все понял, и ему срочно на работу надо!

– О господи! – простонал Лев и, кое-как накинув на плечи куртку от пижамы и сунув в карман сотовый, почти выбежал из палаты, придерживая больную руку и стараясь не потерять шлепанцы.

Никитина они нашли уже за воротами, где он, тоже в пижаме и шлепанцах, размахивая костылем, пытался остановить попутную машину.

– Ты чего творишь? – набросился на него Гуров.

– Лев Иванович! Я все понял! Я знаю, откуда у этой истории ноги растут! – крикнул Володя.

– Из жопы они растут, потому что иначе столько дерьма не было бы! – сорвался Гуров. – Что ты еще придумал? Говори здесь!

– Нет! А то вдруг я опять ошибаюсь? Мне только один факт проверить надо, и все! – настаивал Володя.

– Вернемся в Москву, я тебя лично расстреляю на глазах у Стаса и Петра! – пригрозил Лев, но все же достал телефон и позвонил Сафронову. – Генерал! Срочно пришли «дежурку» к воротам больницы!

– Что случилось? – всполошился тот.

– У нашего юного гения опять озарение, – обреченно вздохнул Гуров.

– Олег Александрович! – закричал, наклоняясь к трубке, Никитин. – Дело Коршуна из архива подняли?

– Да, а что? – насторожился Сафронов.

– Мне бы его только одним глазком посмотреть, – попросил Володя. – Если там есть то, что я думаю, то дело мы раскрыли!

– Машина сейчас будет, и я сам тоже в Управу выезжаю, – сказал генерал.

Гуров убрал телефон в карман, а медсестра тем временем вела себя как всполошенная наседка:

– Ему

сесть надо! Нельзя ему долго стоять!

– Куда? – оглядываясь, спросил Гуров и, увидев павильон остановки, буркнул: – Пошли! Раненый боец с преступностью!

Володя доковылял до остановки и сел на лавочку, а медсестра продолжала нервничать:

– Ногу горизонтально положите!

Никитин и это покорно сделал, да он бы сейчас еще и не то совершил, чтобы исправить свою ошибку – арест Женьки. Машина пришла довольно быстро, причем водитель дико посмотрел на одетых в больничные пижамы Гурова с Никитиным, но комментировать ничего не решился, а только помог Володе сесть на переднее сиденье. Сопровождаемые самым странным на свете напутствием медсестры: «Нет, врач меня точно убьет!» – они поехали в управление.

Генерал был уже там, да и взволнованный Костя тоже, причем не в своем кабинете, а в их, на первом этаже.

– Ну? – нетерпеливо спросил Сафронов.

– Где дело Коршуна? – вопросом на вопрос ответил Володя.

– Да вот оно! Вот! – сказал Константин, кладя перед ним папку.

Никитин начал листать ее и, найдя нужное место, воскликнул:

– Все! – Покопавшись в других бумагах, он положил рядом с делом несколько документов. – Смотрите! На самом деле он – Кошунов Виктор Пантелеймонович! Место рождения – деревня Черемуха! Вот это – Кошунина Вера Пантелеймоновна! По мужу Багрова! И место рождения то же! А вот вам в его деле сведения о родителях: отец – Кошунин Пантелеймон Никанорович, а мать – Пелагея Афанасьевна Кошунина. А это листок из личного дела Веры: отец тот же, а мать – Кошунина Анфиса Матвеевна! У них один отец, а матери разные! А уж как Виктор из Кошунина стал Кошуновым, я не знаю! Это уж вы сами разбирайтесь!

– Твою мать! – только и смог сказать генерал.

– Ну, Володька, ты – голова! – восхищенно произнес Костя.

– Понимаете, когда я читал ориентировку на Коршуна, я запомнил и его отчество, и место рождения, потому что необычные они. А когда сегодня курить вышел, сел в парке на лавочку, меня и осенило, что у Брагиной то же отчество и место рождения. И я стал в темпе соображать, кто мог подставить Женьку! А сделать это мог только тот, кто точно знал, что него есть железный мотив мстить Королеву и Багрову! То есть человек, который знал, чей он на самом деле сын! А таких – раз-два, и обчелся! «Братки» отпадают – они об этом уже после узнали! И в сухом остатке – только семьи Королева и Багрова! А уж Вера, которая с Багровым всю жизнь прожила, не могла этого не знать. И, если учесть, что она сестра Коршуна, то тут есть о чем подумать. Только Веру брать не за что, потому что мои логические умозаключения к делу не подошьешь, а насчет родства она может сказать, что скрывала его, потому что стыдилась. А Виктора, за которым столько, что он уже ничего не боится, нам не расколоть! – устало закончил Володя.

– А вот Боня сможет! – уверенно проговорил генерал.

– Плоскогубцы, паяльник, утюг? – криво усмехнулся Гуров, испытывавший одновременно и восхищение своим теперь уже бывшим учеником, и сожаление оттого, что, занимаясь поисками компромата, не вник как следует в это дело.

– Не надо так плохо думать о людях, – укоризненно покачал головой Сафронов и позвонил Боне: – Коршун еще у тебя?

– А куда же он денется? – усмехнулся тот.

– Нам с ним поговорить надо! Причем срочно! Это касается Женьки.