Осознание
Шрифт:
– Пошли.
– Позвал меня один из молодых мужчин, которых пока я по именам не различала, и указал на лес. Я безропотно пошла за ним, прикрываемая сзади другим солдатом.
Только мы ступили под кроны деревьев, как откуда-то сверху раздался негромкий стук. Я задрала голову и увидела, что среди веток в довольно удобной развилке, на толстенной ветке, как в седле сидит человек и машет нам рукой. Я остановился на мгновение и, увидев в его руках длинную винтовку, подумала, что это снайпер. Идущий следом парень обошел меня и замер справа, ожидая, пока я двинусь вперед. Без лишних понукания я перевела взгляд на землю и пошла, старательно обходя
Шли долго. Не обману, если скажу, что не меньше часа или даже двух. Мы, пригибаясь в траве, пересекли еще одно поле и вошли в уже другой лес, прежде чем нас нагнали следующие сзади офицер и его бойцы. Устроили привал. Мне опять дали хлеба, мяса и воды, чтобы запивать. Я, отъедаясь за все голодное время, буквально глотала, не жуя протянутое мне и даже, кажется, к своему стыду не благодарила. Только что-то мычала вместо благодарности. Но солдатики меня понимали без слов. И когда я справилась со своей порцией, кто-то достал рыбные консервы и, вскрыв банку, протянул ее мне вместе с хлебом и ножом вместо вилки. Я посмотрела на лицо этого глядящего, стараясь запомнить его на будущее. Только ему я сказала «спасибо» и сразу набросилась на еду.
– Сейчас объестся, идти не сможет. На руках ведь понесете, если ее сейчас вырвет.
– Сказал, прислоняясь к дереву и сидя на корточках, офицер: - Кто знает, сколько она не ела нормально. Вон кожа да кости торчат. Подкормивший меня солдат пожал плечами и сказал:
– Надо будет, понесем, господин капитан. Тот только кивнул и ничего больше не говорил.
Через минут двадцать все устало поднялись, а мне даже пришлось помогать подниматься. Меня так страшно потянуло в сон, что я, растирая веки руками, не давала окончательно слипнуться глазам. Шли в полном молчании пока сзади далеко-далеко не раздались одиночные выстрелы, а за ними довольно быстрая стрельба очередями. И не из одного, а из десятков автоматов стреляли.
– Хе-хе, - сказал солдат, что поддерживал меня за локоть другому, идущему впереди: - На Севу нарвались. Ну, он им сейчас устроит показательные стрельбища.
Второй не поворачиваясь, усмехнулся и ничего не сказал. Я очень тихо спросила у помогающего мне:
– Это вы про того человека на дереве?
– Ага.
– В тон мне ответил глядящий.
– Севка - профи. Сейчас отстреляется, спустится, сменит позицию и добьет любого, кто на него там прет. А его ребята никому подобраться не дадут.
– А его самого не убьют?
– Спросила я. Дернув плечом с автоматом, и скривив усмешку, он ответил мне:
– Такие как он бессмертны. Сева неделю назад из засады с тремя автоматчиками роту на марше выкосил. Повыбивал офицеров и старших, пока остальных наши к земле прижимали. А потом, как в тире отработали. Да и сейчас… он бы не начал бой, если бы не был уверен. Ушел бы в сторону.
Я молча представила себе роту, и четырех человек против нее. Как-то верилось очень плохо. Но я знала, что такими вещами не хвастаются без основания. И всегда есть возможность проверить. И, наверное, эти-то проверили. Звуки стрельбы стихали. Последними я слышала одиночные выстрелы, и отчего-то надеялась, что это незнакомый мне Сева отстреливается от южан. Хотя отчего я так «болела» за него и почему тогда решила, что он южан убивает, не знаю.
Еще минут сорок мы двигались лесом пока нам на встречу не стали попадаться другие глядящие по форме и без. Сопровождающие меня здоровались со многими. Некоторые из встречных начинали идти рядом переговариваясь со своими знакомыми. Иногда я ловила на себе любопытные взгляды и немного смущалась от них. Я представляла, что эти мужчины обо мне рассказывали, описывая в какой ситуации поймали. Становилось жутко стыдно, но от этого я только решительней смотрела перед собой и шла, ускоряя шаг. Даже боль от стыда куда-то отступала. Солдат, помогавший мне, решив, что он больше не нужен, отпустил мой локоть и теперь просто шел рядом.
Как-то очень неожиданно мы оказались в лесной деревушке. В странной деревушке со странными домиками. Вместо опор стенам домов служили живые деревья. И в домиках этих было по несколько этажей. Некоторые деревья до самых высоких крон были оббиты досками и толстыми жердями, из которых стены и делали. Усадив меня на выкорчеванный пень и оставив под охраной автоматчика, будто я, такая маленькая могла как-то им навредить, офицер увел остальных солдат и ушел сам. Правда вскоре он вернулся с пожилым мужчиной и, указав на меня, сказал:
– Осмотрите ее доктор. А потом ко мне направьте. Мне показания надо снять с нее. Я пока хоть пообедаю по-человечески.
– Потеряв ко мне всякий интерес, он спросил у проходящего мимо молодого солдата по форме глядящих: - Что там на кухне?
– Каша.
– Небрежно сказал тот, но чуть более с интересом добавил: - Правда, с мясом.
Офицер ушел, а меня доктор поманил за собой и я, поднимаясь, в сопровождении солдатика поковыляла за ним. Мы не вошли в один из построенных вокруг живых деревьев домиков. Наоборот мы спустились в землянку. Солдат остался снаружи и я, пока доктор поярче разжигал несколько керосиновых ламп, постаралась привыкнуть и к сырым запахам и к этой полутьме.
– Жалобы есть? Кашель интересует и чесотка. Я, все еще ломая себе руки у спуска, отрицательно помотала головой.
– Ну, давай иди сюда.
– Сказал доктор и одел стетоскоп. Когда я подошла, он попросил меня задрать маечку под горло и я, краснея, показала ему свою грудь. Пожилой врач равнодушно приложил холодный металл прибора к верхней части груди и попросил, чтобы я глубже дышала. Я старалась, как могла, пока он двигал стетоскопом. Вдруг я почувствовала головокружение и чуть не свалилась. Надышалась, называется. Поддерживая меня за руку, врач сказал мне повернуться и стал слушать меня со спины. Но уже я не старалась дышать глубоко. Еще не хватало свалиться в этой землянке с усыпанным опилками полом. Повернув меня лицом к себе, сидящий на чурке из ствола дерева врач взял мои ладони в руки и внимательно что-то стал высматривать меж пальцев. Даже поскреб зачем-то. Потом попросил меня нагнуться и показать голову. Хорошо, что я ее вымыла. Я представила отвращение, с каким бы этот мягкий и добрый на вид человек копался бы в них, и меня передернуло. Предложив мне сесть на другую чурку, напротив себя и пряча стетоскоп в карман военной куртки, мужчина спросил:
– Жалобы есть?
Покраснев, я кивнула. Я была так напугана болями и произошедшим со мной, что не смогла не сознаться этому спокойному и уверенному человеку. Мне надо было хоть у кого-то помощи попросить.
– Говори, девочка.
– Сказал мужчина и выслушал меня. Только вздыхая и качая головой, он дослушал, и когда я разревелась, прижал мою голову к себе и сказал: - Всякое в этой идиотской жизни случается. И ублюдков много попадается. Хорошо, что ты сбежала от них. А проблемы мы твои решим. Пойдем.