Осознание
Шрифт:
– А я тебя часто видела. Все думала, узнаешь или нет.
– Призналась она, когда я от волнения закурил на крыльце, куда мы вышли пообщаться. Предлагая ей сигареты, я узнал, что Наталья бросила курить, и даже ей позавидовал немного. Мне эту привычку было не осилить.
– Да тебя в этом платке не узнать… - недовольно обронил я. Вспомнив о своем друге, я спросил осторожно: - А Олег где? Здесь же?
– Олег же умер!
– толи возмущенно, толи удивленно довольно громко высказалась она. Видя мое непонимание и расстройство, она сказала: - Он помнишь, болел тогда жутко? Вроде вылечился. А как в тюрьму определили, снова началось. А через неделю, когда мне уже сказали что отправляют
Я был в шоке. У меня ум за разум заходил, когда я осознавал что стал причиной гибели моего друга и несчастий Натальи… Я кое-как сбивчиво попрощался с ней, когда ее вызвала Алина, вышедшая на крыльцо, и обещал непременно зайти, проведать.
Вернувшись в кабинет Василия и застав там, в прокуренной комнате все честное собрания я забился на диванчик и тихо сидел пока обсуждали насущные проблемы. Когда народ разбежался по своим делам, я искренне все рассказал Василию. Не скрыл даже того ощущение, которое испытывал от содеянного.
– Я себя такой скотиной чувствую.
– Сказал я, когда Василий, закуривая, рассматривал сквозь дым мое лицо.
Он молчал о чем-то своем, думая, и мне пришлось изрядно подождать, прежде чем он скажет хоть слово.
– И что ты собрался делать?
– Спросил он меня.
– Буду ей помогать, конечно. С продуктами и так… - сказал я, понимая что, в общем-то, говорю, наверное, не то, что ждал от меня Василий.
– Олега, жалко до слез.
– Вот только соплей не разводи тут с сахаром.
– Попросил меня Василий.
– Что сделано, то сделано.
Он поднялся и, позвав меня с собой, спустился в канцелярию. Узнав от меня фамилию Натальи, он попросил лейтенанта за стойкой дать нам ее дело. Прямо там, в канцелярии раскрыв папку и перебирая листки, он снова закурил, и лейтенант услужливо поставил на стойку пепельницу. Найдя мои показания, он передал их мне, чтобы я прочитал. Я их и перечитал. К своему удивлению я не нашел среди строк чего-то даже отдаленно напоминающего нормальный донос. Я оказывается там только о том, какие они хорошие и просто неудачливые писал. Зато вот протокол задержания, который следом мне протянул Василий, объяснил мне многое. Они пытались купить в городе оружие для своего побега. И им даже его продали добровольные помощники глядящих. Но после этого и он, и она были сразу арестованы. Во время обыска в подвале были обнаружены и другие забавные вещи. К примеру, железный арбалет и сделанные из стальной негнущейся проволоки заточенные стрелы к нему. Припасы к походу. Самодельная из парашютной ткани палатка. Все было описано и приобщено к делу. Им и за сам побег грозил уже не шуточный срок, а тут оружие… покупка и изготовление.
– Так что не знаю, чего она тебя стыдит.
– Сказал Василий, возвращая дело молчаливому лейтенанту. Поблагодарив, его мы вышли на улицу. Там он сказал, щурясь на теплом ярком солнце: - Не думай. Не бери в голову. Помогать помогай. А что-то ей доказывать не стоит… Хочет думать о тебе, как о скотине, так ты ей хоть все лицо своими показаниями улепи она ничего не поймет. Ну, а то, что благими намерениями устлана дорога в ад это даже не я сказал.
Расставаясь у входа в админ корпус, Василий ударил меня по плечу, сказал не грузиться и добавил странно:
– Вот видишь, и ты оказывается, чем-то эдаким пожертвовал… Точнее кем-то. Не сразу поняв, его я взмолился:
– Слушай не трави меня, а? Я сейчас пойду вообще со стыда повешусь… Покряхтев и усмехнувшись, Василий сказал вкрадчиво:
– Ты это… главное не тяни… давай сразу сегодня. А я ночью приду твою жену утешать. Можешь на меня положиться…
Чуть с досады не въехав ему по лицу, но, багровея и сдерживаясь, вдруг понял, что он прав… что это самая большая глупость винить себя в тот момент. Видя, что я успокоился, Василий, поспешил в дежурку на проходной между административной и жилой частями лагеря.
Рабочий день был окончен и я, не смотря на массу невыполненных дел которым хотел посвятить вечер до возвращения с полей работников в тот день занимавшихся проверкой летнего водопровода, просто направился домой. Настя сразу подметила мою озабоченность и долго выпытывала, в чем дело. Пришлось выдумывать какие-то проблемы на работе. До позднего вечера, когда явился Василий, чуть подвыпивший, и стал рассказывать про героический труд по перевозке бутового камня от реки, я никак не мог придти в себя. Когда же он засобирался к своей Алине, я вызвался его проводить. Настя в удивлении вскинула брови, но ничего не сказала. Мало ли какие у нас могут быть разговоры по работе, которые ей лучше не слышать. С книжкой она забралась в кресло под торшером и обещала не ложиться, пока я не вернусь.
Мы прошли через охрану на воротах и углубились в странно оживленный для этого времени лагерь. В бане горел свет, или забыли выключить или кто-то еще мылся, не успев привести себя в порядок после длительного рабочего дня. В административном корпусе тоже светились окна, причем и в библиотеке. Заглянув туда, мы заметили нашего архивариуса уже закрывающего двери и спросили в чем дело, почему так поздно.
– Так люди только час назад вернулись. Вот упросили открыть. Да мы быстро… - отвечал он, рассматривая наши ухмылки. Ничего ему, не сказав, мы проводили его за проходную, а сами все-таки направились в лазарет.
Там тоже все было не слава богу. Больные, которые по идее были лежачими, оказались на деле не только сидячими, но и даже бегающими. При нашем появлении они все поковыляли в палату из смотровой в которой с медсестрами пили чай. А мы, заняв их место, поприветствовали девчонок. Я впервые смог нормально в обычной обстановке рассмотреть эту Алину. Действительно красавица, действительно очень выдержанная особа, но что такого в ней нашел Василий особенного, чтобы так бегать вокруг нее для меня оставалось загадкой. Они скромно сидели рядом с друг другом на деревянной кровати, на которой проводился врачами осмотр, а я занял место недалеко от Натальи надеясь все-таки поговорить с ней при удобном случае. Случай выдался, когда полковник и Алина ушли в комнату девушек, при лазарете оставив нас наедине. Я спросил, могу ли я чем-нибудь ей помочь. Наталья скорее издеваясь, попросила ей ни за что больше никогда не помогать. Я покивал и, собираясь уже уходить, услышал:
– А сам-то ты как все это время жил?
Я не скажу, что мне так уж хотелось рассказывать про свое житье-бытье, но слово за слово я рассказал обо всем. И как работал на заводе, и как перебрался в привилегированный район глядящих и как женился. Романтическая история про свадьбу в море Наталье понравилась. Видя что, по сути, зла она на меня не держит, я попросил ее рассказать тоже, как она тут жила, ведь я абсолютно ничего не знал про жизнь в женской половине лагеря.
Начав еще с того момента, как ее перевели к нам Наталья довольно скомкано описала свою жизнь. Приехала, работала, ссорилась, мирилась с другими заключенными женщинами, потом перевелась в лазарет по просьбе Алины и вот теперь за больными ухаживает. Рассказала что, не смотря на постоянное общение с другими заключенными с мужской половины, она ни с кем ничего не закрутила. Что из всех желаний у нее только одно, скорее вырваться из лагеря. А так как срок у нее не маленький еще два года, то она и об этом старается не думать.