Осознание
Шрифт:
– Их вообще кто-нибудь читает? – не выдержал Эдвард примерно на сто семидесятом или сто восьмидесятом томе сочинений, подавая очередной древний бумажный кирпич своей напарнице с фиолетовыми волосами, – Я не понимаю, зачем держать столь специфичную литературу в детском лагере! Нет, вот только послушай… – он открыл первый попавшийся под руки том и прочитал первое заглавие, на которое взгляд упал, – «Заключительное слово на Пленуме ЦК ВКП(б) пятого марта тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Стенограмма». Что это за чертовщина? Лена, ты мне объяснишь, зачем пионерам читать речь почти что пятидесятилетней давности? Или я один такой, что не могу этого
– Не знаю, – она фыркнула от смеха при виде разозленного Эдварда, усевшегося прямо на лестнице, и остервенело листавшего страницы в поисках этого самого заключительного слова, – Только не говори этого при Жене, она очень бережно ко всем книгам относится… особенно к таким.
– Нет, мне это надоело, – честно признался Эдвард, обнаружив нужный текст и в течение нескольких минут искренне пытаясь найти в нем смысл, но так и не обнаружив ничего даже близко похожего, – Много там еще осталось? – спустившись, он выглянул за поворот, где два других пионера откровенно страдали какой- то ерундой, явно довольные отсутствием какого-либо контроля со стороны, а потому просто убивавшие время, остававшееся до обеда, – Лена, теперь расклад такой. Добиваем этот стеллаж, а остальное оставляем на наших товарищей, с таким энтузиазмом относящихся к делу…
– Но им же тогда больше останется, – девушка была даже слишком честной, но он только махнул рукой, не желая даже спорить с такой святой наивностью. Стеллаж был вычищен меньше, чем за двадцать минут, после чего буквально оттащил Лену от книжных полок.
– Нашей библиотекарши пока не видно, – заметил Эдвард, возвращаясь к Жениному столу, где сейчас кроме открытой тетради для записей и шариковой ручки никого не было, – Лена, ты мне обещала свои рисунки показать… – обернулся к зеленоглазой художнице, все еще волновавшейся по поводу того, что большую часть работы по протирке никому не нужных талмудов оставили на двоих лентяев, и не собиравшихся заниматься ничем подобным.
– Они в соседней комнате, – кивнула Лена на деревянную дверь, почти закрытую книжными стеллажами, если бы на нее прямо не указали, самостоятельно Эдвард вряд ли бы придал ей какое-нибудь значение, посчитав очередным подсобным помещением, – У нас там что-то вроде редакторской…
– Тогда у вас вообще все серьезно, – развел Эдвард руками, – Пошли… И перестань оглядываться на этих двоих, у них на лбу написано получить выговор от нашего желтоокого цербера, хуже все равно им не будет, – убежденная такими словами, Лена первой зашла внутрь, щелкнув переключателем, тут же озарив помещение светом пары ртутных ламп под потолком. Комнатка совсем маленькая, с одним окном, все равно выходящим на теневую сторону, а потому и не особо спасавшую в плане освещения. В центре же два сдвинутых вместе стола, где лежала пара наполовину раскрашенных ватманов с налепленными на них листками бумаги, исписанными вручную, какие-то фотографии и несколько рисунков, вплетенных в общую концепцию.
– Твоя работа? – заметил Эдвард, подходя к одному из ватманов. Название стенгазеты было чрезвычайно лаконичным «Совиные вести», – Я, конечно, не мастер в таких вещах, но мне очень нравится… – на рисунках без проблем угадывались места из пионерлагеря, которые даже он сам успел запомнить: спортплощадка с играющими детьми, площадь с памятником неизвестного ему политического героя, лес с вышедшим на опушку рогатым животным… Ему очень сложно представить, что все это можно нарисовать всего лишь грифелем и двумя руками, но Лена вряд ли использовала технику многомерного
– Моя, – девушка заулыбалась, обрадованная похвалой, – Я специально для газеты рисовала, а так больше для себя рисую… иногда что вижу, а иногда и просто так придумываю… – стоило только приблизиться к ней совсем немного, даже просто обратить на нее внимания, выйдя за пределы посредственного общения, и скромная зеленоглазая девушка моментально осмелела, потянувшись к даже слегка проявленному чувству интереса, но еще борясь с собственным смущением.
– Талант, – одобрил Эдвард, – Тебе надо профессионально этим заниматься… – в основном помещении кто-то грохнул дверью, а следом раздался резкий голос Жени, кого-то с усердием распекавшего, – О, а вот и наш хранитель знаний вернулся… Лена, у меня к нему срочное дело!
– Да, конечно, я здесь останусь, – и снова увела взгляд куда-то в сторону, – порисую немного…
– Не прощаюсь, – Эдвард вышел за дверь, осторожно прикрыв ее за спиной. Еще не хватало, чтобы библиотекарша опять повесила на девочку какую-нибудь работу, оторвав от того, что ей действительно нравится.
А Женя тем временем срывала весь скопившийся негатив на Электронике, разве что только пол им не вытирая. На несчастного техника даже смотреть было жалко, раздавленный и обессиленный он мог только что-то мычать, бесспорно соглашаясь с получаемыми эпитетами и боясь даже взгляд поднять на рассерженную библиотекаршу, но чем перед ней провинился, из всей мешанины Жениных возмущений вычленить конкретную информацию не получалось.
– А теперь с самого начала и помедленнее, – вставил Эдвард, влезая между ними и закрывая почти что уничтоженного морально кибернетика, – А то я никак не пойму, в чем причина…
– Не тебя касается! – рявкнула на него Женя, а Электроник за спиной что-то промычал про сорванную полку, куда не очень удачно потянулся. Представив картину обрушенной полки с книгами и реакции библиотекарши на все это дело, Эдвард с трудом сдерживался от смеха, но кибернетика действительно надо было спасать, пока того окончательно не превратили в топливо для биореактора.
– Не спорю, но, Евгения, вы мне обещали мой заказ, и сейчас я позволю себе настаивать на его получении, – мирно, но твердо сказал Эдвард в ответ, – пожалуйста.
– Сейчас! – все еще кипя от возмущения, Женя резко развернулась и исчезла за книжными стеллажами.
– Беги, дурак! – тут же повернулся Эдвард к Электронику, – Беги, пока она тебя вообще на фарш не пустила! – с трудом сдерживая смех, посоветовал удивленному кибернетику, – Как ты только полку сорвал! У нее на глазах! Беги! Потом остынет, тогда и извиняться будешь, заодно полку снова повесишь. А сейчас беги! – кажется, слова начали доходить до получателя, и он неуверенно кивнул, – Да свали ты с глаз уже! – чуть ли не вытолкал Электроника за дверь, когда библиотекарша вернулась с стопкой книг, с громким звуком уложив все все на стол.
– Вот, расписывайся… – кивнула ему Женя, но отсутствие провинившегося пионера обнаружила сразу, – А этот слон где?
– За инструментами убежал, – объяснил Эдвард, ставя росписи в квитках, – Полку обратно вешать… Ты бы с ним помягче, что ли…
– Без тебя разберусь, – отрезала Женя, не отрывая взгляда от двери.
– Мое дело посоветовать, – в конце концов, это их личные отношения, пусть и разбираются, а у него теперь совсем другая задача. Подхватив книги, Эдвард вышел из библиотеки и направился к своему домику.