Осознание
Шрифт:
– Если начнешь их опять по тарелкам кому-нибудь распихивать, Небом клянусь, сдам тебя Ольге Дмитриевне, – пригрозил Эдвард, когда уже подходили к столовой. Ульяна обиженно надула губки и убрала коробок обратно, но возмущаться все же не стала, значит, надежда на спокойный обед все же оставалась.
В столовой, как всегда, масса народа и постоянный гул голосов пионеров, считавших, что нет лучше места для глупых разговоров и постоянного смеха, чем столовая, может быть, не догадываясь, что здесь в первую очередь их собирают для того, чтобы накормить. Ульяна вцепилась ему в ремень шорт, чтобы не отстать в той толпе, что опять бурлила у раздаточной, где повар был уже близок к тому, чтобы начать размахивать своим половником, отгоняя наваливающихся на него пионеров. То, что было здесь вместо очереди, постоянно перемещалось и все время то кто-то вываливался из нее, а кто-то неожиданно влезал, все равно
А вот найти здесь свободные места оказалось намного сложнее, пионеры утрамбовались в столовой еще плотнее, чем гражданские в транспорте во время аварийной эвакуации, но рядом с Мику оказался целый свободный столик. Почему, наверное, даже вслух озвучивать не стоит. Девочка, забросив свои длинные хвосты за спину, что-то внимательно ковыряла в своей тарелке с супом, пока напротив нее не приземлилась Ульяна, прервав ее явную сосредоточенность.
– Ой! Привет! – японка от неожиданности даже подпрыгнула, сразу же затараторив как работающий на подавление пулемет, – А у нас сегодня борщ! Я в Японии никогда борща не ела, а мой папа всегда говорил, что борщ здесь национальное блюдо, и здесь его готовят из свеклы. Здесь вообще очень много супов, а в Японии супов почти нет. Там есть только из морепродуктов, а здесь это все ухой называют. Эдвард, а ты уху не пробовал? Я русскую уху тоже никогда не пробовала, а в Японии ухи нет, хотя мой папа все японские супы ухой называет… – кажется, не только ее слушатели, но и она сама потеряла основную мысль, с которой разговор и начинался, но все продолжала говорить о каких-то различиях между японскими и местными особенностями национальных кухонь. Если бы только еще Эдвард знал местную кухню или японскую, а так разговор был для него совершенно пустым, в отличие от борща, который оказался даже очень ничего, как оказалось, с мясом или, по крайней мере, животным жиром, брошенным в кастрюлю от души. Слушая Мику и занимаясь своей тарелкой, он только оглядывался по сторонам в поисках Алисы, которая просто обязана была здесь появиться. Или же он сам ее потом найдет только для того, чтобы высказать все, что о ней думает, раз заставляет его волноваться своим отсутствием, хотя бы из-за их дальнейших планов идти к Мику. Посещать музыкальный клуб в одиночку откровенно побаивался, волнуясь даже за свой мозговой имплантат, что может и не выдержать такого потока слов в минуту.
– Мику… Мику! – попытаться вставить даже слово в речевой поток своей собеседницы оказалось довольно большой проблемой, поскольку японская девочка окончательно отвлеклась от супа и продолжала что-то тараторить про особенности то ли приготовления борща, то ли его уничтожения, поскольку в местной ботанике Эдвард был не силен, а встречная речь изобиловала самыми различными названиями овощей и фруктов, – Мику! – только с третьего раза все таки удалось вклиниться, и ультрамариновая девушка замолчала и посмотрела на него своими большими голубыми глазами, – Скажи, пожалуйста, ты Алису сегодня после завтрака не видела?
– Нет, – его собеседница пожала плечами, после чего снова приступила к своему супу, наверное, уже порядком остывшему, но все равно уплетая с удовольствием. А главное, ее рот был почти все время занят, так что хватало только на короткие предложения, подарив сознанию Эдварда несколько минут разгрузки, – Я думала, вы вместе были… Она от тебя убежала? Или ты от нее?
– Никто ни от кого не убегал, – Эдвард покачал головой, приступая к макаронам. Их явно следовало доварить, поскольку при работе челюстями возникало ощущение, словно жуешь резину, – Я в домике своем был, а где она, не в курсе… Она что, вечно так куда-то пропадает?
– Нет… – задумавшись, протянула Мику, – она никогда еще обед не пропускала. Сколько мы здесь, она все время приходила. Завтрак иногда пропускала, а вот чтобы обед, такого ни разу не было… Как ты думаешь, с чего это она так поступила?
– Вот найду ее и спрошу лично, – Эдвард недолго воевал с макаронами, решив, что хоть зубы и давно заменены на полимерные, так что можно хоть саму металлическую вилку прожевать, но все же потом вычищать из них это совершенно неудобоваримое произведение кулинарного мастерства будет слишком хлопотно, оставив половину содержимого тарелки недоеденной.
– Ты за нее волнуешься? – Мику захлопала своими длинными ресницами. Кажется, макароны ей тоже пришлись не по вкусу, и почти нетронутая тарелка так и осталась стоять в стороне. А вот за спиной у нее показалась Ульяна со своим коробком, явно затевая что-то нехорошее, судя по тому, что постоянно озиралась по сторонам, а главное, по невероятно хитрому выражению лица, но, получив испепеляющий взгляд от Эдварда, немедленно ретировалась. Японка же, даже не подозревая, какая ей только что опасность угрожала, сложила свои ладошки вместе, положив на них голову, выглядя при этом настолько умильно, что он даже против воли улыбнулся, – Это так романтично…
– Романтично? – усмехнулся он, не уставая удивлять тому, как просто жители «Совенка» смотрят на жизнь, – Романтика – это когда ты стоишь на капитанском мостике корабля, отправляющего в неизвестность, где никто и никогда до тебя не бывал… во всяком случае, это романтика приключений… А здесь простая забота, – он развел руками, – Я не хочу, чтобы кто-нибудь из нашего отряда пострадал или попал под выговор Ольги Дмитриевны. Товарищеская солидарность, понимаешь? – как, все-таки, довольно просто оперировать людьми, которых с самого начала учат следовать всего лишь в одном ключе мышления, нисколько не заботясь о существующей вариативности. Достаточно показать им, что выбранный путь соответствует уже заложенным в них параметрам, и они слепо верят тебе, смело маршируя в совершенно другом направлении. Еще не хватало, чтобы и Мику начала думать, что у них с Алисой какие-то более тесные связи, превосходящие дружеские, гораздо лучше опереться на ввинчиваемое здесь в мозги коллективное воспитание.
– Тогда я тебе помогу, – у Мику даже глаза загорелись, настолько ей понравилась идея поиска пропавшего человека, – Ведь вдвоем все равно легче искать будет! А можно еще Славе рассказать…
– Пока обойдемся собственными силами, – не согласился Эдвард, уже представляя себе озабоченную толпу пионеров, носящуюся по лагерю в разные стороны в поисках пропавшей бандитки. А с уникальным умением Ольги Дмитриевны превратить даже самую простую проблему в настоящую катастрофу своим талантливым руководством, обязательно выйдет что-нибудь подобное, вожатая наверняка решит возглавить поиски пропавшего члена отряда, – И потом, может быть, она сейчас нас в клубе дожидается.
Закончив с обедом, Эдвард, отправив Мику дожидаться его на крыльце, отнес оба подноса обратно к раздаче, а потом еще, после пары минут разговоров и лишних расспросов уговорил стоявшего на приеме грязной посуды повара выдать несколько булок и упаковку кефира, какие здесь словно в аварийном запасе хранили, для одной не пришедшей на обед девочки. Наверное, повара на кухне оказались более отзывчивыми, потому что Эдварду принесли целый пакет всякой снеди, где кроме булок еще оказалось несколько бутербродов с сыром и колбасой, три упаковки плавленого сыра и даже яблоко. Во всяком случае, в учебнике географии в разделе про местную флору было дерево с подобными плодами, так называвшимися, как тут же услужливо подсказала память имплантата.
– Если мы найдем Алису, она наверняка будет голодная, – парой секунд позже он объяснял наличие пакета Мику, вприпрыжку направившуюся к музыкальному клубу, что-то себе под нос напевая. Слова Эдварду оказались совершенно незнакомы и даже непонятны, чему сначала удивился, поскольку до этого речь местных понимал без проблем, но потом додумался, что это японский, ее второй язык, который ему в сознание создатели этого места вложить не додумались.
День сейчас был в самом расцвете, а солнце достигло своего зенита, поэтому было очень жарко, плитка дорожек раскалилась, теперь буквально источая жар, ветер и тот куда-то исчез, не в силах передвигать горячие массы воздуха. Деревья замерли с повисшими ветками, где бессильно болтались увядающие от прямых солнечных лучей листочки, трава прижималась к земле, а многочисленные полевые цветы увяли и опустились, начиная терять сморщенные лепестки. Не было прохлады даже в тени, горячий воздух не позволял нормально дышать, создавая ощущение, будто заглатываешь раскаленный металл. За тот небольшой отрезок, что они прошли от столовой до музыкального клуба, Эдвард успел вспотеть, а на небе, словно специально, не было видно ни облачка, словно сегодня солнце единоличный властелин голубого неба. Мику же жара будто не касалась, все так же беззаботно болтая обо всем подряд, прерываясь лишь для того, чтобы выслушать короткую реплику своего спутника, а потом опять застрочить словами без всякой передышки.