Ост-Индский вояж
Шрифт:
— Понимаю, — неторопливо ответил Сафрон, наблюдая за поведением Хаттона. — Тогда другое дело. С долгами шутить не положено. И всё же, сэр?..
— В чем дело? — насторожился англичанин и даже чуть приостановил шагать.
— Я подумал, что вы могли бы мне и не в долг ссудить, и не пару шиллингов, а в несколько раз больше, сэр.
— Как это понимать? — Хаттон забегал глазами в поисках чего-то надёжного и безопасного. Но кругом только были хижины местного населения, а просить помощи у них было глупо. Белых все терпеть не могли.
— Очень просто, сэр. Вы заплатили туземцам и они перевернули и утопили мою лодку. Сам я едва не утонул. Да и сейчас вы искали следующего исполнителя для меня, для моего уничтожения. Сами должны понять, что откупное надо заплатить. И много. Ведь жизнь вам должна быть намного дороже одной утопленной лодки и вымоченного казака.
— Я не позволю!.. — Хаттон не закончил свои возмущённые крики, как Сафрон с силой сжал шею англичанина сзади, словно дружески обнимая.
— Выкладывайденьги, сволочь! Или жить тебе осталось считанные минуты, пока до кустарника не дошли! Ну!
— Какие деньги? У меня почти ничего нет!
— Давай всё, что есть, остальное я могу немного подождать. Напишешь записку, и тебе принесут остальные. А вот и кусты! Скроемся за ними, сэр!
Хаттон растирал шею, вертел головой и оглядывался по сторонам, ища вызволения или хоть какого намёка на спасение. Промямлил неуверенно:
— Но это же напраслина, Сафониус! Как вы могли подумать?
— Я не думал, я знаю, наблюдал, как к тебе приходил туземец, потопивший мою лодку! Так что побыстрее закончим дела — и я буду удовлетворён. Сколько с собой имеется?
Хаттон торопливо порылся в карманах и выложил Сафрону крону и четыре шиллинга с горсточкой пенсов.
— Я так и знал! — воскликнул Сафрон, внимательно следя за англичанином. — За белого человека вздумал заплатить так мало? Это просто оскорбительно! Надо написать записку с требованием немедленно прислать хотя бы пару фунтов, сэр. Нехорошо местных так грабить. Грех большой.
Хаттон уже готов был закричать, но тут же получил увесистый удар в челюсть и слёг на траву с открытым ртом и закатившимися глазами. Очнулся он почти сразу и уже не пытался орать.
— Собственно, мне хватит на лодку и того, что у тебя уже взял, сэр. Но за оскорбление, жену и покушение на мою жизнь я требую сотню шиллингов! Пиши записку! Мы тут немного отдохнём. Дождик будет ещё нескоро. Пиши же, сэр! — прикрикнул Сафрон и опять стукнул того, но уже не так сильно.
Сафрон продиктовал послание, перечитал его, с трудом разбирая слова и буквы. Подумал немного и стал неторопливо связывать Хаттону руки и ноги.
— Зачем это? — спросил в ужасе тот.
— Мне же надо отослать эту бумажку в факторию. Для этого нужен мальчишка и времени понадобится много. Безопасность, сэр!
Связанного и с заткнутым ртом, Сафрон оставил Хаттона лежать, а сам пошёл искать курьера. Это было делом нетрудным. Мальчишка получил пенс и убежал, спеша получить ещё три по исполнении задания.
Ждать пришлось долго. Лишь под дождём слуга Хаттона появился в переулке, где его поджидал Сафрон, выглядывавший временами из кустов. Казак подал сигнал Хаттону и тот позвал слугу, заранее освобождённый от тряпки во рту, А Сафрон следил поблизости, сторожа и слугу и самого Хаттона, которые могли попытаться убежать. Он помнил записку и надеялся, что им ничего не удастся сделать. К тому же Сафрон, пропустив слугу, сам приблизился шагов на десять к месту лёжки Хаттона и мог даже слышать разговор и возню, если она возникнет.
Шум дождя всё заглушал, переулок был пуст, а в кустах явно происходило что-то не по плану. Сафрон скакнул к ним и вовремя — слуга уже перерезал шнурок на руках Хаттона и готовился сделать то же самое на ногах. Ударом ноги Сафрон свалил старенького слугу, подобрал нож и подступил к Хаттону. Тот с ужасом взирал на своего врага, ожидая самого худшего.
— Юлишь, сэр? — зловеще спросил Сафрон. — Жалко стало денег? Тогда я тебя не пожалею, — казак с исказившимся лицом ударил слугу ножом в шею и струя крови тут же смешалась с потоками дождя. — Прости, но я не могу больше доверять тебе.
Сафрон ударил Хаттона ногой в подбородок, свалил его и тоже вскрыл артерию. Наклонился в уже темнеющем воздухе и обшарил карманы слуги и Хаттона. Забрал мешочек с монетами и огляделся. Дождь поливал, ветер усиливался, и у Сафрона появилась возможность незаметно покинуть место преступления.
Домой вернулся в подавленном состоянии и ничего не ответил на немой вопрос Панарады. Переоделся в сухое и лёг на топчан, отказавшись от еды. Было противно на душе, даже боязно. Могли легко установить, с кем Хаттон встретился в том переулке. Но думать об этом не хотелось. Его бил озноб.
На следующий день Сафрон почувствовал, что серьёзно заболевает. Его немного трясло, он кутался под одеялами, потом его ошпаривал жар, и Панарада с беспокойством следила, как он страдает. В одно из просветов, Сафрон сказал:
— Будут спрашивать обо мне, скажи, что начал болеть, как лодка опрокинулась, но только сейчас болезнь стала сильной. — Он передохнул. — Вот кошель с деньгами. Спрячь и никому не говори о них. О других можешь и сказать.
Он отвалился на подушку, обессилив и покрывшись обильным потом.
Как в тумане ощущал, что с ним кто-то говорил, что-то над ним делали, но все это проходило мимо него в полусознании. Лишь две недели спустя Панарада рассказала, что и как было за эти дни.
— Значит, приходили из фактории? — спрашивал он без особого интереса. — И лекаря присылали? Чудно всё же! И что сказали?
— Что у тебя лихорадка, но странная. Я ничего не понимала, что они говорили. Но вспоминали Хаттона. К чему это?
— А что ты на это говорила?
— Что я о нем ничего не знаю. Мне было стыдно даже слышать его имя. Мы, вроде бы даже совсем незнакомы были, хотя они меня, конечно, видели с ним в фактории.