Остальное - судьба
Шрифт:
С большим трудом удалось выяснить у китайцев, где находится Дом здешней культуры.
Здание сильно обветшало, и даже колонны у входа стояли сикось-накось, зато на полусгнившей доске объявлений красовался новенький постер фильма Ларса фон Триера «Босиком в голове».
— Надо сходить, — сказал Печкин. — А то я в Москве его так и не поймал…
— Не надо, — сказал Майор. — Ты мне на поминках. Нужен. Там вся ментура. В сборе. Вот и будем. Тактично расспрашивать.
В городе Кошкине запросто можно было бы снимать фильмы о бедной послевоенной жизни. Потому что за Домом культуры стоял самый обыкновенный барак. Из полуоткрытых, несмотря на зиму, окон доносилось довольно унылое пение. Правда, песня была другая — «Напилася я пьяна, не дойти мне до дому».
— Новый год совершенно естественным образом перешёл в поминки, — сказал Печкин.
— На поминки ходят без приглашения, — напомнил Паша Черентай и очень оживился.
Воистину, никто не удивился их приходу — просто потеснились на разложенных вдоль длинного стола досках, налили без разговора. Несколько человек действительно были в милицейской форме. Определить принадлежность остальных было трудновато: кто в хорошем костюме, кто в ватнике, кто в пушистой шапке, кто в сером полушалье…
Майор высмотрел человека с капитанскими звёздочками. Тот как раз говорил тост:
— Андроповна была… и осталась… единственным нормальным человеком… Царство ей небесное по самое не могу! Андроповна! Ты всегда с нами!
Все выпили и закусили квашеной капустой из тазиков, расставленных по столу. А вот ложками при этом пользовались не все…
— Товарищ капитан, — сказал Майор, когда тостующий вытер пальцы об мундир. — Можно вас. На два слова.
И показал удостоверение.
Капитан, как и давешний дежурный, почтения не выразил, но всё же неохотно вылез из-за стола. Печкин прошёл с ним и с Майором в уголок, а Черентай остался поминать чужую Андроповну — не вытаскивать же его со скандалом!
— Ну чего ещё, — сказал капитан. — Всё ездите и ездите, никак не наездитесь…
— Предписание Генеральной прокуратуры, — сказал Майор. — Я человек маленький.
— А я ещё меньше, — сказал капитан. — Вы по поводу той платформы с вагонкой?
— Нет, — сказал Печкин. — Мы по поводу событий, произошедших несколько лет назад. Когда здесь задержали неизвестного в состоянии амнезии…
— Это ещё до меня было, — поспешно сказал капитан, вытер усы рукавом и даже попытался застегнуть мундир. — То есть не я был начальник, а майор Щербатых. Товарищ полковник, и вы, товарищ, — он покосился на Печкина, — вы бы лучше уехали. Нам неприятностей не надо. Начнут вас отстреливать — могут и в нас ненароком попасть…
— Кто. Будет нас. Отстреливать, — сказал Майор.
— Эти… Диверсанты. Как тем летом.
— Какие. Диверсанты.
— Нам не доводили, — сказал капитан. — Ими ваши занимались, московские. А у нас преступность нулевая. Практически. Некому беспорядки нарушать. А что пьём — так это потому что депрессивный район…
— Завтра. Поговорим. По-другому, — сказал Майор. — Погоны сниму.
— А хоть сейчас, — сказал капитан и даже сам попытался оторвать один погон, только пальцы не слушались.
— Он тебе и завтра то же самое скажет, — вздохнул Печкин. — Заговор молчания. Пошли. Пусть проспятся.
— Боюсь, — сказал Майор. — Это надолго. Вытаскивай этого. Нечего ему. Пошли ночлег искать.
Печкин вытащил из-за стола упиравшегося Черентая — но никто не обратил на это внимания. Только песню сменили — «Стою на полустаночке».
Они вытащили воришку на крыльцо. Было уже совсем темно — единственный фонарь торчал у барака, да светился огонёк на станции.
Последнее, что они услышали, был голос капитана:
— Андроповна! Наливай — ты здесь хозяйка!
Неужели Семецкий не один такой в этом мире?
Но возвращаться в барак для проверки что-то не хотелось…
Глава восьмая
Кто бы знал, кто бы ведал, как тоскливо командированному вот в таком маленьком городке зимой, без друга и приюта, когда оказывается, что никто тебя тут не ждёт и приехал ты сюда по ошибке, и некуда тебе пойти, автобус только завтра вечером, и в Доме колхозника всего одна комната на десять коек, и делить её тебе придётся с командой, приехавшей на межрайонные соревнования по домино, и команда продолжает тренировки, отчаянно желая хоть напоследок повысить класс…
И никакие перемены в стране не могут этого изменить. Разве что изметелят приезжего не зареченские, а чечены. А может, и те, и другие…
Но сначала следовало найти Дом колхозника. Да и компания у Печкина всё-таки имелась.
— Какая-то власть. Должна быть, — сказал Майор.
— Только не в это время, — сказал Печкин. — Паша, есть тут гостиница?
— Есть, — сказал Черентай. — Но нам туда нельзя. Я там пасечника одного обнёс. Только у меня банка в руках раскололась, вот они меня и вычислили…
— Ах ты мой сладкий, — сказал Печкин. — Нам туда можно. За истечением срока давности. Так что веди.
Двухэтажную гостиницу нельзя было спутать ни с каким другим заведением, потому что над входом висела большая вывеска: «Гостиница».
А чего выдумывать, если она одна?
Внизу сидела не то дежурная, не то администраторша, а то и портье — пожилая недовольная женщина в мохнатой кофте: было холодновато. Она с порога спросила:
— Баб водить не будете?
— Ни в коем случае, — сказал Печкин.
— Голубые, что ли? — нахмурилась женщина-портье.
— Двухместный люкс. С диваном, — сказал Майор.
— Дивана нет — есть раскладушка, — сказала портье. — Будете?
— Будем, — сказал Печкин. — А перекусить тут можно?
— Повариха всё унесла, — сказала женщина. — Даже посуду унесла.
— На поминки к Андроповне? — догадался Печкин.
— Ну. А вы откуда знаете?
— Нам по должности положено всё знать, — сказал Печкин. — Зря, значит, мы там не подкормились…
— Вот пельмени у меня есть, — сказала портье. — Только они холодные и в тазике.