Остальное - судьба
Шрифт:
Те несчастные, в фильме, иногда находились — либо сами начинали что-то вспоминать, либо родственники и знакомые откликались на объявления в газетах или по телевидению. Но нередко оставались пациентами клиник до конца жизни.
Авторы фильма намекали, что «потеряшки» — жертвы бесчеловечных экспериментов различных спецслужб. После перемен, произошедших в стране (я, оказывается, знал и об этом!), власть утратила контроль над разными секретными лабораториями, поскольку прекратила их финансировать и вообще разогнала. Но некоторые, видимо, сохранились и продолжили свою зловещую деятельность…
Всё это вздор, сказал профессор Сметанич. Причина проста. Умные люди не советуют выпивать в дороге со случайными попутчиками, и они совершенно правы. Клофелин, добавленный в водку, может и вообще убить — но уж память повредит наверняка. И зачастую необратимо… Нам не надо никаких секретных лабораторий, мы и сами управимся…
Но и под эту категорию я не подпадаю.
— А во что я был одет? — спросил я.
— Так, ничего особенного, — сказал профессор. — Среднестатистический костюм. Не фабрика «Большевичка», конечно, — хороший Китай. Нам это ничего не дало. Равно как и фотография по телевизору. Никто не откликнулся. Похоже, никто и не мог откликнуться…
— Почему? — спросил я.
— Потому что ваше лицо изменено пластической хирургией, — сказал Сметанич. — И операция была виртуозной, я консультировался со специалистами. Запрос в МВД тоже ничего не дал — вероятно, вы получали документы до обязательной дактилоскопии или как-то уклонились от неё…
— Выходит, я преступник какой-то?
— Дорогой мой, вы можете оказаться кем угодно. Впрочем, я не думаю, что вы преступник. Скорее жертва… Мы будем тесно сотрудничать и докопаемся до истины — рано или поздно…
Не очень-то он старался. Быстро охладел к моей особе. Иногда только вызывал в кабинет и спрашивал, не припомнил ли я чего-либо.
Занималась мной в основном библиотекарь Кира Петровна. В клинике «Глубокий сон» была неплохая библиотека.
Кира Петровна была пожилая дама гренадерского роста и выправки, с породистым лицом греческой статуи. Всю жизнь она работала с книгами и среди книг, а когда в городе Кошкине оптимизировали библиотечное дело, перебралась сюда, в клинику. Профессор Сметанич старался, чтобы у него работали культурные люди. Там и санитары не зверствовали и вообще не позволяли себе лишнего — у профессора с такими разговор был короткий, а найти другую работу в Кошкине просто невозможно.
Клиника «Глубокий сон» практически была градообразующим предприятием…
Итак, занималась мной только Кира Петровна. И подозреваю, что исключительно по собственной инициативе. Потому что она была идеалистка. Праправнучка декабриста Мошкова. Её семья вовремя переехала из Ленинграда в тихий Кошкин — на всякий случай. Но и тут не зажились родители, не дали им такой возможности…
Вот ведь как странно: я прекрасно помнил и знал историю своей страны — и совершенно не ведал собственной истории…
Кира Петровна, собственно, и воспитала меня. Потому что вся информация, сохранившаяся в моём изуродованном мозгу, не несла в себе никаких нравственных установок. Я был никем. Всё, что заложено в моём нынешнем поведении, получено мной исключительно от замечательной моей наставницы. Потому, должно быть, и кажусь старомодным… Это ведь её была поговорка: «Вы не мучайте друг друга, мы и так живём в аду».
Меня она звала просто — Юноша. Она не считала себя вправе дать мне имя, хотя стала фактически матерью для несчастного потеряшки.
Какое счастье, что я встретил её раньше, чем Сильвера! Страшно подумать, в какое чудовище он мог бы меня превратить!
Хотя нет, не превратил бы. Я был нужен ему именно таким — наивным, честным, милосердным, почитающим старших…
Пациенты в клинике казались мне скучными. Богатые маразматики, эстрадные звёзды, страдающие наркоманией и алкоголизмом, бизнесмены, надорвавшиеся на работе, какие-то подозрительные личности, явно отсиживающиеся в роскошных палатах «Глубокого сна» до лучших времён.
Не лезь в их тёмные дела, не уставала повторять мне Кира Петровна, не пытайся их воспитывать, общайся с ними как можно меньше, доброму они не научат…
Сильвер не походил ни на кого из них.
Моего соседа по палате, дёрганого юношу, наследника нефтяного семейства, выписали, к моему удовольствию — он постоянно рассказывал идиотские анекдоты, причём я почему-то эти анекдоты уже знал. И его место занял Сильвер.
Позже-то я понял, в чём состояло его показное безумие. И почему оно было показное.
К извечным пациентам психиатрических лечебных заведений, то есть к Наполеонам, фараонам, товарищам Сталиным, генеральным конструкторам Королёвым и посланцам планеты Криптон прибавились сталкеры. Хотя что это я — Наполеонов давно уже не водится…
Что интересно, ведь наверняка были среди них и настоящие — пребывание в Зоне очень легко поражает психику. Правда, со снесённой крышей здесь не погуляешь. Но иногда и безумцам удавалось выжить. Вадим Иосифович — ну, Пилюлькин — рассказывал мне, что сам отправил двоих таких на излечение.
В большинстве же случаев это были люди, повернувшиеся на теме Зоны под воздействием фильмов, компьютерных игр, книжек и, представьте, детских игрушек. Оказывается, продаётся даже особый набор для подростков — «Юный сталкер».
В нашей клинике сталкеров не было — ни настоящих, ни воображаемых. Для них это слишком дорогое удовольствие. Сильвер явился исключением. Как он туда попал… Но не буду забегать вперёд.
Он вошёл, прихрамывая, в палату — и принёс с собой жизнь. Не выморочное существование гламурных психопатов или финансовых неврастеников, а настоящую — в которой бушуют Выбросы, стреляют гауссовки, прыгают кровососы, ковыляют зомби, но настоящие мужчины их не боятся, а смело устремляются на поиски сокровищ…