Останемся чужими
Шрифт:
К моему удивлению, человечек, выведенный старательной Катиной рукой, отдаленно похож на Роберта. Темные волосы, серое пальто, широкий зонт… Стоп. Зонт? Уже с напряжением вглядываюсь в рисунок. Темно-синий зонт, о который ударяются капли дождя. Какой знакомый образ…
– Отлично, Катюша, ты замечательно рисуешь!
Глажу ее по плечу, чувствую, что ее обрадовала похвала. Стараюсь отпустить эмоции, продолжаю разговор:
– А почему он один?
– Не знаю, – пожимает она плечами.
– Наверно, ему грустно. Давай
– Кого?
– Ну, не знаю… – Мне очень хочется, чтобы она нарисовала рядом с ним себя. Но девочка молчит. Говорю уже прямо: – Тебя?
– Нет.
Опять упрямая складка. Вздыхаю. Предлагаю компромисс:
– Хорошо. Нас.
– Нас? – Катюша удивленно оборачивается.
– Угу. Тебя и меня.
Говорю первое, что взбрело в голову, хотя предложение мне совсем не нравится. Ясно, что буду держаться от Роберта подальше, как от огня. Но маленькой умнице об этом знать необязательно.
Можно, конечно, было бы предложить подружек или, скажем, бабушку. Но обычно ведь рисуют маму и папу… Про Виту я не стала говорить – тема острая и болезненная. А я… Не мама и не подружка, но, наверное, что-то значу для Катюши. Раз уж она так охотно идет со мной на контакт. Мне хотелось верить, что значу. Не знаю, почему.
Пока я думаю, Катюша, высунув язык, продолжает увлеченно рисовать. Я пододвигаю стул и наблюдаю за процессом уже с неподдельным интересом. Снова дождь и листья под ногами. Моя копия на рисунке, одетая в красное, тоже держит зонт, а маленькая Катюша идет рядом со мной.
– Нарисуй и ей зонтик, – тычу я пальцем в девочку в синем.
– Ой, точно.
Дорисовывает деталь и вручает мне альбом. Я еще раз внимательно смотрю на то, что получилось. Я не психолог, в рисунках не разбираюсь, но мне кажется, что именно в этом есть изменения к лучшему. От прошлых работ веяло грустью, а здесь все довольно позитивно. Ловлю себя на том, что улыбаюсь.
– Замечательно! Покажем папе?
Катюша мрачнеет на глазах. Опускает голову, вертит в руке фломастер. Откладываю альбом, снова обнимаю ее.
– Эй, ты чего?
Опять ко мне прижимается. Нерешительно провожу рукой по ее мягким волосам. Лихорадочно соображаю, что делать дальше.
– Мне так грустно, что мамы больше нет, – всхлипывает она.
Рука дрогнула на секунду. Что можно сказать ребенку в такой ситуации?
– И мне грустно, – осторожно подхватываю, – но если мы будем грустить, маме там тоже будет грустно.
Может, бред, но, кажется, Катюша перестает плакать. Продолжаю уже уверенней:
– Папа, кстати, тоже грустит. Он мне недавно сказал. Только это секрет, ладно?
Поднимает голову, смотрит на меня. Опять вижу глаза Роберта. Чистейшее серебро.
– Если не готова переезжать к нему, хотя бы иногда наведывайся. Вдруг тебе у него понравится?
Сдвигает бровки, думает. Переводит глаза на рисунок, потом обратно на
– Ладно. А ты со мной поедешь?
И меня просто накрывает. Паникой, ужасом, чем угодно, просто ком в горле встает, а сердце переворачивается. Такого поворота событий я не ожидала. Катя пристально смотрит на меня, ждет ответа. Я мысленно напоминаю себе: «Туда нельзя. Я не могу. Я не выдержу. Только не рядом с ним. Нет!» Но этот детский взгляд… В них надежда. Понимаю, что если откажусь, сама она не поедет. Даже с бабушкой. И черт меня дернул предложить нарисовать себя вместе с ними! Сама навела ее на такую мысль.
– Ну пожалуйста! – кажется, хитрунья меня раскусила. Сделала молящий взгляд и руки молитвенно сложила. – Ненадолго!
Судорожно сглатываю слюну. «Мы так не договаривались», – хочу ей ответить и… Не могу. Не имею права расстраивать ребенка, у которого и так горе. Со мной она хотя бы отвлекается, проскальзывает какое-то озорство, появляется живой блеск в глазах. Вот откажусь сейчас, уйду и не вернусь больше, а что с ней будет? Не прощу же себе, грызть буду. Все равно вернусь.
– Ладно, – процеживаю сквозь зубы, уже не скрывая, что не рада этой затее.
Но девочка вскакивает, радостно обнимает меня. Не ожидала от нее такой реакции. Оказывается, для нее это было важно. Но от этого еще большее удивление: почему? Какое ей дело, будет ли присутствовать с ней какая-то тетя или нет? Как она могла так быстро ко мне привязаться?
За окнами темнеет, когда закрываю дверь детской комнаты. Иду на цыпочках – Катюша уснула. Просила почитать ей и уснула в процессе. Нигде не вижу Антонины Валерьевны. Решаю не беспокоить ее, просачиваюсь к вешалке, надеваю куртку. В этот момент женщина сама выходит в коридор. На бледных губах проскальзывает улыбка.
– Уже уходишь?
Киваю, стараясь не говорить лишнего. Не хватало еще ляпнуть чего-нибудь. Тем более, настроение упало ниже плинтуса от того, что согласилась на эту авантюру: поехать домой к Роберту! Но деваться некуда. Раз обещала – сделаю.
– Спасибо тебе.
Поднимаю глаза на женщину, замечаю теплоту в ее взгляде.
– За что?
– За то, что поддержала Катюшу в такой трудный момент.
– Надеюсь, ей стало немного легче.
– Она смеялась… Впервые, за столько дней… Я слышала, она уговорила тебя поехать к…
Она замолкает, понимая, что затронула болезненную тему. А я рассеянно киваю. Начинаю возиться с кроссовками, замечаю, что дрожат пальцы. Нужно относиться к этой неизбежной встрече проще, но не получается.
– Думаете, ей там будет лучше? – выпрямляюсь, задаю волнующий вопрос. Может, она не захочет отпускать девочку? Тогда и ехать не понадобится… Наверное.
– Да. Роберт очень ответственный человек.
Поднимаю брови и молчу, так как ее слова лишают меня дара речи. Ответственный? Роберт? Да ладно!