ОстанкиНО
Шрифт:
Он должен увернуться от бомбы.
Бонус – сразу двести очков.
«Нет, вы только поглядите на этих подлецов!
Я им даровал свободу, крестьяне теперь шляются, где хотят, а они хотят меня укокошить.
Говорят, мол, я сатрап и деспот.
Враки!
Господа, я просто разочаровываюсь в своем народе.
Стонут, сжимают кулаки, вопрошают „Кому на Руси жить хорошо?“.
Ну, конечно же, мне.
Кому же еще?
Я же и сытый, и одетый, и езжу
Думают, ухлопают императора, и начнется райская жизнь.
Уверены, я от их бомб во дворце сереньким зайчиком дрожать буду.
Так ведь нет же!
Нарочно буду ездить по самым оживленным улицам. В самой, что ни на есть, раззолоченной карете».
И царя Александра мне не удалось от бомбы спасти.
Потерял, дурак, две сотни очков.
Выскочило красное предупреждение: в стране начинает нарастать хаос.
Но, быть может, именно в этом хаосе мне и сподручнее всего стать олигархом?
Посмотрим…
Вот на броневик вскарабкался плешивый Ленин. Блещет пенсне Дзержинский. Пламенные речи толкает Троцкий.
Мне надо во что бы то ни стало сохранить монархию.
Иначе начнутся голод, расстрелы.
Я маленький человек, почти незаметный.
Я поразительно скромен.
Позвольте представиться – Лаврентий Павлович Берия.
Я так скромен, что вся страна подо мной стала изумительно скромной. Каждый всякую секунду готов стать лагерной пылью. Щепоткой пыли.
Россия должна приучиться жить без гонора, без щенячьего восторга перед гениями.
Все равны перед вечным морозом, карцером, пулей.
Россия должна приучиться быть мёртвой.
Это состояние наиболее гуманно.
Я же хоть и скромный человек, но на досуге обожаю порезвиться, полакомиться.
Каждый вечер в мой особнячок в центре Москвы приводят школьницу.
Обожаю глядеть, как они, почти девочки, младенцы, снимают свои лифчики и трусики. Кожа их покрывается от холода и стыда гусиными пупырками. Хотя в моем особняке топят вполне прилично.
Я маленький, лысый и толстый. У меня очень волосатые ноги.
Девчушкам верно ужасно представлять, как мой кривой и огромный член врезается в их целомудренные вагины.
Это заводит!
После краткого мига любви чада идут под расстрел.
Это, извините за повтор, гуманно.
Тысяча чертей!
Я не спас страну от вурдалаков Ленина, Дзержинского, Троцкого…
Из-за поганца Берии – потеря в пятьсот очков!
Да, в такой зачуханной стране трудно стать олигархом.
А это что за сукин сын с пятном на темени?
Какой-то Горбачев. Михаил…
В его времена я еще не родился.
Может, именно этот пятнистый дядька сделает из меня олигарха?
Я дал им такие могучие рычаги, а они разбежались по норам.
Перестройка, ускорение, госприемка…
Нет, они захотели только власти и денег.
Жрать, жрать, жрать…
Ничтожества, гусеницы, насекомые.
А как они измывались надо мной?
Сначала лизали жопу, а потом плевали в лицо.
Холопы!
Ну, что ж…
Я сделал всё, что мог и умываю руки.
Живите, как хотите.
Валандайтесь в своей грязи.
Космос, балет, оборона – всё потеряно.
Я ухожу.
Прощайте!
Женюсь на какой-нибудь миллионерше и тихо доживу свой век.
Ох, что же здесь началось!
Вывернулись какие-то накаченные бритые мальчики в золотых цепях.
Зашипели утюги на животах россиян.
Трели Калашникова подле Кремля.
Взрывы Мерседесов банкиров, бандитов, депутатов.
А потом робко, но всё набирая силу, замаршировала армия «новых русских».
Рядом же чеканила шаг армия бомжей и нищих.
Ну, теперь-то я точно проиграл…
Чем мне поможет дяденька Якубович в красном пиджаке?
Советует стать одним из трех персонажей.
Марьей Ивановной, Петром Петровичем или Абрамовичем.
Последний без имени и отчества.
Вот им-то я и хочу стать.
Нюх подсказывает.
Когда мы с матерью вернулись домой, наш дорогой мальчик, наш Филя Жучко сидел за компом в плюшевом золотом халате.
Он кинул мне ключи и небрежно сказал:
– Папка, отгони от окон мой «Кадиллак».
Мы онемели.
А потом в комнату в припрыг ввалился целый табор цыган, а впереди всех – медведь в плисовой рубахе навыпуск, в красных шароварах.
Грянули семиструнные гитары, забренчало серебряное монисто.
На стол вскочила девица модельной внешности. Закрутила крутыми бёдрами. Бросила мне в лицо свой лифчик.
– Филя, что здесь происходит? – спросил я отпрыска.
– Я победил в вашей игре, – кротко взглянул наш сынок.
И стены нашей хрущебы пали!
Хлынула горько-солёная океанская вода.
А прямо на нас шла яхта.
Под алыми парусами!
За 300 000 000 долларов! Или евро!
Мы кинулись лобызать победителя.
– Что-то не раскусил? Опять, бляха муха, метафора?
– Не совсем. Филя Шмаков сейчас отвечает за все игры на самом Первом канале. Весь, подонок, в золоте ходит.
– Ты скажи писаке, чтобы всё-таки осторожнее с метафорой. А то не въезжаю. Да и народ не поймет. Проще надо быть. Проще! Как Пушкин писал? «Мороз и солнце!» Вот как надо писать. Метафоры применять лишь когда уж совсем невтерпеж.