ОстанкиНО
Шрифт:
– Понял, Сергей Сергеевич!
– Ну, не надо! Испугался, что ли? Просто – Серёга! Мы же подельщики, кореша! И давай-ка займись теми, кто на ящике мудрые афоризмы сочиняет. Они же под кантов, шопенгауэров косят. Лапшу вешают.
Компромат № 31
Духовный скалолаз
Сценаристу Молодежного канала Роману Габаниа в магазине как-то попал в руки роскошный фолиант «Избранные афоризмы». Прямо
Открыл наугад и прочитал: «Живи каждый день, как перед казнью».
Хорошенькое дело!
И как же он должен жить?
Годы у него катились под горку весело, без горечи и без особых мыслей.
А тут перед казнью…
Роман позвонил в Останкино и, сославшись на семейные обстоятельства, взял двухнедельный отпуск.
Так куда бы он пошел, если бы через сутки пуля в лоб?
«В ресторан! К цыганам!» – воскликнул он про себя. Но воскликнул, так казать, фигурально. Цыган он не только не обожал, но и побаивался. В ресторанах почти не бывал.
Но надо же стряхнуть эту серую заунывность?
Надо же совершить в своей заурядной жизни внезапный поступок?
Итак, к цыганам!
Отправился в самый знаковый ресторан «Метрополь». Благо, деньжата водились. Скопил за годы существования по типу планктона.
И вот он там!
Сытые и лощеные официанты. Метрдотель с физиономией Нобелевского лауреата. Какая-то музыка – микс трагического Шопена и развеселой Аллы Пугачевой.
Рома в гордом одиночестве выпил графинчик водки. Закусил свиным сердцем под соусом. Стал оглядываться по сторонам.
Все – словно с обложек гламурных журналов. Пафосно красивые, пафосно никакие.
Мужчины преисполнены индюшачьей гордости. Дамы млеют от счастья сидеть в правильном месте с правильными кавалерами и трескать правильную пищу.
Нет, свой последний день перед фигуральной стенкой Роман Габаниа так проводить не намерен!
Так куда же?
К народу! В самую гущу!
Еще по студенческим временам знал о пивной у Курского – «Три поросенка».
Упоительная клоака!
– Дяденька, угости пивком! – сразу упала ему на колени остроносая девица в мини-юбке.
– Угощу. Только слезь.
– А ты – ничего. Алисой меня зовут.
– Встань!
– Не-а!
Тощенькие ягодицы елозили по причинному месту.
Эх, была бы она чуть потолще!
Да, пусть здесь грязновато и не продохнуть от сигаретного дыма, зато никто из себя никого не корчит. Смеются во все горло, даже если явно зубов не хватает. Пьют до блевотины. Жадно целуются. Ну, словом, 24 часа до казни.
– А меня Ромой! – Габаниа чмокнул девицу в щеку.
Косметикой от его тощей подруги несло нестерпимо.
– Вообще-то, я шампанское обожаю. Брют! – девушка всем тельцем с упругими грудками прижалась к Роме.
– Будет тебе шампанское! Ящик выпьешь?
– Ну, это сколько посидеть, – потупилась Алиса.
Роман отчаянно мешал водку с пивом. Ошеломительно хохотал, тиская девицу, рассказывал похабные анекдоты.
Алисочка же, лапочка, забралась под стол, расстегнула ему ширинку, достала кривой от напряжения член, стала его сладко полизывать и покусывать.
Роман немного смутился.
Всё же среди людей…
Хотя Алису под столом и не было видно.
Рома глотнул «ерша», заел раскаленной шпикачкой, сперма ударила, словно прорвал бетонный заслон.
От радости она даже взвыл.
– Набрался дядя! – уважительно прокомментировали за соседними столиками.
Что было дальше?
Были пляски. Заздравные песни. Блевание в сортире.
Затем какая-то гибельная драка.
А утром кто-то незнакомый взглянул на него из зеркала. С разбитой губой, с заплывшим глазом.
Такое ощущение, что обещанная афоризмом казнь уже свершилась.
«Нет, на такую героическую жизнь меня долго не хватит!» – размышлял Роман.
Опрометью кинулся в книжный магазин, открыл фолиант на случайной странице. А там: «Сердце глупых – в доме веселья. Сердце мудрых – в доме плача».
Вот! То, что ему и нужно!
Запрется дома и будет изучать мудрецов. Присоединится к клану духовных скалолазов. Пропитается целебной горечью до последней клеточки.
Накупил такую прорву книг, что еле дотащил до дома.
Ницше, Шопенгауэр, Кафка, Достоевский, Кант…
Сварил себе огромную кастрюлю макарон, заправил растительным маслом. Будет, как философ, довольствоваться малым.
Накушался, возлёг на тахту, укрылся до шеи шотландским пледом, строчка за строчкой принялся цедить целебный нектар.
Через сутки Рома перестал спать, а руки у него стали ходить ходуном.
Если раньше о смерти думал с шуточками-прибауточками, то теперь просто содрогался от влажной мерзости могилы.
Зачем героизм, жертвенность, если завтра невидимая рука, словно мел с доски сотрет из списка живущих?
С горя потянулся к виски, но вспомнил гибельную драку, блевание, заплывший лиловый глаз…
Галопом в книжный, к заветному фолианту. А там: «День без любви – убитый день».
И как не догадался раньше!
Но, Алиса?
Однако, случившееся под столом можно ли назвать любовью?
Легко сказать – люби…
Сожительниц Рома заводил лишь по пьянке.