Остановка по желанию
Шрифт:
В этой острейшей ситуации Куницын продирается сквозь «партийный» окоп на сторону художника – это отвечает его внутреннему убеждению, его теории, наконец, его личным симпатиям.
Уже в мае 1963 года по своей, ни с кем не согласованной инициативе он приглашает М. Хуциева и, преодолевая понятное сопротивление, уговаривает взять «Заставу Ильича» на доработку. Чтобы спасти фильм. А заодно и дальнейшую судьбу опального режиссёра. Он обещает Хуциеву, что тот будет делать всё сам, без каких-либо указок сверху. То есть правка полностью авторская. Сам же пишет Хрущёву служебную записку, обосновывающую необходимость спасения талантливого фильма
То, что удаётся сделать Георгию Куницыну с 1963 по 1966 год, пока он ещё в ЦК, не знает аналогов за всю историю этого славного органа – ни до, ни после.
Он, как нынче бы сказали, продюсирует, пробивает, защищает, а когда и просто подставляя голову, спасает такие фильмы, как «Берегись автомобиля» Э. Рязанова, «Крылья» Ларисы Шепитько, «Обыкновенный фашизм» М. Ромма, «Председатель» А. Салтыкова (название фильма, вместо нагибинского «Трудный путь», предлагает Г. Куницын), «Айболит-66» Р. Быкова, «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён» Э. Климова, «Наш честный хлеб» К. Муратовой. При нём запускаются с «Бегом» по М. Булгакову А. Алов и В. Наумов. Снимается «Перед судом истории» Ф. Эрмлера, удивительная для своего времени документальная лента, построенная на диалогах с заклятым врагом большевистской власти Василием Шульгиным…
Так же действует Куницын и в театре. Он не просто помогает, скажем, Ю. Любимову на Таганке, О. Ефремову в «Современнике» – он разделяет их упрямую нацеленность на художественную правду, потому что такая правда для него и в теории, и в практике – сердце прогресса.
А они видят в нём желанную альтернативу казённому стилю партийно-государственного руководства. Его личный пример как бы показывает – так может быть! И так должно быть.
И всё же знакомство с Андреем Тарковским, а потом и все события вокруг его фильма «Андрей Рублёв», Куницын и в конце жизни расценивает как драгоценный подарок судьбы.
Уже читая сценарий, он понимает, что перед ним шедевр. Эту точку зрения ни в Госкино, ни в ЦК никто не разделяет. Более того, сценаристов обвиняют в искажении истории, в русофобии, да ещё и в пропаганде религиозного сознания. В этой ситуации Куницын предпринимает ход, опробованный с фильмом «Берегись автомобиля». Он дает указание журналу опубликовать сценарий «Страсти по Андрею», предавая огласке и легализуя сам факт его существования. От этой «печки» легче двигаться дальше.
Затем начинается кропотливая работа уже в самих партийных коридорах. Отец, как историк, углубляется в изучение эпохи Рублёва и со знанием дела разбивает аргументы противников сценария, шаг за шагом снимая с него обвинения в исторической неправде и антипатриотизме.
Зав. отделом культуры ЦК Поликарпов «сдаётся» под его натиском, но принимать самостоятельное решение не рискует. Отправляет Куницына к секретарю ЦК Ильичёву. Цель Куницына – запустить фильм в производство, получить «добро» на госфинансирование. Ильичёв слушает аргументы и доводы Куницына, но его не слишком волнуют слова «шедевр», «высокоталантливый», да и горячность подчинённого. Он думает о том, что скоро его ждёт уход из ЦК и пенсия. Спрашивает: «Когда будет готов фильм?» Ответ успокаивает: расхлёбывать уже не ему. «Вы берёте вопрос под личную ответственность?» И – подписывает бумаги.
Тарковский начинает съёмки. К этому моменту режиссёра и «партийного продюсера» связывает искренняя дружба. Кстати, есть такой малоизвестный факт. Куницын предлагает Тарковскому «переписать» ключника, которому татары вливают в рот горящую смолу, из грека в русского. Эту роль в фильме потрясающе сыграет Юрий Никулин. Тарковский соглашается – этот эпизод и в самом деле усиливает «русскую тему».
Но наступает 1966 год. Бикфордов шнур дымится в одном мгновении от «отцовского фугаса».
Георгию Куницыну предлагают занять пост министра кинематографии СССР вместо А.В. Романова. К этому времени отцу сорок четыре года, он в самом расцвете сил, высок, красив, синеглаз, его густые волнистые волосы почтительно пропускают вперёд великолепной лепки лоб. Денно и нощно впитывая в себя лучшее из мировой сокровищницы культуры, он превратился в настоящего энциклопедиста, эрудита. И он внутренне свободен, потому что его поступки и убеждения навсегда согласованы с совестью. Е. Евтушенко это точно в нём подмечает: «Такие, как Куницын, разогнувшись однажды, никогда не сгибаются».
Последнее, что успевает сделать Куницын в ЦК, – это принять фильм А. Тарковского «Андрей Рублёв» по высшей, первой категории.
А дальше неизбежное. Он не просто отказывается от должности. Он говорит в лицо «самому» М. Суслову: «Я, словно в школьном классе, стоя, заявил: “Предложенная мне программа будет выполняться не моими руками”». На что М. Суслов передёрнул на носу очки и сказал: «Вы свободны». А ведь угадал, кремлёвский иезуит!
Программа проста, как меню людоеда: она предписывает «разобраться» с «влиятельной группой режиссёров, осуществляющих идеологическую диверсию против партии…» (М. Суслов). То есть именно с теми, кого Куницын все эти годы и опекал.
Через три дня Куницына в ЦК не стало.
На «его» место сел бывший подчинённый Ф. Ермаш, который тут же положил «Андрея Рублёва» на полку. Вплоть до 1971 года.
Но фильм снят! Он существует! Великий фильм Андрея Тарковского, преобразивший не только отечественную киноэстетику, но и мировую. Слава тебе, Георгий Куницын, вовеки! Твоему мужеству и художественному чутью, всей твоей судьбе, предопределившей выбор! Говорю это я, твой сын, вместо всех тех, кто забыл твой подвиг…
И как мне объяснить, что вся твоя дальнейшая судьба, полная житейских невзгод, безденежья, постоянного негласного надзора, – прекрасна?! Ты в мстительной опале, но ты – свободен!
В 1968 году, уже уволенный из «Правды» за то, что единственный (опять единственный!) вступился на редколлегии за Л. Карпинского и Ф. Бурлацкого, Куницын защищает в Институте мировой литературы докторскую диссертацию.
Он ещё не знает, что из ЦК дали команду – валить!
Разумеется, валят. А в зале (пришли поддержать «цекиста-расстригу») – элита кинематографа и литературы, от А. Тарковского и Л. Шепитько до Ч. Айтматова и К. Ваншенкина, человек пятьдесят. И в ЦДЛ, через дорогу, накрыты банкетные столы.
Отец выдерживает удар. Он сгребает в охапку своих гостей, и все идут пировать! Леонид Зорин на торжестве за «тамаду». Он вспоминал позже, что это был настоящий пир настоящего победителя! Гости отца, видя, как бодр и весел он сам, развеселились и расшутились настолько, что опоздавшие с порога кидались поздравлять Георгия с удачной защитой, а кинорежиссёр Марк Донской, пританцовывая у них за спинами, держа два больших пальца кверху, в восхищении восклицал: «Вот такая мизансцена! Вот такая мизансцена!»