Остановка последнего вагона
Шрифт:
— Дядю — единственного родственника, который всю жизнь обо мне заботился, забрали в больницу с чем-то серьёзным и вот теперь я не нахожу себе места от беспокойства. Извини, что сама не подошла — думала, раз ты оказался в фаворе, то не стоит портить тебе праздник своей кислой миной.
— Ты точно ничего бы не испортила! — тут же воскликнул я и растерялся. Как теперь будет правильным поступить? Обнять её и вывести прогуляться, чтобы девушка высказалась, в чём наверняка очень нуждалась? Или, возможно, оставить пока в покое? Про её дядю, который вроде был когда-то учителем, я что-то слышал от самой Маши ещё до нашего близкого общения — он жил в Жуковском, прямо напротив аэрогидродинамической трубы и девушка несколько раз громко вспоминала его и ЦАГИ, когда пыталась утихомирить
— Может, хочешь поговорить об этом? Могу я чем-то помочь?
— Боюсь, что нет. Ну, разве что просто держи кулаки за него и за меня, — всхлипнула Маша и вытянула вперёд свои длинные пальцы с облупившимся розовым лаком на кажущихся слишком тонкими ногтях, невольно напомнив мне услышанную от кого-то фразу, что подобное, как ничто другое, плохо говорит о девушке.
Я аккуратно принял их в свои руки, пожал и решил в одиночестве не ходить на обед, почему-то весь остаток рабочего дня вспоминая ставшие пустыми и тёмными глаза Маши и боясь провести параллель с засевшими где-то в их глубине тенями. Впрочем, эти образы преследовали меня только в моменты непродолжительных перерывов, пока я знакомился с папками по ВИП-клиентам, с которыми теперь предстояло работать, и удивлялся осведомлённости своей структуры о малейших нюансах их личной жизни. Так, например, один директор очень любил получать на Дни рождения необычные зажигалки, другой был неравнодушен к мальчикам, третий тайно переодевался в женское нижнее бельё, четвёртый — обожал минет в машине, и так далее. В основном читать подобное было неприятно, однако на фоне дел с каждым, оформленных официально и на личных отношениях, несомненно, это позволяло очень чётко выявить некоторые закономерности и наиболее удачные подходы в работе с каждым конкретным человеком. Впрочем, было кое-что, что, несомненно, объединявшее всех этих людей — желание оказать на высоте положения даже в каких-то несущественных мелочах, за чем частенько крылось сокрушительное поражение в другом. Впрочем, наверное, это частенько бывает и с обычными смертными, кто не умеет или не хочет расставить приоритеты, вникнуть в истинный ход вещей и начать действовать.
Ото всех этих хлопот и размышлений, меня оторвал голос Вениамина Аркадьевича:
— Смотрю, вы все в работе?
— Да, стараюсь внимательно вникнуть.
— Верно, верно. Время уже к шести часам и, в новом статусе, я бы рекомендовал вам уже начинать собираться домой или куда там вы планируете пойти вечером.
— Но я хотел, может быть, ещё немного задержаться.
— Послушайте, Кирилл. Вы подчёркиваете этим ваш статус и, между нами, частенько позволяете сотрудникам выполнять свою работу гораздо более эффективно, чем находясь с ними рядом. Заметили, что я очень редко выхожу из своей берлоги? А всё почему? Именно из-за этих соображений. Когда-то я, подобно вам, демонстрировал рвение, но нашлись люди, которые, так сказать, открыли мне глаза и, поверьте, результат был поразительный.
— Это можно расценивать как приказ? — улыбнулся я, невольно подумав, что впервые в моей карьере начальник настаивает на том, чтобы его подчинённый выходил немного раньше конца рабочего дня.
— Если хотите, да. Неофициальный, разумеется. Но на самом деле просто добрый совет, которому просто нужно последовать и довериться суждениям человека с опытом.
— Хорошо, если так, то я собираюсь.
— Отлично. Доброго вечера и до завтра!
Вениамин Аркадьевич неодобрительно покосился на выставленное перед ним мусорное ведро, о которое, развернувшись, чуть не споткнулся, и степенно удалился, стараясь не позволять рукам слишком сильно раскачиваться.
Я отложил все дела, убедился, что до шести ещё больше двадцати минут, потянулся и направился к двери. Хотя на самом деле получилось так, что фактически я всё равно вышел из здания вместе с остальными сотрудниками. Дело в том, что в главном корпусе я решил забежать перед дорогой в туалет, а гнутый запор немного заклинило изнутри, в результате на попытки выбраться ушло добрых четверть часа. Сначала я был уверен, что никакой особой проблемы нет и вполне реально открыть дверь самому, но чуть позже пришлось позвонить на пункт охраны и попросить о помощи. В итоге пара здоровенных разнорабочих, ещё минут десять давала мне через дверь разные советы.
— Попробуйте повернуть два раза влево, а потом один — направо, потяните ручку на себя и так открывайте.
Понятно, подобное шоу не могло не собрать массы любопытствующих и когда, наконец, рабочие взломали дверь и освободили меня, целая толпа коллег, большинство из которых я не знал совсем, встречали меня смехом и аплодисментами, словно героя, выжившего в невероятном сражении. Вообще-то забавно, и это оказалось одним из тех немногих случаев, когда я улыбался искренне и сам считал всё произошедшее достаточно смешным. Хотя конечно, был несколько удивлён здесь реакцией сотрудников, когда речь шла о начальнике и, скорее рассчитывал на их показную участливость и деланное возмущение. А когда я вышел на набережную, стараясь пропустить вперёд гомонящую толпу коллег и вяло отвечая на их громкие до свидания, меня неожиданно кто-то крепко ухватил сзади за плечи и, обернувшись, я увидел огромные, кажется, увидевшие нечто ужасное глаза Маши. Она тряслась и словно опадала вниз, глядя куда-то за меня, всхлипывая и шепча. — Я чувствую, что они скоро заговорят со мной, но ничего не могу с собой поделать.
— Кто? Тени?
— Да, но я не могу сейчас быть необычной. Только не в момент, когда может умереть мой самый дорогой человек. Неужели это не ясно?
— Я тебя прекрасно понимаю, крепись.
Обняв девушку, я приблизился к ограждению набережной и постарался опереть на него Машины руку — всё-таки для меня она была тяжеловата. При этом понятно, я испытывал двоякие чувства, но не находил в себе сил признать вслух, что девушке теперь, собственно, волноваться абсолютно не о чем — приговор ей вынесен, озвучен мне вслух в лифте и, скорее всего, как говорится, обжалованию не подлежит.
— Неужели они заговорят? Но что они могут сказать?
— Я не знаю, извини.
Нахмурившись, я почувствовал себя неприятно от своей лжи, однако прекрасно понимал, что никакие слова правды здесь ничего не изменят, и неожиданно сам для себя предложил. — Хочешь, поедем сегодня ко мне?
Маша отпрянула и отчаянно затрясла головой, отчего мне на щёку попала её слезинка. — Нет, нет. Ты что, не понимаешь? Если ты окажешься рядом, то меня могут заставить что-то сделать с тобой. А я этого не хочу!
Про себя я невольно подумал, что скорее велика вероятность обратного, поэтому, пожалуй, действительно не стоит торопить события. Интересно, как бы реагировала на всё происходящее девушка, знай правду? Убежала от меня, стала обвинять или просить о пощаде? Пожалуй, я не хотел этого знать, и выбранная роль утешителя меня полностью устраивала. — Хорошо. Тогда давай просто прогуляемся или где-нибудь посидим. Я никуда не спешу.
— Нет, я сейчас еду в больницу и хочу сделать это одна. Спасибо тебе, конечно, большое и, надеюсь, увидимся завтра.
Мгновение поколебавшись, Маша крепко меня обняла и, всхлипнув, устремилась в сторону метро. А я ещё долго стоял на набережной и смотрел вслед её развевающемуся бесформенному плащу булыжного цвета. Потом моё внимание переключилось на трёх молодых дворняг, раздобывших где-то носок и перекидывающихся им. Удивительно, что такие простые и неинтересные для большинства людей вещи способны привести животных в настоящий экстаз — возня выглядела очень комично, особенно когда перекрученный носок плюхался кому-нибудь на морду и вис на носу. Однако смеяться мне совсем не хотелось — даже наоборот, я почувствовал, как в глазах мягко закололо, что частенько было предвестником слёз, и мне почему-то вспомнился школьный двор, где мы любили играть «в сифака», бросая друг в друга ногами какой-нибудь грязный предмет, подвернувшийся под руку. Через какое-то время, оторвавшись от созерцания весёлых псов, я снова посмотрел в сторону большого автомобильного центра, в переходе у которого скрылась Маша и прошептал. — Желаю тебе удачи.