Останься со мной
Шрифт:
— Но… Я не готова, — заикаясь, произнесла я и покачала головой.
— Единственный способ начать процесс исцеления — говорить о случившемся открыто. Мы все на твоей стороне, Мия, — настаивал Арти. У меня пересохло во рту. Я попыталась сглотнуть, но не смогла. Смогу ли я это сделать? Смогу ли я рассказать всем, что я сделала?
— Вы не можете заставлять ее, — заявил Олли, как всегда, приходя мне на помощь. Он боялся за меня или боялся того, что я впаду в ярость прямо здесь, перед нашим консультантом.
Арти посмотрел на меня, игнорируя заявление Олли.
— Прошел месяц с тех пор, как ты вернулась из психиатрического отделения,
Стены вокруг меня обрушились, я переводила взгляд с Олли на Арти. Я провела потными ладонями по бедрам и мое колено подпрыгнуло под моими руками. Я сжала кулаки, когда гнев всколыхнулся во мне, мои ногти впились в ладони. Горячая ярость нарастала вместе со страхом. Я не могла рассказать всем. Я все еще была той злой маленькой девочкой, готовой взорваться в любую секунду.
Пока теплые руки Олли не накрыли мои.
Открыв глаза, я увидела, что он присел на корточки перед моими коленями, а его зеленые глаза смотрят на меня.
— Послушай меня, Мия. Если ты не готова, тогда не делай этого. Кого волнует, что говорит Арти.
Я оглядела комнату, и все в шоке уставились на нас. Шепот распространился по кругу, как лесной пожар, но Олли схватил меня за лицо, чтобы заставить смотреть только на него.
— К черту всех, они не имеют значения. Если ты хочешь рассказать свою историю, я прямо здесь. Это будем только ты и я. Если нет, я выйду из этой комнаты вместе с тобой прямо сейчас. Мы вляпаемся в кучу дерьма, но я сделаю это. Я же говорил тебе, Мия, ты не одна.
Терпение на лице Арти иссякло. Правда была в том, что я знала, что если я уйду из этой комнаты, даже если попрошу Олли не следовать за мной, он все равно это сделает. У Олли будут неприятности, и я не могла так рисковать. Единственны вариантом было рассказать свою историю, и после этого Олли уже никогда не будет смотреть на меня так, как раньше.
Я переводила взгляд с Олли на Арти и обратно.
— Я… можно мне минутку?
Нетерпение было очевидным, но, казалось, Арти вспомнил о своем умении быть чутким и ответил:
— Конечно.
Олли сжал мою руку, изо всех сил сдерживаясь перед всеми.
— Все в порядке. Иди сядь, — сказал я Олли, и он опустил голову.
Прошло несколько секунд, и он, наконец, встал и занял свое место на стуле.
Все наблюдали за мной, пока я встала и начала расхаживать за пределами круга. Пристальный взгляд не помог и только заставил меня еще больше нервничать. Я подошла к пианино и побарабанила пальцами по холодному, блестящему покрашенному дереву. Мой гипс наконец-то был снят, и я села и начала играть. Мои нервы постепенно успокаивались с каждой нотой, с каждым ударом клавиши, позволяя музыке завладеть мной, и мои нервы наконец успокоились.
Когда песня закончилась, я опустила руки с клавиш на колени. Они больше не дрожали. Я подняла глаза и увидела, что Олли наблюдает за мной. Он подпер подбородок руками.
Вот и все.
Олли никогда больше не будет смотреть на меня так, как раньше.
Я была уверена в этом.
— Мне было всего восемь лет, — сказала я, и все взгляды были прикованы ко мне, — и, насколько я помню, я была хорошей маленькой
— Но я была наивной и глупой девочкой. В моем мире не была зла. Все плохое случалось только в диснеевских мультиках. Кто знал, что у монстра нет рогов или острых зубов? Кстати, у него их и вправду не было. Я поняла это на собственном горьком опыте. Монстр, который причинил мне боль давным-давно, выставлял себя напоказ и был моим дядей, и тогда никто не предупредил меня, что собственная семья может причинить такую невообразимую боль.
— Когда он вошел в мою комнату в первую ночь, я не думала, что у него плохие намерения. Сначала я подумала, что он пришел поцеловать меня на ночь. Или, может быть, мне приснился кошмар, и он хочет утешить меня. Блядь, я не знаю. Но то, что он сделал, маленькая девочка не могла бы такое представить, мне было восемь лет, и я мало что понимала. Я думала, что семья должна любить тебя и заботиться о тебе.
— Но каждую ночь, когда мои родители засыпали, а весь свет в доме гас, и наступала тишина, что можно было услышать каждый малейший шум или шорох, приходил монстр. Каждую ночь в течение года он насиловал меня.
— В ту первую ночь я подумала, что меня наказывают, как будто я провинилась и заслужила это. Подобно тому, как мой отец отшлепал меня лопаткой, это был способ моего дяди наказать меня за то, что я уронила его пиво накануне. Или, может быть, это было потому, что во время ужина я сказала что-то не то. Я не знала и не понимала тогда. Но каждую последующую ночь он забирал с собой частичку меня.
— Ровно триста девяносто четыре ночи я плакала, и никто меня не услышал. Никто не потрудился мне помочь, и с каждой проходящей ночью я медленно умирала внутри, пока не превратилась в ничто. Каждое утро восход солнца напоминал мне, что я не была физически мертва, хотя так сильно хотела этого, чтобы мне не пришлось страдать еще одну ночь.
Я сделала паузу, чтобы глубоко вдохнуть. Слезы собрались в уголках глаз, и мое зрение затуманилось. Я не могла поднять голову. В комнате воцарилась тишина, и мои руки снова задрожали. Я впилась ногтями в свою плоть, чтобы унять боль в сердце и прерывистое дыхание. Волна ярости снова поднялась, когда звук выстрела эхом отозвался в памяти. Лицо моего дяди промелькнуло у меня перед глазами, и слезы, наконец, полились.
— И в последнюю ночь… — Я вытерла слезы дрожащими пальцами. — Я спрятала отцовский пистолет под подушкой. И когда дверь со скрипом открылась, и он наклонился надо мной, чтобы посмотреть, не сплю ли я, он заполз на меня, и его пальцы проникли под мою ночную рубашку, чтобы снять нижнее белье, я вытащила пистолет и выстрелила в него.
Я хватала ртом воздух, пытаясь рассказать остальную часть истории.
— Я пообещала себе, что больше никогда не буду плакать. Я больше никому не позволю причинить мне боль. Я больше не хотела ничего чувствовать, никогда. Я не хотела чувствовать боль, обиду, предательство, даже любовь, потому что все это было ложью. Я хотела, чтобы все это исчезло.