Останься
Шрифт:
– Привет! Ты принесла вафли? Папочка постоянно все заказывает.
– Неправда! – спорит мужской голос, и от его низкого тембра я чувствую покалывание по всему позвоночнику. – Кто здесь готовит лучшие в мире сосиски?
– Мамочка говорит, что в сосисках слишком много натрия, – доносится еще один тонкий голосок из квартиры. – Что такое натрий?
– Это… Либби? Ты открыла дверь?
Я просто стою у двери, как истукан, и пытаюсь понять, что к чему. И в этот момент в проходе появляется мужчина.
Большой мужчина. С широкой покатой
– Красотка? – Я слышу чей-то озорной голос.
– А? – Мне наконец-то удается оторвать глаза от самого восхитительного живота из всех, которые я когда-либо видела, и поднять их вверх. И в то же мгновение я встречаюсь с его спокойным, внимательным взглядом. На меня снова напал мистер Фриз, и я превратилась в статую девушки-курьера.
– Я правильно понял? ХТЭ значит «красотка»?
Его странный вопрос слегка сбил мое оцепенение.
– Н-нет, – заикаюсь я. – Хейли Тэйлор Эмери.
– Приятно познакомиться, Хейли Тэйлор Эмери. – Он протягивает мне руку для пожатия, и мне удается ее схватить. Его теплая и сухая ладонь сводит с ума. Мэтт Эриксон держит меня за руку. Этой рукой он забил тридцать два гола в прошлом году. А еще эта рука принадлежит телу, которое участвует в моих самых грязных фантазиях.
И здесь я понимаю, как неловко уцепилась за его кисть. Поэтому я шарахнулась от нее, как будто это не рука вовсе, а какой-нибудь электрический забор.
И тут меня замечает Руфус. Вот он гавкает от радости, и вот уже он мчится ко мне, скрежеща когтями по паркету. По дороге он сбивает с ног четырехлетнюю крошку, как шар для боулинга сбивает кегли. Он весь трясется от нетерпения, когда влетает в коридор.
От похотливых мыслей мой мозг словно в тумане, и я не оказываю Руфусу должного внимания. Поэтому пес вынужден брать ситуацию в свои лапы. Он становится на задние лапы, а передние опускает мне на бедра. Этого веса достаточно, чтобы меня завалить. Или это просто моя голова закружилась от близости Мэтта Эриксона. Так или иначе, я теряю равновесие, и мы вместе с Руфусом валимся на мягкое ковровое покрытие.
– Ух, – вылетает у меня, и Руфус начинает вылизывать мое лицо.
– Господи, – вздыхает Мэтт. – Руф, фу. Оставь бедную девушку в покое. – Он оттаскивает пса назад. – Ты в порядке?
Я бормочу свое невнятное «да». Оно, скорее, похоже на «дэм», потому что теперь он склоняется надо мной всей своей божественной красотой, и я больше не вижу ничего, кроме его груди. Вижу, как легкая россыпь темных волос сгущается у его пупка и дорожкой уходит вниз, под его спортивные штаны с низкой талией.
Я просто пялюсь на него.
Приходится закрыть глаза и перекатиться на бок, чтобы подняться на ноги. Щеки горят от стыда. Руфус снова понесся куда-то, вероятно, за своим поводком.
– Папуля? – говорит девочка, которая открывала мне дверь. – Мы теперь поедим вафель? Я проголодалась, – взывает она и
– Вот. – Я поднимаю пакет со смесью для вафель с пола и протягиваю ему. Мне нужно убраться отсюда и отдышаться минутку, или, еще лучше, годик. А потом я просто найду новую работу где-нибудь еще. Предположительно подальше от Мэтта Эриксона. Ну, на Таити, думаю, будет почти достаточно далеко.
Он забирает пакет. Потом наклоняется и берет дочку на руки. Она обнимает его за шею и кладет свою мягкую щечку на его голое плечо.
Чпок, чпок! С таким звуком лопаются фолликулы в моих яичниках.
– Спасибо, – громко говорит он. – Прости, здесь беспорядок. – Затем он улыбается, и мое IQ падает еще на пять баллов. – Как тебе вчерашняя игра?
– Было бесподобно, – говорю я честно. С той секунды, как я ступила на порог, это первое предложение, которое мне удалось родить. – Игра в нападении во втором периоде далась вам отлично. Она неплохо поспособствовала победе.
Когда его глаза от удивления становятся все шире, я понимаю, что мой внутренний хоккейный задрот изобрел совершенно новый способ меня опозорить.
– Неважно. Я побегу, если тебе больше ничего не нужно. – Например, мое голое тело в постели. Из-за того, что я стою так близко к этому мужчине, мне в голову лезут самые не-Хейли-подобные мысли.
– Мне предстоит еще одна короткая поездка, – говорит он, поглаживая дочку по спине. – Когда я уеду надолго, я отправлю Руфуса на собачье ранчо. Но если бы ты могла выгулять его вечером в воскресенье и утром в этот понедельник, я был бы очень благодарен.
– Без проблем. – Я сделаю все, о чем он меня попросит. Грустно, но это так. – В воскресенье у меня должно быть время… – Я пытаюсь наскрести парочку клеток мозга и впрячь их в работу, но это сложно сделать, глядя на его слегка заросший подбородок. Руки так и тянутся к его лицу, так и хочется коснуться этой жесткой щетины и пальцами ощутить ее. – Около сексти тридцати или семи.
В уголки его глаз сбегаются морщинки, и я мысленно перематываю то, что только что сказала.
– Шести тридцати или семи, – исправляюсь я. Отмена, отмена! Мне надо валить отсюда к чертовой матери. Этому мужчине нужно накормить своих голодных детей, а я тут почти истекаю слюной на его входном коврике. Я хуже Руфуса. – Пора идти. Приятно было поболтать, – заикаюсь я и пячусь к лифтам.
– До скорого, Хейли, – кричит он, пока я тороплюсь нажать кнопку лифта.
– Пока! – Мне удается попрощаться, и я наконец-то слышу замечательный звук закрывающейся двери. Я вся потная и еле дышу от напряжения – не так-то просто держать себя в руках рядом с самым горячим хоккеистом в мире. Я делаю шаг в лифт, и мой телефон сигналит о новом сообщении.
Мне страшно смотреть, но я решаюсь и вижу, что это всего лишь Дженни.
«И как? – она требует ответа. – Ты принесла этому мужчине безглютеновые вафли? Ты пригласила/заглянула на завтрак и быстрый секс?»