Оставалось семь дней
Шрифт:
И Володя узнал человека. Это он приехал на мотоцикле вместе с Беренмейером. Куда же он пошел? Наверное, за полицаями… Может быть, лучше убежать? Но поздно! Вот уже кто-то выходит!
Из флигеля вышел все тот же неизвестный в серой шинели. В руках он держал какой-то предмет. Подойдя поближе, он протянул его Володе…
— На…
Ничего не понимая, мальчик недоверчиво смотрел на него. Незнакомец немного подумал, затем достал свой фонарик и осветил небольшую буханку хлеба.
— На!..
Володя нерешительно взял хлеб в руки… Уж не смеется ли над ним этот немец? Наверное, за дверями прячутся полицаи. Сейчас они выскочат и схватят его, а потом отнимут буханку и скажут, что он ее украл.
Человек в серой шинели снова положил ему руку на плечо и повернул лицом к входу в подвал.
— Гей!
Все еще колеблясь, мальчик сделал шаг, другой… и вдруг, словно спохватившись, бросился бежать через двор.
Глава IV
ВОЛОДЯ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Осторожно, ощупью пробираясь в свою комнату, Володя услышал голос Нины. Она убаюкивала сестру и без конца повторяла один и тот же куплет знакомой с детства колыбельной песни:
Котя, котинька, коток. Котя, серенький хвосток! Приди, котя, ночевать. Нашу Катеньку качать…Эту колыбельную Нина пела каждый вечер, и нередко случалось, что под нее засыпала не только Катя, но и другие ребята, постарше. А Дима Жарский иной раз и сам просил: «Спой про кота… Не могу уснуть: очень есть хочется…»
Володя вошел тихо, стараясь не шуметь, однако Нина сразу встрепенулась и подняла голову.
— Это ты, Вова? — спросила она. — Где ты был так долго? Мальчик сел рядом с ней на солому.
— Подожди минуточку, Нина, — сказал он, все еще переводя дыхание после стремительного бега по двору. — Я сейчас все расскажу. Только сначала разбужу Колю…
— Я не сплю… — послышалось с другой стороны. — Ноги очень ломит… Тебе чего, Вовка?
— Я знаю, зачем приезжали эсэсовцы, — сказал. Володя, понизив голос.
— Ну?
— Они хотят всех нас похоронить.
— Откуда ты это взял?
— Подслушал разговор полицаев.
И Володя слово в слово пересказал все то, о чем говорили Скоба и Конопатый. Его выслушали, не перебивая.
— Значит, они собираются похоронить нас живыми… — не то спрашивая, не то отвечая сама себе, задумчиво произнесла Нина.
— Почему — живыми? Наверное, сначала пристрелят… — невесело откликнулся Коля.
У Володи ком застрял в горле.
— Пристрелят или не пристрелят… Не все ли это равно! — почти выкрикнул он. — Надо придумать, что нам делать?
— Тише, Володя, — остановила его Нина, — всех разбудил. А что нам делать, я пока не знаю. Сейчас подумаем…
— Ах, если бы не мои ноги! — вздохнул Коля.
— Что б тогда было?
— Я ушел бы… сегодня же… еще ночью!
— Опять ты за свое! — упрекнула его Нина. — Ты бы ушел… А мы? А другие?
— Ты не поняла меня, Нина… Ничего вы не знаете! Вы думаете, я тогда пробирался в деревню? К родным? А у меня и родных-то тут не осталось… Нет, я искал партизан…
— Партизан? Зачем? — удивилась Нина.
— Как — зачем! Я хотел рассказать им о нашем лагере… Хотел попросить их, чтобы они нас освободили… Ну и, конечно, задали перцу продажным шкурам… и Беренмейеру!
Володя затаив дыхание слушал Колю. Так, значит, он бежал к партизанам!..
— А где они, Коля? — спросил он. — Где ты их искал?
— В лесу, конечно!
— В каком лесу?
— В любом… Мне говорили старшие ребята, что они всегда скрываются в лесах…
— И в том, что за этим оврагом, тоже?
— Может быть…
— Тогда я пойду к ним! — неожиданно для самого себя решил Володя.
— Ты?
— Да, я!
— Ты не дойдешь…
— А ты бы дошел?
— Сейчас нет… А потом, мы забыли о Гелле. Ведь она все равно никому не даст уйти… Разве только Кате…
Володя опустил голову. Они и вправду забыли о Гелле.
Эту огромную, свирепого вида овчарку привезли к ним в Лесково еще в середине прошлого лета, сразу после первого побега Коли Вольнова. Она стерегла своих пленников на совесть. Не было случая, чтобы Гелла не задержала беглеца или не заставила его вернуться обратно. Так случилось с Колей да и с другими ребятами тоже… И ее боялись все… Все, кроме Кати!
Володя хорошо помнил, как в первый же день, едва завидев овчарку, девочка подбежала к ней и с радостным криком «Собачка!» обняла за шею. Нина тогда чуть не умерла от страха. Но Гелла не тронула Катю и даже слегка вильнула хвостом. И они подружились.
А осенью, когда Конопатый замахнулся на Катю, которая нечаянно попалась ему под ноги, овчарка бросилась на полицая и повалила его на землю.
После этого происшествия Геллу стали запирать. Теперь ее выпускали только ночью, чтобы она охраняла лагерь, или в случае побега кого-нибудь из ребят. Однако она по-прежнему добросовестно исполняла свои обязанности и уйти от нее было невозможно.
— Да, она только Катю пропустит, — задумчиво продолжал Коля. — Но, если бы ее и не было, нам все равно не добраться до партизан…
— Почему?
— Ослабли мы очень. Месяц назад я был крепче и то через два часа выдохся. На голодный желудок далеко не уйдешь…
При этих словах Володя встрепенулся.
— Я принес хлеб! — сказал он.
— Хлеб?!
— Да, мне дал его немец…
— Какой немец?
— В серой форме… Тот, что приехал с Беренмейером… Я встретил его во дворе, и он дал мне буханку. А я — то испугался, думал, что он хочет отвести меня к полицаям.