Оставалось семь дней
Шрифт:
— Может быть, он коммунист? Или антифашист? — предположил Коля. — Артемий Васильевич говорил, что есть среди немцев и такие…
— Может быть…
Коля взвесил буханку на руке.
— С ней можно было бы добраться и до партизан, — сказал он. — Если бы не Гелла!..
— Раздели хлеб, Нина, — попросил Володя.
— Нет, ты возьмешь его с собой, — спокойно отвечала девочка.
— С собой?
— Да, ты пойдешь искать партизан…
— А Гелла?
— Я задержу Геллу… До утра!
— Но как?
— Очень просто… Я разыщу ее во дворе и дам
— Ну и что?
— Потом я покажу ей на подвал и скажу «зухен»…
— Что ты ей скажешь?
— «Зухен». Это слово говорили ей полицаи, когда пускали по твоему следу, Коля. Я слышала…
— Что же будет дальше?
— Что дальше? Гелла спустится в подвал искать Катю. А мы закроем дверь и не выпустим ее отсюда до рассвета…
— А если она будет лаять?
— Пусть себе лает… Из подвала ее никто не услышит.
— Молодец, Нина! — Коля был в восторге. — Иди, Володя! К утру ты будешь уже далеко!
Володя ничего не ответил. Он растерялся и был рад темноте, которая скрывала его от Коли и Нины. Лишь бы они не заметили, что он струсил!.. Потому что он действительно струсил… Его пугал ночной лес, пугало одиночество. Он боялся заблудиться и замерзнуть, боялся возможной погони… Но идти было необходимо.
— Тебя надо собрать, — засуетилась Нина. — Ватные чулки еще крепкие, они выдержат. Телогрейка очень рваная, но у нас другой нет. Горло повяжи шарфом. Шапку мы возьмем у Димы. Она ему велика, а тебе будет в самую пору…
— Но как же Дима? — запротестовал было Володя.
— Ничего, — вмешался Коля. — Когда он проснется, я ему все объясню. Главное, чтобы ты дошел! Понимаешь? Ты должен дойти! Иначе всем нам крышка!
Володя молча подчинился, но на сердце у него становилось все тревожней.
— Подожди. — Коля поднялся на локте. — Через овраг ты не перебирайся, лучше иди по аллее, а потом по большаку. Влево от него будет проселочная дорога. По ней ты доберешься до леса. А в деревню не заходи. Там тебя будут искать. Понял?
— Я пойду за Геллой. — Голос девочки задрожал от волнения. — А ты лезь на окно и жди. Если мне удастся заманить ее в подвал, я крикну: «Иди!» — и ты выпрыгнешь на улицу. Счастливо, Володя! И помни, на тебя вся наша надежда!..
— А ты взяла что-нибудь, чтобы дать понюхать Гелле? — спросил Володя.
— Да, старую Катину варежку. Прощай! И она выскользнула из комнаты.
— Эх, Володька! — Коля пожал ему руку. — Если бы не мои ноги, мы ушли бы вместе… И торопись! Ведь полицаи говорили, что все это случится скоро…
— Я найду партизан! — с неожиданной уверенностью воскликнул Володя. — Найду! Будь спокоен!..
Глава V
В ЛЕСУ
…Перед Володей стоял сам Альфред Беренмейер. Обер-шарфюрер насмешливо смотрел на него и улыбался. Точь-в-точь, как на последней проверке. Володя попытался отвернуться, чтобы не видеть этой страшной улыбки, но его шея будто одеревенела. Он хотел закрыть глаза, но они не закрылись. А Беренмейер продолжал улыбаться, и его улыбка, казалось, говорила: «Я знаю, ты подслушал разговор полицаев и пошел искать партизан, чтобы помешать моим планам. Но у тебя ничего не вышло. Теперь ты замерзнешь здесь, а твоих товарищей я все равно похороню. Нах айнер вохэ!»
Володя застонал и очнулся. Его спина застыла, руки и ноги были как чужие. Он лежал на снегу. Но почему он лежит? Ему надо спешить… Что с ним случилось прошлой ночью?..
Нине удалось заманить в подвал Геллу. Володя слышал, как девочка крикнула ему: «Иди!» — и выпрыгнул из окна. Стремясь выиграть время, он довольно быстро добрался до леса. Искать дорогу было некогда, отдыхать тоже: он ждал погони и решил двинуться напрямик… Поминутно увязая в снегу, больно ударяясь в темноте о стволы деревьев, падая и вставая, Володя, подгоняемый все нарастающим страхом, упорно продвигался вперед. Лишь к рассвету, вконец измученный, он нашел хорошо утоптанную тропу. Здесь он остановился, съел хлеб и, немного отдохнув, отправился дальше. Тропа привела его в самую чащу… и вдруг оборвалась. Оборвалась неожиданно, словно ее ножом обрезали. Вокруг, куда ни глянь, лежал снег. Вероятно, лучше было бы повернуть назад, но Володя вспомнил о Гелле и опять стал пробираться сквозь сугробы, пока дорогу ему не пересек длинный и очень глубокий овраг. Обессиленный и отчаявшийся, он вернулся по своим следам на тропу и упал, потеряв сознание.
Где-то близко захрустел снег. Володя поднял голову, и к нему разом вернулись все прежние страхи. Прямо на него шел какой-то человек. Неужели его все-таки выследили?
Но он не сделал попытки убежать. Не стал даже прятаться за дерево. Будь что будет! К тому же этот незнакомец вовсе не походил на полицая или эсэсовца. На нем был старый, добротный ватник, на голове шапка-ушанка, на ногах огромные, много раз подшитые валенки. Он слегка волочил правую ногу, но двигался очень быстро.
Поравнявшись с мальчиком, незнакомец остановился и несколько секунд молча его разглядывал.
— Как это ты сюда попал? — ворчливо, хотя и без малейшего раздражения спросил он. — Ты из какой деревни-то?
Голос у него был низкий и грубоватый, но небольшие карие глаза из-под сурово насупленных бровей смотрели ласково.
— Что ж ты молчишь? — продолжал он. — Надо отвечать, коли тебя спрашивают. Из какой ты деревни?
— Я не из деревни, — чуть слышно промолвил мальчик. Его страх постепенно проходил; в душе зарождалась слабая и смутная надежда, что этот человек ему поможет.
— Ну, а коли не из деревни, так откуда же?
— Из Лескова.
— Откуда?
— Из Лескова… из лагеря…
— Эге! Так ты это, что ж, сбежал, значит?
Володя кивнул головой. Незнакомец продолжал хмуриться, но глаза у него стали еще более ласковыми и добрыми.
— Похоже на то, что вас там не больно сытно кормили, — сказал он. — Ишь как ты отощал! Одна кожа да кости!..
— Нас не кормили…
— То есть как это не кормили? Какую-нибудь баланду-то небось давали?