Осторожно, стекло! Сивый Мерин. Начало
Шрифт:
Алексей Гривин и женщина в белом плаще продвигали свой «транспорт» по направлению к платной автостоянке.
— Если хотите, могу подбросить, нет проблем — я на колёсах, — Алексей старался выглядеть галантным.
— Нет, нет, благодарю вас, спасибо, не надо, я автобусом до Домодедова. Мне ведь ещё лететь и лететь. Натерпелась я с вашими ящиками. — Было похоже, что она настроена поскорее избавиться от своего провожатого и не скрывала этого. — До свидания.
— Ну что ж, тогда мягкой посадки.
— Спасибо.
Они разошлись в разные стороны.
Гривин аккуратно уложил коробки в багажник голубой «Волги», завёл двигатель,
Гурам Аджурия, пропустив вперёд несколько машин, поехал следом, стараясь не упустить «Волгу» из вида.
Человек со Шрамом расплатился с диспетчером, сел за руль зелёного «Опеля». К нему кинулся потный, взъерошенный пассажир.
— Шеф, до центра, сколько скажешь, шеф…
«Шеф», не обращая на него внимания, резким спуртом вывел машину со стоянки, помчался в сторону Ленинградского шоссе. Когда впереди замаячил «жигулёнок» Аджурия, он сбавил скорость, вписался в поток. Гривинская «Волга» его не интересовала.
По Ленинградке в обе стороны медленно тянулись густые потоки машин.
Гривин поменял в магнитофоне кассету, салон автомобиля заполнила громкая ритмичная музыка.
При въезде в Москву потоки убыстрялись, держать в поле зрения голубую «Волгу» Гураму Аджурия становилось всё труднее. Переходя из ряда в ряд, приходилось грубо нарушать правила движения. Милиционеры хватались за свистки, но, увидев номерные знаки на машине «хулигана», отворачивали морды в сторону.
У Человека со Шрамом, похоже, были те же проблемы: шустрый «жигуль» вёл себя на дороге так нагло, что даже сверхманёвренный «Опель» временами оказывался в дураках. Не один раз «дорожные поборники» махали и перед его носом своими полосатыми палками, но всё те же магические номерные буквы спасали «немца» от неприятностей.
«Кортеж» машин промчался по Ленинградке, свернул на Беговую улицу.
Гривинская «Волга» остановилась у дома № 3 по улице 2-й Боткинский проезд.
Аджурия проехал вперёд метров двести, развернулся, припарковал машину на противоположной стороне.
Человек со Шрамом занял позицию неподалёку. Он видел, как любознательный водитель «Жигулей» достал миниатюрный аппарат и приступил к «фотосессии» Гривина, который в это время, громко насвистывая лихую джазовую мелодию, переносил коробки из багажника в подъезд дома. В далёком детстве Никитин тоже питал страсть к фотографированию. Особенно ему нравился процесс печати, когда на чистом листе белой бумаги, под воздействием ничем не отличающейся от обыкновенной воды жидкости, сказочным образом постепенно возникали лица или пейзажи, давным-давно запечатлённые им на целлулоидной плёнке. И на этот раз он не отказал себе в удовольствии вспомнить приобретённые когда-то навыки, и его длиннофокусный аппарат профессионально запечатлел хозяина «Жигулей», Гурама Аджурия в самых разнообразных ракурсах. Затем он сопроводил этот «Жигуль» до Садового кольца, до здания Министерства внутренних дел, удостоверился в том, что одна из входных дверей именно этого учреждения захлопнулась за героем его фотоупражнений, и только после этого набрал на своей телефонной трубке несколько цифр.
— Алё, это Никитин. Заинтересованность подтверждаю. Надо расставаться.
Ответ абонента его не интересовал. Он убрал телефон в нагрудный карман и, не обращая больше ни на что внимания, помчался в сторону улицы Горького.
Поздно вечером к тому же дому № 3
Водитель вызвал лифт. Мимо него с громким визгом промчалась небольшая лохматая собачонка, за ней с криком: «Буш, подожди, Буш, я кому говорю подожди», пытался поспеть хозяин — вихрастый парень лет четырнадцати. Вдвоём они вылетели на улицу. Лохматая собака первым делом обнюхала незнакомую машину, подняла лапу и облегчилась на заднее колесо.
— Фу, Буш, фу, нельзя, — негрозно прикрикнул хозяин.
«Буш» порыл лапами землю и пустился наутёк.
На пятом этаже все три двери, выходящие на площадку, были обиты одинаковым чёрным дерматином. Водитель «Волги», не раздумывая, подошёл к одной из них, три раза нажал кнопку звонка. Ему долго не открывали, пришлось звонить ещё и ещё, пока, наконец, за дверью не послышались шаркающие шаги:
— Кто?
— Кто-кто? Иван пихто. Ты что там, умер? Лёш, открывай, это я.
— Кто «я»?
— Я, Лёш. Ну — я, Юра. Юра Чибилин. Ты что? Открывай.
— Чибилин?
— Ну!
Алексей Гривин в махровом банном халате с мокрой головой и полотенцем через плечо долго заглядывал в «глазок», возился с многочисленными замками, приоткрыл на цепочку дверь.
— Ты, что ли? Заходи. Не узнал, извини, богатым будешь.
— Друзей надо узнавать по голосу, — упрекнул его Юрий. — Полчаса звоню.
— Редко видимся, извини, не узнал. Заходи. Дверь захлопни, — крикнул он из ванной комнаты. — Что не позвонил?
Юрий не ответил.
— Раздевайся. Я щас.
Водитель вошёл в комнату. Огляделся. Задвинул на окнах шторы. Открыл, заглянул в шкаф. Задержался у телевизора, понаблюдал за происходящим на экране групповым изнасилованием, прибавил громкость. Прошёл на кухню. И там задвинул шторы.
Гривин в ванной комнате сушил голову феном. Рядом на стуле затрещал переносной телефон.
— Алё. Алё-ё-ё! — Он крикнул. — Юр, заткни телик, не слышно. Алё, Ань, ты? Подожди секунду. Ю-ю-юр, заткни его, не слышу ни хрена.
Юра вернулся в комнату, носком ботинка выдернул вилку из розетки.
— Да, Ань. — Алексей продолжил разговор. — Привет. Тут ко мне дружок зашёл… А? Да нет, говорю — дружок. Ну ладно, не валяй. Не валяй, говорю. Я только с самолёта. Позвони завтра. Ну — не рано. Ну ладно, давай. Ну давай. Давай. — Он отключил связь, крикнул:
— Юр, выпьешь? Там в баре хороший дринк.
— Я за рулём.
— Ну смотри. Я щас.
Он склонился над ванной, и в этот момент прозвучали два негромких щелчка, напоминающих выстрелы из пистолета с глушителем.
Алексей Гривин перегнулся через бортик кафельного корыта и замер в очень неудобной позе: босые ноги его остались на полу, а голова, руки, плечи — большая часть туловища оказалась под водой. Живой человек без водолазного костюма в таком положении долго находиться не может. Но шло время, вода постепенно окрашивалась в красный цвет, и, похоже, никакого контрольного выстрела не требовалось. Но он прозвучал так же, как и предыдущие два — почти беззвучно.